Как и ожидалось, Андрей даже упоминание о синяке проигнорировал.

— То есть я тебе сонный и ленивый больше нравлюсь? — он всем корпусом развернулся в ее сторону. — Дездемона, кто ж тебя так утомил? Вот и оставь женщину на неделю в одиночестве!

— Да я, как раз, рада. Только необычно это. Ты ведь, как медведь, спишь после матчей, а тут…

— Вырубился в самолете. Поел и вырубился, — простой ответ. О том, что снилось Андрей предпочел не рассказывать. Хватило и того, что Иван вынужден был дважды будить его. Нервы в последнее время были ни к черту, даже поспать спокойно не получалось.

— И даже симпатичные барышни из группы поддержки о колени не потерлись? — как бы не всерьез поинтересовалась Настя.

— Не хочешь услышать правду — не спрашивай! — наставительно, словно мудрый учитель нерадивым ученикам, пробубнил собеседник.

Но не успел он закончить фразу, как Настя вжала в пол педаль тормоза. Машину немного повело, но Барская справилась. Резко отстегнула ремень безопасности, рывком откинула кресло Таранова и взобралась к нему на колени. На все про все секунды три. Андрей, довольный тем, как сработала провокация, не сопротивлялся. Даже шею вытянул, чтобы удобнее было душить — их любимая игра, которая всегда заканчивалась одинаково и не скоро.

— Подлец… — Настя, рыча, прихватила зубами его за нижнюю губу и немного оттянула. — Играться он удумал!

Капитан время тратить не стал — добыча сама попалась в руки. Вытащил рубашку из брюк, просунул под нее руки и жадно провел ладонями по голой женской спине. Своя. Аромат, бархатная кожа и приглушенный стон узнавания… Соскучился.

Застежка бюстгальтера сдалась с первой попытки. Рубашку просто задрал повыше и впился губами в острый сосок. «Вот теперь действительно хорошо», — промелькнула мысль.

* * *

В себя пришли лишь через пару минут. У Андрея мучительно ныло в паху от неудовлетворенного желания. Настя кое-как приводила в порядок одежду. Хорошо хоть ничего не порвали впопыхах. С этим несносным мужчиной бывало и такое. Сегодня обошлось, лишь соски саднило так, что бюстгальтер хотелось стянуть через рукав и закинуть подальше.

— Знаешь, солнце, — Таранов раздраженно поерзал в сиденье. — В брюках меня больше не встречай! Это жестоко!

— Потерпи. Я как-нибудь заглажу свою вину, — многозначительно ответила Настя, заводя машину.

— Ну-ну, я запомнил! Загладишь, пригладишь и не раз!

— Пошляк, — Барская прыснула со смеху. Такой серьезный и уставший, а мысли все об одном: не поспать — так отдохнуть иначе. И как он только справлялся до нее и без нее? Может зря она не ревнует?

— Я не пошлый, а целеустремленный и соскучившийся, — с показной обидой пояснил Андрей.

— Очень? — Настя мысленно взвесила все «за» и «против». Уже самой не терпелось стянуть с него куртку и все остальное, забраться вдвоем под одеяло и не отпускать до утра. Показывать, как соскучилась, не словами, а делом.

— Страшно! — не стал лгать.

— Тогда никаких магазинов, сразу едем ко мне, — и пока он не успел возразить, добавила. — Ты ведь не хочешь, чтобы я снова испортила кофе и подпалила твою турку?

Против этих аргументов Таранову нечего было сказать. За время, проведенное вместе, он твердо убедился в одном: какой бы красивой и умной ни была эта женщина, какой бы понимающей и способной ни была она в постели, а кофе Барская варила ужаснейшее. Отрава хуже и не придумаешь, причем в его любимой турке. А это само по себе кощунство!

* * *

Свет в квартире зажигать не стали. Настя не успела дотянуться до выключателя, как оказалась прижатой к стене. «Вот так всегда!» — она не удивлялась. С подозрительным звоном упала на пол тяжелая спортивная сумка. За ней еще что-то, шуршащее, легкое. Оставалось лишь догадываться, что именно. Таранова было не остановить. Он то целовал, то стаскивал одежду, то матерился, ударяясь о стену и дверь. Все в спешке, как на пожаре. Словно кто-то посмел бы вырвать у него из рук женщину.

— Милый, дай хоть секунду отдышаться, — Настя уперла ладони ему в грудь, отдаляясь. Кто ж знал, что это самое «соскучился» будет таким прямолинейным и нетерпеливым. Они так и до кровати не доберутся, а на утро вся квартира будет напоминать поле боя. Хорошо, вазы и цветы уже переставлены — сказывался горький опыт. Но сегодня спешить не хотелось. И темноты не хотелось. Она была хороша лишь для тайн, а для занятия любовью — нет. В этом процессе не до секретов. Глаза в глаза, душа в душу — и уже не секс.

Но дотянуться до выключателя все равно не сумела. Капитану до темноты не было дела. Он хотел свою женщину и прямо сейчас.

— Может, поужинаешь вначале? Я быстро подогрею, — без особой надежды прошептала Настя.

— Солнце, нас в самолете кормили, — Андрей, не обращая внимания на сопротивление, упрямо тянул вниз ее строгие брюки.

— И тебе хватило? — в интонации Барской сквозило недоверие.

— После третьей порции — да! — голос был хриплым — верный признак того, что мысленно он уже глубоко в ней.

С брюками удалось разобраться, и сейчас настал черед рубашки. Пуговиц на ней оказалось немерено. Подумав пару секунд, мужчина переключился на трусики и чуть не порвал шелк. Настя издала отчаянный стон и поддалась. Как можно было бороться с сытым, нетерпеливым и возбужденным мужчиной? Гиблое это дело. Проще бульдозер остановить. Упрощая задачу обоим, она принялась за рубашку. Пальцы быстро расправились с маленькими пуговичками, и вскоре та вместе с бюстгальтером бесшумно упала на пол. Андрей, заметив это, довольно крякнул, потом подхватил Настю под ягодицы и понес в кровать.

«Ничего со времен каменного века не поменялось», — подумалось ей. Остальные связные мысли потонули в потоке ощущений. Ничего не видя в кромешной темноте, оба постоянно натыкались губами на пустоту, путались в постельном белье, ударялись о спинку кровати. Не выдержав, Андрей прижал Настю своим телом к матрасу, одной ладонью заломил за голову руки, а вторую просунул между бедер. Женщина послушно замерла. Попалась.

— Скучала? — еле сдерживаясь, прорычал над ухом.

— Ни капельки, — Настя толкнулась бедрами навстречу его пальцам.

— Врешь!.. — чуть не взвыл, почувствовав, какая она влажная и горячая. Его! Готова.

— Да-а-а… Не останавливайся…

Опытные пальцы неспешно ласкали чувствительную плоть. Лишая разума, делали, все как нужно. Правильно для нее. Ритм, нажим и точки — все, как любила. Каждый палец на своем месте, каждое движение безукоризненно, и только по свистящему, резкому дыханию понятно, как трудно ему самому держаться. Аванс за право обладания. Плата за скорое удовольствие и возможность выпустить на волю собственные желания. Как хочет, сколько хочет — с ней и для нее.

Настя кусала губы, отворачивая лицо от поцелуев. Все поцелуи потом, сейчас только ощущения. Ноющие, томительные, зажигающие внутри сладкую пульсацию. И когда только ее способный ученик успел превратиться в маэстро? Или сама так изголодалась? Стала отзывчивой к малейшему касанию и научилась отпускать мысли. Это он, и не нужно волноваться. Он поймет и не осудит. Примет такой, какая есть, и сделает обычной. Удовлетворенной, расслабленной и медлительной. Может даже чуточку глуповатой.

Каждый раз поражалась переменам. И как только раньше жила на свете, не зная, что можно так забываться? Где Барская, где Настя — кто их разберет. Все переворачивалось с ног на голову. Вот и сейчас сердце от восторга останавливалось. Еще чуть-чуть, и прощай самоконтроль.

У них получится, не в первый раз — так во второй, не во второй — так в третий. Без поддавков и ожидания — само собой.

Зарисовка 3. Сон.

Андрей проснулся от резкого толчка в бок. Разлепил глаза. Нет, не гостиница, и пнул его не Борис. Рядом с тихими стонами металась, словно в бреду, Настя. Что-то шептала, хныкала, изгибалась всем телом. Подобное было впервые. Таранову потребовалось несколько секунд, чтобы окончательно придти в себя, и еще целая минута, чтобы разбудить ее.

Ей снова снилась зима. Вновь перед глазами ветер закручивал на земле снежные кольца, вновь дикий холод пронизывал тело.

Нужно было идти. Шагать непонятно куда, искать спасения. Кто-то с другой стороны снежной стены ждет ее — чувствовала. Кому-то там она нужна. Муж, дядя, родители? Сама не знала, вязла в глубоких сугробах и путалась в лицах, что чередой проносились в памяти. Кто же он? Нет ответа. Дойти и узнать — только так, несмотря на усталость, непроглядную белую завесу и собственный ужас.

«Там любят!» — сбила с ног неожиданная догадка. Непонятно откуда взялись уверенность и новые силы. Любят! Ее! Ее, а ни кого-нибудь другого.

Ветер, играючи, сорвал с головы платок, разметал волосы. Вьюга пыталась остановить, одурманить своей заунывной песнью, увлечь не туда. За шиворот и в сапоги попал снег. Он стекал по спине и по щиколоткам противными тонкими ручейками, но женщине было все равно. Как угодно, но выдержит все. Не собьется с пути, не остановится. Впереди кто-то был. Фонарь качнулся, осветив на миг человеческий силуэт. Мужчина. Протягивает к ней руки.

Сердце от радости сжалось, а на глаза накатились слезы. Настоящие слезы, не те горькие слезинки отчаяния, что выклянчил ветер. Сейчас уже ревела, не сдерживаясь. От счастья и навзрыд.

Вдруг в шуме ветра со спины что-то прогрохотало, со свистом ударило в грудь. Красивый полушубок, который и от холода то не спасал, против этого вовсе был бессилен. Боль пришла не сразу. Вначале отяжелели ноги, потом ослабли руки. Веки налились свинцом, но она продолжала бороться. Ведь впереди он! Еще шаг, два, три…

Липкая, теплая струйка медленно стекла с груди по животу. Густые бурые капли упали под ноги.

Четыре, пять… Оглушительная боль острым кинжалом пробила тело насквозь.

Шесть, семь… Тело обессилено валилось в глубокий сугроб, а тот, кто мог бы подхватить, был слишком далеко.

Восемь, девять… Она не дошла — это было сильнее боли и страха.

Одиннадцать… Судорожно хватая воздух, Настя с ужасом поняла, что снова проиграла. Навсегда осталась в своей ледяной могиле, украшенной кровавыми алыми маками. Спасения не было.

Настя с трудом вынырнула из кошмара. Как затравленный зверек, огляделась по сторонам. Ее квартира и кровать… Андрей. Он был рядом, пытался как-то успокоить, гладил ее своими большими сильными руками. Руки! Да, сейчас она вспомнила их. Эти руки тянулись к ней во сне. До него она не дошла и потеряла навсегда.

«Навсегда!» — паника комом подкатила к горлу. Холод острыми колючками впился в спину, заставил вздрогнуть.

Ее мужчина, вот он рядом, такой надежный и большой. Он близко, он никуда не уходит, но не верилось. Ужас снежной ночи держал клещами. Там не дошла, там потеряла… Все было так реально, по-настоящему! «Не отдам!» — Настя чуть не взвыла от отчаяния. Смутные предчувствия, воспоминания и догадки слились в одну чудовищную лавину, которая смяла все на своем пути. Кошмар из сна выплеснулся в реальность, а ничего не понимающий Андрей все пытался успокоить ее дрожащее тело. Растирал спину, что-то шептал. Но все было не то. Бесполезно. Только настоящая близость. Он. Весь. Каждый сантиметр горячей кожи, запах, голос, страсть… Без остатка и прямо сейчас!

Настя, как безумная, прижалась к нему, толкнула на подушки и устроилась сверху. «Милый, не противься, не мешай мне, умоляю!» — кричал каждый жест и каждый взгляд. Останови он ее хоть на миг, и все — быть истерике. Оголенные нервы, казалось, звенели от напряжения. Андрей каким-то шестым чувством ощутил ее потребность! Он по-прежнему ничего не понимал, но не сопротивлялся. Даже когда раздвинула языком его губы и с тонким всхлипом вся отдалась жадной ласке. Совершенно незнакомая Настя, дикая и голодная. Она заражала своим желанием, выбивала почву из-под ног бешеным напором. Пылающие тонкие ладошки были везде. Гладили мускулистую грудь и плечи, царапая, спускались к животу и ниже. Дотрагивались так, что он готов был кончить от малейшего касания тонких пальчиков к нему, готовому и твердому. Вслед за пальцами она и сама придвинулась ближе, развела бедра и медленно опустилась сверху.

Пусть не готова, пусть больно и трудно — так даже лучше. Уж боль точно не даст ей забыться. Эта давно знакомая спутница сейчас не пугала, наоборот — успокаивала, держала в реальности. Ее мужчина, ее боль… Остальное — сон. Андрей ошалел от первого проникновения. Тесно и почти сухо. Ярость адреналиновой волной ударила по голове. Он готов был обматерить ее, сбросить с себя, перекинуть через колено и лупить по заднице, пока не поймет. «Сумасшедшая! Что ты творишь?» — немой вопрос сверкал в злых серых глазах. После третьего проникновения терпение лопнуло. Что бы там ни требовали хищные инстинкты, чего бы ни желало его собственное дикое начало, как бы сильно ни хотелось продолжить… Нет. Дурацкое изнасилование, и он в этом участвовать не желает! Хрен с ним, с возбуждением. Перетерпит, не впервой, но продолжать… Нет! Пас!