— Мистер Додж! — кричала она. — Вы должны что-то сделать! Они исчезли! Их украли! Он украл их!

Она оглянулась вокруг, увидела иностранца в белом и указала на Акбара.

— Это он! Он вор, укравший мой жемчуг!

И тут, к удивлению всех гостей, она упала в обморок.

8

Все произошло в одно мгновение. Некоторые дамы устремились на помощь даме, которая лежала, распростершись на ковре, а несколько мужчин обернулись к Акбару с намерением схватить его.

Эдуардо не двинулся с места, но весь напрягся в предвкушении схватки. Он даже хотел, чтобы дело дошло до этого. Слишком долго он чувствовал себя взаперти в этих гостиных, чтобы его темперамент не взбунтовался.

Вперед вышел один из мужчин. Он был крупного телосложения, с большой головой, густыми усами и с внешностью преуспевающего человека. Засунув пальцы в карманы жилета и откинув голову, он смотрел на Акбара из-под полуопущенных век.

— Тебя обвиняют в краже жемчуга той дамы, — прогудел он. — Что ты на это скажешь?

— Ничего! — ответила Филадельфия, встав между Эдуардо и мужчиной. — Мой слуга может украсть не более, чем я. Как вы можете обвинять его?

— Это миссис Олифант обвинила его, а не мы, — возразил ей мужчина. — И я так полагаю, она знает, что говорит!

— Глупости! — возразила Филадельфия. Как это часто случалось и раньше в моменты стресса, ее французский акцент испарился. В ту же секунду она почувствовала, как палец Эдуардо уперся ей в спину. — Это невозможно!

Мужчина измерил Акбара долгим изучающим взглядом.

— Твоя хозяйка, конечно, вправе утверждать, что человек, который у нее служит, честен, но я все равно хочу проверить содержимое твоих карманов.

Эдуардо улыбнулся, расставив ноги для большей устойчивости.

— С разрешения мемсаиб вы можете попробовать.

— Я на вашем месте был бы осторожен, мистер Броутон, — посоветовал Генри Уортон. — Был слух, что этот парень у себя в стране совершил убийство.

— Спасибо, мемсаиб, — пробормотал Эдуардо так тихо, что услышала его одна Филадельфия.

Она и забыла о своей выдумке, которую выдала портье отеля на Пятой авеню о том, что ее индийский слуга убивал непослушных слуг.

Она бросила мрачный взгляд на Генри.

— Да, сэр, я предполагала, что вы мне друг. Мне очень жаль, что я ошиблась.

Она почти пожалела, когда увидела, как зарделись его уши.

— Я всегда доверял вам, мисс де Ронсар.

Это Акбару он не доверял, но вряд ли осмелился бы сказать ей об этом. Он с глуповатым видом огляделся вокруг, взвешивая, следует ли ему принимать сторону этого иностранца, даже если он влюблен в его хозяйку.

— Дама говорит, что ее слуга невиновен, и я верю ей.

— Я сожалею, мистер Уортон, но должен сказать, что этим делом должна заняться полиция. Мы пошлем за ней, и пусть они разбираются.

— Правильно, в полицию его! — выкрикнул кто-то из мужчин.

— Да, да, — согласился с ним другой. — В полицию!

Филадельфия побледнела. Ей не нужно было слушать бормотание Эдуардо, обвинявшего ее, чтобы понять, что менее всего она могла допустить, чтобы их допрашивали в полиции. Стоит им присмотреться к Эдуардо, как они смогут разглядеть его маскировку, а тогда, если это произойдет…

— Надо быть очень осторожными. Иностранцы. В обществе их никто не знает. Я, например, никогда не слышал…

Она услышала голос, произносивший эти грязные намеки, повернула голову, и в поле ее зрения оказалась хитрая физиономия маркиза д'Этаса. Он стоял в кругу дам и разглагольствовал. Когда он появился в салоне? И почему так радуется, что она оказалась в такой затруднительной ситуации? Если он намекнет властям о своих подозрениях на ее счет, то она, как и Эдуардо, может попасть в тюрьму.

— Минуту! — закричала она. — Почему я должна терпеть такое унижение? Нет, нет и еще раз нет! — Она обернулась к Генри, испытывая некоторые угрызения совести, что вновь спекулирует на его чувствах к ней, но полная решимости спасти Эдуардо и себя любой ценой. — Неужели вы ничего не можете предпринять, месье? Ваша тетя, что она скажет, когда узнает, что произошло со мной?

Генри подошел к ней и взял ее руки в свои.

— Моя дорогая мамзель, вы можете быть уверены, что я защищу вас.

— И Акбара?

Он взглянул на бородатого язычника и вновь подумал, почему этот человек ему так не нравится.

— Его обвиняют в воровстве, а это уж дело полиции, — безнадежно сказал он.

Она вырвала свои руки.

— Прекрасно, месье. Теперь я вижу, какова ваша преданность. Я сама справлюсь.

Она отмахнулась от него и прошла туда, где на диване сидела, всхлипывая, дама, потерявшая свои жемчуга.

— Мадам Олифант, выслушайте меня, пожалуйста.

Ее властный голос заставил плачущую даму посмотреть на Филадельфию с тревогой.

— Мадам, вы обвинили моего слугу в воровстве, и я настоятельно требую, чтобы вы отказались от своего заявления.

— Ни за что! — оскорбленно заявила дама. — У меня пропали мои жемчуга, и я хочу, чтобы мне их вернули!

— Естественно, что вы этого хотите. Я тоже была бы в отчаянии, если бы пропали бриллианты де Ронсаров. — Она проверила, что бриллиантовое колье по-прежнему у нее на шее. — Но я не стала бы обвинять вас, мадам, если бы обнаружила их пропажу.

Глаза у дамы расширились.

— Надеюсь, что нет!

— Вот именно! Вот и вы не должны обвинять моего слугу в воровстве!

Дама возмущенно посмотрела на нее.

— Он весь вечер прячется в холле. Каждый, кто выходит из салона, вынужден пройти мимо него. — Она посмотрела на Акбара, и его вид заставил ее вздрогнуть. — Посмотрите на него. Он напоминает мне какого-то бородатого сарацинского язычника. Я уверена, что нас должны защитить от него.

— Мадам, он — моя защита, и я доверю ему свою жизнь, как вы доверяете своему мужу. — Произнося эти слова, она оглянулась вокруг и убедилась, что супруг миссис Олифант странным образом отсутствует здесь. А где месье Олифант?

Дама опустила глаза.

— Его здесь нет. Он сегодня неважно себя чувствует.

— Вы одна?

Дама бросила на Филадельфию враждебный взгляд.

— Конечно нет! Меня сопровождает маркиз д'Этас.

— Ах вот оно что! — Филадельфия вложила в эти слова всю многозначительность, на которую была способна. — Маркиз был свидетелем кражи?

Растерянная женщина начала заикаться.

— Ну, я… не могу сказать с уверенностью…

— Тогда говорите приблизительно, — выпалила Филадельфия, нервы ее были напряжены до предела. — Маркиз был рядом с вами, когда произошла кража?

— Нет, я ведь не знаю, в какой момент украли жемчуг. Маркиз оказался первым, кто заметил пропажу. — Она разволновалась. — Малиновое мороженое, которое я съела, не понравилось мне, и маркиз галантно предложил проводить меня в библиотеку, где не так много народу и где я могла бы отдохнуть.

Она взглянула в его сторону и обнаружила, что он смотрит на нее с откровенной неприязнью.

— Мадам Олифант совершенно права, — сказал маркиз, видя, что все смотрят на него. — Я тоже чувствовал себя неважно в присутствии этого дикаря в тюрбане. Он встал у нас на пути, когда я сопровождал мадам Олифант из салона. Когда мы пошли в библиотеку, я увидел, что жемчуг исчез с шеи мадам Олифант. Я вспомнил, что в холле с нами столкнулся этот человек. Недавно подобный вор столкнулся со мной на улице и вытащил у меня из кармана табакерку, украшенную драгоценными камнями. — Он уставился на Филадельфию тяжелым холодным взглядом. — Мне говорили, что карманный вор может снять у вас с пальца кольцо, когда пожимает вам руку. — Он повернулся к хозяину дома. — Я прошу вас, месье Додж, не обижаться за это сравнение. Конечно, нельзя ожидать таких происшествий в нашем обществе.

Филадельфия тоже обратилась к хозяину дома:

— Скажите мне, месье Додж, такие кражи на приемах редко случаются в Нью-Йорке?

— Что вы, дорогая? Напротив, — отозвался Джеральд Додж. — Воровство стало бичом светского сезона в Нью-Йорке.

— Вот как? — Филадельфия постаралась спрятать радостную улыбку от этого сообщения. — И что делалось в связи с этими кражами?

— Мало что можно было сделать, если приглашенных было немного и все они хорошо известны хозяевам.

— А вы, месье, тоже страдали от воров?

— Золотые карманные часы, кольцо с ониксом и некоторое количество денег во время встречи Нового года, — раздраженно ответил он.

Эдуардо хранил молчание, но теперь он хмыкнул, поняв, к чему клонит Филадельфия.

— Кражи происходят в лучших домах? — допрашивала Филадельфия хозяина.

— Да, — проворчал он.

— У меня пропали мои любимые часы на вечере у Олифантов после парада на Пасху, — неожиданно высказался веселым голосом Генри, начиная понимать, что происходит. — Мадемуазель де Ронсар и ее слуга появились в обществе всего несколько недель назад, а воровство в светских домах происходит уже месяцами.

— Вот как?! Я начинаю понимать, — победоносно заявила Филадельфия. Она обвела салон медленным взором. — Воровство для вас не новость, и тем не менее сегодня вы предпочли заподозрить иностранцев, потому что легче обвинить меня и моего слугу, чем искать настоящего вора среди вас.

Все прятали глаза перед ее взглядом, и она расчетливо решила подозревать маркиза.

— Я должна сказать вам правду, добрые люди! Среди вас есть вор! Но это не мой слуга!

Когда ее слова замерли в напряженной тишине, Филадельфия быстро повернулась, подошла к Акбару и протянула ему руку, чтобы он мог поддержать ее.

— Проводи меня домой, Акбар. Я устала от такого веселого вечера.


— В высшей степени интересный вечер, — заметил Эдуардо, когда нанятый ими экипаж тронулся.

Филадельфия откинулась на спинку сиденья, голос ее дрожал, как и руки.

— Это было гнусно! Отвратительно! Унизительно! Никогда в жизни я так не боялась!

— Вы были великолепны.

— Я бы этого не сказала. У меня было ощущение, словно я съела кусок протухшего мяса.

— Это пройдет, это нервы.

— Вот как? И за это я должна быть благодарна? А вы, вы жаждали драки?!

— Возможно, — пробормотал он. «Как приятны, — думал он, — эти моменты, когда она забывает о страхе, об осторожности и приличиях».

— Вы сошли с ума? Ваша маскировка могла открыться!

Он ухмыльнулся.

— А почему я не должен защищаться? Мы ничего плохого не сделали.

— Еще как сделали. Я была там гостьей только потому, что Доджи уверены, что я не та, кем я являюсь.

Он чуть подвинулся, чтобы ее плечо коснулось его плеча.

— А вы не заметили? Половина Пятой авеню выдает себя за тех, кем они не являются. Они обычные люди, которые тем или иным образом разбогатели. Теперь они сбросили с себя старую оболочку и изо всех сил стараются обрести новую. В моей стране происходит то же самое. — Он снова пошевелился, пристраивая свою руку поудобнее у нее за спиной. — Я сделал свое состояние, копаясь в грязи, и нашел красивые камешки, вроде тех, которые украшают вашу шею. — Он щелкнул пальцами по ожерелью. — Вы когда-нибудь спрашивали у вашего отца, как он начал сколачивать свое состояние?

— Он был банкиром, — ответила Филадельфия.

— А кем он был до того? — Его пальцы коснулись ее шеи. — Или вы всегда были богаты?

Она задумалась, нахмурив лоб.

— Не знаю.

— Вы никогда не спрашивали. Интересно. — Он говорил бесстрастно, и слова его звучали несколько оскорбительно. — Ответ мог вам не понравиться.

Прежде чем она успела возмутиться, он слегка погладил кончиками пальцев ее шею и сказал:

— В конце концов, мы никому не причинили вреда нашим маскарадом.

— Вы так считаете? — возразила она, встревоженная ощущением его пальцев на своем затылке. — А как насчет миссис Ормстед?

Он взвесил ее слова.

— Я думаю, она может поддержать наше маленькое предприятие, так как обладает характером и редким талантом получать удовольствие от самых простых ситуаций.

Она взглянула на него, пытаясь разгадать причину его умиротворенности. Беспечное выражение его лица, которое она разглядела при свете уличного фонаря, подтвердило ее ощущение, что его колено прижимается к ее. Он выглядел как Акбар, произношение было как у сеньора Тавареса, но взгляд его принадлежит полуобнаженному незнакомцу, чей поцелуй заставил ее удивляться — знает ли она его вообще? Она постаралась втиснуться в угол кабриолета.

— Вы самый странный мужчина, какого я когда-либо встречала.

Он дотронулся пальцем до ее шеи.

— Я уже говорил вам, милая, что предпочитаю, чтобы вы считали меня загадочным.