Поцелуй был неторопливым и сокрушающе чувственным. Это было медленное движение губ, изящное скольжение языков, легкий наклон наших голов, грациозные движения бедер.

Хейли все плакала, и я прервала поцелуй, уткнулась ей в шею, погрузив лицо в теплую, соленую кожу, время от времени проводя по ней губами. В конце концов, наши тела замедлились и совсем остановились.

– Энди, я люблю тебя, – прошептала она.

Я коснулась губами ее шеи.

– Я тоже люблю тебя, Хейли.

Она уснула в моих руках, и солнце мирно закатилось за горизонт. Наш день кончился.

Я закрыла глаза, крепче обняла Хейли и заснула.


Тихо, как только могла, я натянула майку и шорты. Бюстгальтером я пренебрегла. А потом я повернулась к ней. Хейли спала лицом ко мне, лежа на животе, укрытая одной простыней. Такая спокойная, такая красивая…

Я натянула кроссовки, подошла к постели, наклонилась и прикоснулась к ее губам.

– Прощай, Хейли, – прошептала я и поспешила прочь.

Был понедельник, и я сказалась больной. Я никогда раньше не пропускала ни работы, ни занятий, за исключением того дня, когда родилась моя дочь, а теперь в моей жизни появилась Хейли, и вот, пожалуйста, я прогуливаю чуть ли не раз в неделю.

Я улыбнулась иронии всего происходящего. Правда заключалась в том, что я как раз не хотела видеть Хейли. Я с ней уже попрощалась, а продолжать было бы слишком больно.

Так что я провела этот день дома. Мы с Бунзеном погуляли на солнышке, и я все пыталась собрать в кучку свое разбитое сердце, чтобы я снова смогла дышать, чтобы начать жить заново, и чем скорее, тем лучше.

День клонился к закату, когда я спустилась в подвал. Меня все еще переполняли эмоции и чувство утраты, нужно было найти способ избавиться от них.

Я надела майку и спортивные шорты, перебинтовала руки и начала тяжелую, изматывающую тренировку. Особо досталось моему боксерскому мешку, свисавшему с потолочной балки. Я била, наносила удары руками и ногами, сопровождала каждый удар криком, в общем, я делала все возможное, чтобы уничтожить моего врага, моего демона, который никак не хотел меня отпустить.

Я остановилась со сбитым дыханием, мокрые волосы прилипли ко лбу, мне показалось, что я слышу какой-то звук. Я прислушалась…

Динь-дон.

Сердце сжалось, в глазах защипало. Бунзен зашелся в счастливом лае, и я поняла, кто это. Я не могла, я не могла ей открыть.

Динь-дон.

Я затаила дыхание, бешеный стук сердца почти заглушал все остальные звуки, но в итоге я услышала, как хлопнула дверца и завелась машина.

Я закрыла глаза и рухнула на мат, сжимая голову руками.


Я вошла в клинику, мысленно прикидывая, как дела в лаборатории, как продвинулись исследования после установки нового оборудования. Со всем этим бредом, в который превратилась прошедшая неделя, у меня совершенно не было времени повозиться с нашими новыми игрушками.

Я толкнула дверь и увидела, что Саманта уже трудится в поте лица. Она подняла голову и улыбнулась мне:

– Привет, док. Как самочувствие? Полегчало?

– Выживу, – ответила я, направляясь в кабинет. Я выудила ключи, отперла замок, щелкнула выключателем и замерла на пороге.

На моем столе, на листке бумаги лежал мячик куш. Словно в замедленной съемке, я подошла, опустила ключи на стол и уселась в кресло, все еще не отводя глаз от мячика.

Я тяжело вздохнула, и вся моя напускная сдержанность пошла трещинами и стала рушиться с каждой проходящей секундой. Я схватила игрушку, ощущая знакомые колючки и понимая, что последним, кто к ним прикасался, была Хейли.

Я отложила мячик, взяла сложенную записку и прочла: «Я всегда буду любить тебя. Пусть у тебя на память останется хотя бы маленькая часть меня».

Внизу листа было аккуратно выведено печатными буквами: «Я надеялась на другой исход».

Я опустила голову и часто задышала, слепо шаря рукой в поисках куша.

– Энди?

Услышав мягкий голос, я подняла голову. Саманта стояла в дверях, засунув руки в карманы халата. Я ничего не ответила, только заморгала, пытаясь подавить слезы, запихать их обратно, где там они обычно хранятся.

– Чего?

– Я просто хотела сказать, если тебе нужно поговорить, то я здесь, с тобой. Хорошо?

Я улыбнулась и закивала.

– Спасибо, Саманта, я в порядке, – я встала, взяла свой халат и надела его. – Идем, поработаем.

Я было пошла к выходу, но вернулась, взяла куш и сунула его себе в карман.

Утро пошло своим чередом, и я погрузилась в хорошо знакомый мир науки, все было путем, я по уши закопалась в работу, позволяя исследованиям полностью завладеть мною. Это был чудесный отвлекающий фактор.

Мы все восстановили и даже немного продвинулись со времен аварии.

– Саманта, я пойду, раздобуду кофе. Тебе что-нибудь принести из кафетерия?

– Да, принеси мне этот их банановый кексик, знаешь?

– Понял, сделаю.

Я шла и тихонько насвистывала себе под нос. Было почти время ланча, одиннадцать-тридцать, но я знала, что сегодня мне ланч не светит. Так много всего нужно было сделать, так много нагнать и вообще, я планировала сделать сегодняшний день историческим. Ужасно хотелось наконец добиться результата, проникнуть в тайны человеческого тела. Мы были уже так близко.

В кафетерии было шумно, работники перекликались, подготавливаясь к наплыву посетителей. А пока в помещении была от силы дюжина человек, если считать как посетителей, так и персонал. Я глянула направо, на стойки с едой и остолбенела, увидев табличку: «Специальное предложение дня – ржаной сэндвич с тунцом».

Внезапно куш стал оттягивать мой карман, и все мои защитные барьеры рухнули с треском.

Я добралась до столика и тяжело опустилась на стул. Рука сама по себе скользнула в карман. Я вытащила куш и записку, записку положила на стол, а куш сжала в руках. Я снова перечитала слова и склонила голову. В груди что-то сжалось, в глазах стало саднить, и тут чья-то ладонь легла мне на плечо.

Я вскинула голову, сердце стучало где-то в горле, и встретила внимательный взгляд карих глаз.

Все мои надежды рухнули, и я снова уставилась на куш.

– Энди, ты в порядке?

Эйрин села рядом и прикоснулась ладонью к моей руке. Я кивнула, но ничего не ответила.

– Я тебе не верю. Что случилось?

– Она уехала, – тихо сказала я, и оттого, что я произнесла это вслух, мне стало еще хуже.

– Кто уехал?

– Хейли.

– А. Я так и думала… Я уже привыкла видеть вас, ребята, вместе.

Она подвинулась ближе и прочла записку.

– Энди, мне так жаль, – ее рука сжала мою. – А что случилось? Куда она уехала?

Ее слова были такими мягкими и добрыми…

– Она вернулась в Калифорнию.

– Почему?

– У нее там своя жизнь, – я снова опустила голову и почувствовала, как перехватывает в горле. – Я люблю ее, Эйрин, – прошептала я.

– А она тебя любит? – я кивнула. – Тогда почему ты не поехала с ней?

– Она предлагала. Я не могу уехать. Не могу оставить работу, не могу оставить… просто я не могу уехать.

– Знаешь, Энди, было время, когда я обрадовалась бы, увидев тебя в таком состоянии. Но сейчас я сама обрела счастье, и я знаю, как это может быть, как должно быть. Ты не безразлична мне, и я хочу, чтобы ты была счастлива.

Я посмотрела на нее, и по моей щеке скатилась слеза.

– Ох, милая моя, – она потянулась ко мне и вытерла ее пальцем. – Иногда за некоторые вещи стоит бороться, Энди, – прошептала она, но тут у нее запищал пейджер. – Черт, мне надо бежать. Прости!

Она вскочила и обняла меня за плечи.

– Удачи, Энди!

Я слышала, как удаляются ее шаги, смотрела на смешной мячик со щупальцами, который все еще держала в руках, который принадлежал Хейли… И вдруг я поняла, что мне нужно делать.

Я оттолкнула стул, сунула куш и записку в карман, повернулась к двери и побежала изо всех сил, побежала так, будто за мной гналось мое одинокое прошлое, будто меня преследовал призрак женщины, которую я не могла отпустить.

– Давай, догони ее, Энди! – прокричала мне Эйрин, когда я пролетела мимо.

Я вырвалась из дверей на стоянку, подскочила к джипу, щелкнула кнопкой сигнализации и трясущимися руками сунула ключ в замок зажигания. Господи, что же я наделала?

Я глянула на часы на приборной доске, было десять минут первого, значит, Хейли уже едет в аэропорт. До аэропорта было не меньше часа езды, так что мне придется лететь, как на пожар.

И что я буду делать, когда доберусь туда? Зачем я еду? Что я ей скажу?

Шоссе расстелилось передо мной, сердце отсчитывало каждую милю, кровь шумела в ушах, в голове все плыло.

Я нажимала на газ, держась около верхнего предела ограничения скорости. Только бы не слететь с дороги и ни в кого не врезаться! Я должна увидеть ее. Еще хотя бы раз увидеть ее!

Вот уже шоссе превратилось в узкую двухполосную дорогу, ведущую к аэропорту.

Краем глаза я заметила знакомый автомобиль. Я обернулась, чтобы рассмотреть его, и в следующую секунду уже отчаянно давила на тормоза, яростно оглядываясь, чтобы снова увидеть его. Ага, вот он!

Мои шины запищали, когда я развернулась на 180 градусов прямо посреди улицы. Водитель ехавшей сзади машины возмущенно засигналил, когда я пронеслась мимо него, но мне было наплевать. Я вжала педаль газа в пол и помчалась вперед, обгоняя другие машины, оказавшиеся между нами. Наконец я пристроилась прямо за ней.

В зеркале заднего вида я могла разглядеть ее глаза. Машина была забита чемоданами.

Я начала сигналить, как безумная, чтобы привлечь ее внимание. Она оглянулась, и ее голубые глаза удивленно распахнулись. Маленькая машина резко затормозила, я чуть в нее не врезалась, и она скатилась на обочину в туче пыли. Я проделала тот же маневр, заглушила двигатель, и, бросив дверцу открытой, побежала на другую сторону, к ней. Хейли чуть не сбила меня с ног.

Я прижала ее к себе, мы обе разрыдались.

– Ты что творишь? Ты с ума сошла? – почти прокричала я, и мое сердце грохотало в груди, едва не разрываясь. Хейли подняла на меня покрасневшие глаза.

– Я не могу оставить тебя, Энди, – прорыдала она и охватила мое лицо обеими руками. Я непонимающе уставилась на нее.

– Что? Что ты такое говоришь?

– Я говорю, что не могу уехать. Для меня там больше нет жизни, – она ткнула в сторону аэропорта. – Моя жизнь здесь, с тобой. Я люблю тебя!

Она тряхнула меня, чтобы до меня быстрее дошло. Я прижала ее к себе.

– Я тебя тоже люблю.

«Очень странным образом, ты делаешь меня цельной».

Голос Линды замер и затих, и с закрытыми глазами она опустила микрофон. Аудитория вскочила на ноги, а она улыбнулась всем:

– Спасибо, Миннесота! Так здорово оказаться дома! Всем счастливого четвертого июля!

Зал взорвался аплодисментами, из-за сцены открытого амфитеатра рванулись в небо фейерверки, отражаясь в ближайшем озере.

Певица помахала на прощание и окончательно покинула сцену – публика вызывала ее на бис четыре раза.

– Ну что, идем? – спросила я, когда аплодисменты затихли, и зрители стали расходиться. Хейли с улыбкой посмотрела на меня.

– У нас по плану еще встреча с певицей.

Ее улыбка стала еще шире, она встала и протянула мне руку. Мы шли по боковому проходу, ожидая, пока люди разойдутся и можно будет выйти в центральный. Хейли повернулась ко мне:

– Знаешь, я до сих пор удивляюсь, насколько легко доктор Хаггарти уладил мою отставку в университете.

– А вот меня это совершенно не удивляет. Ну кто, будучи в здравом уме, вернется к преподаванию в университете, если есть возможность заниматься любимым делом в лучшей клинике страны?

Она улыбнулась и притянула меня к себе.

– Я так рада, что наше предложение цены на дом прошло сегодня.

– Мм, я тоже рада.

– Знаешь, меня прельстила разноуровневая гостиная.

– Нет, нет. Это точно был камин в спальне.

Я поцеловала ее в щеку, и мы пошли к той стороне сцены, где нас будут пропускать в гримерку к артистке.

– Знаешь, а я на днях присмотрела еще одно замечательное помещение.

– Замечательное для чего? – Хейли взялась за ручку двери, ведущей за сцену.

– Я прямо так и вижу на двери табличку: «Хейли Корриган, доктор медицины».

Она пристально посмотрела на меня и прошептала:

– Ты хотя бы приблизительно представляешь, как я тебя люблю?

– Наверное, примерно так же, как я тебя. Идем, Линда заждалась.