— Поймет что?

— Вам не скажу, вы как они… А он хоккеист!

Более запутанного комментария он и дать не мог. Кто такие «они» Барская решила даже не пытаться узнать.

— Значит, хоккеист… — она задумчиво покрутила в руках телефон.

Их тех хоккеистов, которых она знала, не задумываясь, примчался бы только один. Другой знакомый хоккеист скорее всего будет долго грязно материться и, в конце концов, бросит трубку. Первый был в Канаде, а у второго — завтра игра. Бросив последний раз взгляд на закрытую дверь, Настя набрала Бориса.

* * *

Когда спустя двадцать минут в парадную дверь спортивного комплекса постучали, немолодой охранник Всеволод Порфирьевич вспомнил имена всех святых, которых знал. Громоздкая фигура гостя не внушала оптимизма. Еще меньше его внушал суровый, злой взгляд пришедшего.

— Боря, ну наконец-то, — Анастасия Игоревна Барская незаметной тенью выпорхнула из коридора и принялась собственноручно открывать мудреные замки. — Прости еще раз, но вызвать полицию я не решилась.

— Правильно, куда уж полиции до меня? — огромный лысый мужчина коротко кивнул сторожу и двинулся за гостьей.

Всеволод Порфирьевич с изумлением посмотрел на удаляющуюся парочку и пошел заваривать себе чай. Стараниями нахального пацаненка привычное, спокойное дежурство превратилось в не пойми что.

— Костя! — мощный бас Конева заполнил коридор. — Прекращай спектакль и открывай дверь.

— Борис Иванович? — мальчишка явно не ожидал такого поворота.

— Нет, крестная фея! — хмыкнул хоккеист. — С розовыми крыльями и волшебной клюшкой.

— Костя, — тут уже вмешалась Настя. — Дядя Борис специально приехал, чтобы поговорить с тобой. А у него, между прочим, завтра игра и надо отоспаться. Открой, пожалуйста, дверь.

— А правда, вы не будете вызывать полицию?

Настя с Борисом переглянулись и хором ответили:

— Нет!

— И ругать меня не будете? — Костя, как настоящий переговорщик, попытался выпросить для себя необходимые условия.

— А вот этого обещать не могу, — проигнорировав умоляющий взгляд Барской, изрек хоккеист.

Когда в замке повернулся ключ, Настя не поверила удаче. Упрямый мальчишка решил-таки довериться своему кумиру. Сам кумир заразительно зевал рядом и, судя по выражению лица, никакого особого восторга не испытывал. Опережая Бориса, женщина потянула дверь. Ослепительно яркий свет из раздевалки резанул по глазам.

— Вы обещали не ругаться, — пугливо повторил Костя.

— Еще че… — Борис сделал шаг в комнату и замер. Все слова застряли в горле.

На него, не мигая, смотрел щуплый паренек. Старенькая, потрепанная куртка, истоптанные ботинки и яркий вязанный шарф на тонкой шее — казалось бы, обычный пацан, каких тысячи. Шалопай, нагло считающий, что взрослые должны плясать под его дудку. Казалось бы… Глаза говорили иное. Огромные, синие, они взволнованно смотрели на вошедших из-под длинных, как у девчонки, ресниц и сверкали отчаянным огнем. Ни нахальства, ни дерзости. Страх.

— Пацан, — Борис присел на корточки. — Что случилось? Ты от родителей сбежал?

Костя мгновение подумал, а затем отрицательно замахал головой.

— Это не ответ.

— Нет… — с трудом выдавил он.

— Ты можешь мне нормально ответить, где твои родители? — собеседник начинал заводиться.

— У меня нет родителей. И бабушки… — мальчишка зажмурился, будто боялся, что глаза его предадут. — Больше нет! — не заплакал, выдержал.

— Господи, — Настя, все это время настороженно наблюдавшая за происходящим из-за спины хоккеиста, закрыла рот ладонями.

— Только не вызывайте полицию, пожалуйста. Я не хочу назад в детдом, — Костя переводил испуганный взгляд с женщины на мужчину, боясь услышать ответ. — Все равно снова сбегу.

— И что же ты здесь искал, боец? — Борис тяжело вздохнул.

Сомневаться в словах паренька не приходилось. И глаза, и одежда, и эта проклятая бессонная ночь — все говорило в его пользу. Сбежал.

— Тренер сказал, что мне надо играть. Я способный, — он добела сжал кулаки, будто готов был силой отстаивать свою позицию. — А пожить я и здесь могу. Мне много не надо.

— Здесь? Да… — Конев обвел взглядом убогую раздевалку с маленьким окошком под потолком. — Хоромы! А кушать что ты будешь, где будешь мыться?…

— Боря, не надо, — видя, как опустились плечи мальчишки, Настя не выдержала. Страх и отчаяние Кости ощущались, как свои собственные. Будто не он сейчас стоял, как на заклании, перед грозным кумиром, а она сама… Много лет назад перед дядей. До ужаса знакомое ощущение, шрам на душе, который никогда не зарубцуется. Глаза защипало.

— Настя, — Конев хотел сказать, что они бессильны в этой ситуации, но, вновь глянув на испуганного ребенка, передумал. — Ладно. Что сейчас делать будем? Ночь за окном.

— Ночь… — как в тумане подтвердила Барская.

— Вот! До утра все равно ничего не решится, а пацану оставаться здесь нельзя.

— Нельзя…

— К себе в квартиру я его забрать не могу — мал еще знакомиться с настоящим мужским бытом. Так что… — он обернулся к Насте и вопросительно приподнял брови. — Ну?

— Костя, — она стряхнула с себя оцепенение. Решение было очевидно. — Давай, ты сегодня переночуешь у меня, а завтра мы что-нибудь придумаем?

— Соглашайся, Костян! Так будет лучше, — Конев, наконец, поднялся на ноги. — Тетя Настя тебя и накормит вкусно, и спать уложит.

— Но я хочу дождаться тренера, — мальчик попятился к стене.

— М-да… — Борис потер колючий подбородок, соображая как бы уговорить парня.

— Я привезу тебя завтра сюда, — вместо него ответила Настя.

— Обещаете?

— Обещаю, — еще не до конца понимая, на что идет, подтвердила она.

Мальчик недоверчиво взглянул на странную женщину, но больше ничего спрашивать не стал. Не посмел. Бабушка слишком хорошо его воспитала.

* * *

В этот раз Фиат снова завелся по первому же повороту ключа. Машина будто жила своей жизнью, выбирая, когда преподносить неприятности, а когда исправно работать. Правда хозяйка об этом не задумывалась. Она вообще старалась не думать. Вращала руль, переключала передачи — ехала домой. Рядом на пассажирском сиденье дремал ребенок, чужой, одинокий и невероятно упрямый. Что его ждет? Великое хоккейное будущее или казенные стены детских домов и ПТУ, счастливое детство или беспросветное одиночество?.. Настя тихо вздыхала, изредка поглядывая на маленького пассажира. Собственные важные планы потеряли значение, а сомнения и тревоги, царившие до того в душе, сменил покой.

Маленький серебристый Фиат вез двоих к высотному, современному дому в центре города. Ни спешки, ни суеты. И никто из сидящих в автомобиле не догадывался о том, что в это же самое время на другом континенте, в далекой Канаде, машина скорой помощи везла в больницу, сжимающего зубы от боли, хоккеиста. Не вовремя среагировал, не сгруппировался. Слишком много мыслей в голове, непозволительно мало внимания. Результат.

Не так должен был закончиться этот день, не к тому стремились люди на разных полушариях необъятной Земли. Но что произошло — то произошло, наперекор планам и надеждам.

Зарисовка 4. На два континента

Беззвездная ночь погрузила город в серую, непроглядную тьму. Даже снег не спасал. Словно на дне океана, за окном царили холод и пугающая тишина. Редкие огни автомобилей, как лучи батискафов, изредка разрывали пелену темноты и быстро исчезали.

Женщине на широкой двуспальной кровати не спалось. Несмотря на усталость и позднее время, сон никак не желал приходить. Вместо него в голове роились мысли, и вспыхивали яркими образами картинки из прошлого и настоящего: сжимающий ее в объятиях на этой кровати любимый мужчина; его отрешенный, прощальный взгляд в экране ноутбука; десятки безликих дней и хрупкая надежда на новую жизнь. Без Него, но семьей. С ребенком. С частичкой чужого, неизвестного ей человека. Хрупкий шанс стать матерью.

Тоска запустила липкие щупальца в душу, обхватила безысходностью. Мысли впились иголками в виски, разослали по телу боль. Одна. Во всем мире одна. Никому больше не нужная, цветущая внешне и увядшая внутри. Настя провела ладонью по лицу, стирая жалость. Устала, и от нее тоже. Надо спать. Снова смежила веки. Вдох-выдох, медленно. Мысли прочь, спокойствие и сон. Не вышло. Из соседней комнаты донесся глухой стон, и ее как холодной водой окатило.

— Костя! — губы прошептали имя, и руки тут же схватили с прикроватной тумбочки халат.

Мальчик спал неспокойно. Тяжело сопел, по шею укутавшись в теплое одеяло. Волосы на лбу слиплись от пота, но не раскрывался. Одеяло — защита, под ним спокойно. Как рядом с бабушкой. Та обнимала его во сне, шептала на ухо какие-то слова, ласковые и добрые. О «взрослых», которых нужно слушаться. Об учебе, которая прокормит. О собаке, которую он заведет, когда станет большим. Собаку хотелось очень, ради нее и «взрослых», и учебу можно было перетерпеть. Он сильный, он со всем справится. Так все говорили.

Во сне бабушка улыбалась, и он улыбался вместе с ней. Добрая, любимая бабушка.

Снова стон, снова тело подрагивает, будто борется. С пробуждением, с явью.

Настя присела на краешек кровати, не решаясь прикоснуться к влажному лбу ребенка. Рука поднималась и плетью опускалась вдоль туловища. Барьер. Не преодолеть. Почему? Смотрела и не понимала.

Костя. В свете ночника скрюченная фигурка паренька под мягким одеялом казалась еще меньше. Сейчас, во сне, он уже не казался таким независимым и отважным, каким был в раздевалке. Не нужно было храбриться и прятать страх. Чего это стоит, Барская знала лучше всех. Слабость за маской силы. Досрочно закончившееся детство. Она плотнее запахнула халат, чувствуя, как знакомый холодок ползет по телу. До сих пор не изжитая тоска тяжелым якорем тянула на дно, в холод, темноту и одиночество. Настя тряхнула головой, пытаясь всплыть — не вышло.

На кровати перед ней нервно дернулся и всхлипнул ребенок. Бездна обернулась лужей. Исчезла.

— Я здесь, Костя, с тобой. Все хорошо, — ладонь женщины нежно погладила его по голове.

Мальчишка резко раскрыл свои огромные синие глаза. Испуг, замешательство, узнавание, спокойствие незаметно сменялись во взгляде.

— Тетя Настя… — он стыдливо вжал голову в плечи.

— Я рядом. Все хорошо, — ласково улыбаясь, Настя прошептала те самые слова, которые так отчаянно мечтала услышать сама в далеком детстве. — Спи спокойно.

Мальчик моргнул и послушно закрыл глаза. Поверил. Еще не научился гордо забывать о своих желаниях и не растерял тепло, оставленное на сердце любящей бабушкой. Еще нет… Чистый лист.

Барская подождала немного и, убедившись, что гость уснул, бесшумно перебралась в глубокое кресло у окна. Казалось очень важным сидеть здесь, охраняя сон ребенка. Чужого, но такого же одинокого, какой была сама в его возрасте. Охранять, заботиться… Словно, дать шанс самой себе пережить заново болезненную тягу по душевному теплу. Излечиться.

* * *

Начавшийся со скандала и воспоминаний, день бывшего капитана «Северных волков» закончился в рентген-кабинете. Снимки, анализы, осмотр… Совсем не то, на что надеялся мужчина. Окончание матча по телевизору, парочка звонков от менеджера и помощника тренера — все это вместо… Он задумался. Вместо?.. Радостная альтернатива все никак не приходила в голову.

Андрей уже час лежал на жесткой больничной койке и бесцельно смотрел в потолок. Таблетки действовали — боль стихала. Жаль, что другую боль нельзя было упокоить этими таблетками. Накопилась, а спасительные матчи и тренировки как минимум неделю ему пока не светят. «Покой, сон и обезболивающие по мере необходимости. Легко отделались!» — слова доктора были понятны и без переводчика. Правда, доктор сильно ошибся. Отделался он не легко. Неделя безделья куда хуже физической боли. Один на один с собой или в компании высокомерной любовницы — хрен редьки не слаще.

Рядом, поправляя подушку и одеяло, суетилась молодая медсестра. Она то и дело касалась мужского плеча или руки, а он через силу сдерживался, чтобы не выставить ее вон. Не хотел никаких прикосновений. Не то и не та. Все достали. Вики, Стеллы, Оливии… Смотрят на него, как на сочный бифштекс в ресторане. Глаза голодные, и красноречивые улыбки на лицах будто приглашения к столу. Вернее — на тарелку. А он не кусок мяса. Он живой. Нормальный.

Вспомнился взгляд другой женщины, ее руки, заботливо втирающие мазь. Все было так естественно и просто. Его Настя, чертовски сложная женщина, которая, вначале доверила ему самое сокровенное, а потом отвернулась в неожиданный момент.