– Я их спрошу, Степанида Ивановна, – пообещала нечто туманное Александра Юрьевна, закрывая перед Бибиси калитку: – А сейчас извини, у меня важные переговоры.

– Да-да, – затараторила почтительно соседка. – Вы ж человек государственный. Я ж понимаю, – и прокричала, когда калитка уже закрылась: – Только вы ж им скажите, Александра Юрьевна, следователям этим, чтоб искали! – и проворчала себе под нос, удаляясь от дома по улице: – Государственные у нее дела, а с бандюком этим якшается. Вчерась тот Аньку с мальчонкой привез, а сегодня уж и в гостях привечен. Вона какие у нас тут дела-то. Небось и племяшке запретила полиции все доподлинно рассказывать.

В райцентре Антону с Анной пришлось задержаться, попав сначала на прием к травматологу, пославшему их делать МРТ в другую клинику, с чем вышла целая история. А после надо было снова возвращаться к тому же травматологу. В общем, проваландались прилично, как говаривала бабушка Муся. Зато диагноз успокоил: сотрясение головного мозга, волосы на самом деле помогли, амортизировав удар, пришедшийся по пучку. Медики обработали раны под волосами, оставшиеся от шпилек, и царапину на шее, сделали какой-то правильный укол, после которого нудная головная боль, немилосердно донимавшая Анну все эти часы, быстро и надолго прошла.

Рекомендовали покой, воздержаться от физических упражнений и нагрузок хотя бы пару дней, отдыхать, расслабляться и не нервничать.

С тем и отпустили.

Александра Юрьевна, не на шутку переживавшая за племянницу, несколько раз за это затянувшееся время хождения по врачам звонила, выспрашивая подробно, как проходит обследование и что говорят доктора. И первым делом, когда они с Северовым вышли из медцентра и сели в машину, Анна набрала номер тетушки, поспешив успокоить любимую родственницу, подробно пересказав все, что они выяснили о состоянии ее здоровья.

– Волнуется, – улыбнулась Аня, закончив разговор с Александрой Юрьевной, и пояснила чуть смущенно: – Тетушка Александра всегда тревожится, мне кажется, несколько чрезмерно, если со мной или с Ромкой что-то случается, даже пустяк какой-нибудь неприятный.

– Это же правильно, Анечка, так и должно быть, – поделился своим взглядом на этот аспект жизни Северов. – Неправильно, когда некому переживать, искренне заботиться и любить человека.

– Вы, несомненно, правы, Антон Валерьевич, – согласилась Аня. – Просто все, что связано с тетушкой Александрой, это всегда нечто неординарное, мощное, необыкновенное, как и она сама.

– Это точно. Александра Юрьевна – мощная, масштабная личность, удивительная женщина, – кивнул Северов.

– И ужасно загадочная, – добавила Анна и, повинуясь какому-то внутреннему порыву, стала рассказывать: – Как ни странно, но, хоть тетушка для меня – самый близкий и дорогой человек, я мало что знаю о ее прежней работе, где и как она проходила, лишь какие-то отрывочные сведения, истории, которые она сама рассказывает иногда. Но я совершенно определенно знаю, что все в жизни Александры Юрьевны было необыкновенно, мощно, ярко и частенько по-настоящему таинственно, – и, увидев ироничную улыбку Северова, уверила: – Да-да, всегда что-то необычное, начиная со школы, там у нее была еще та история.

В восьмом классе девочка Сашенька Новицкая отчаянно и безоглядно влюбилась в одноклассника Петю Борисова. Так часто случается в жизни – учились дети с первого класса вместе, мало обращая внимания друг на друга, ну иногда бывает, что дружили, а так – просто одноклассники, члены одного коллектива, и не более того. А годам к четырнадцати-пятнадцати мальчики, вернувшись после каникул в школу, вдруг обнаруживают, что их девочки стали совсем другими, такими сексуально привлека-а-ательными, а девочки рассмотрели в некоторых мальчиках тоже значительные перемены: и оформившиеся фигуры, и ломающиеся голоса, басившие все чаще, и, что самое интересное, дерзость характеров в некоторых из них, так привлекавших девочек всех времен и народов.

Вот у Александры с Петей случилась как раз такая история. Родители Петра были чиновниками среднего звена, но надо понимать, что чиновники такого уровня во второй столице страны по тем глубоко советским временам – люди влиятельные и обеспеченные. Взять хотя бы трехкомнатную квартиру в историческом центре Ленинграда.

А Сашенька с родителями и младшей сестрой жили в коммуналке, и семья их была самая обыкновенная: родители инженеры, советская интеллигенция, бабушки-дедушки из простых людей, разве что дед Анисим герой войны, заместитель директора завода, тогда еще не получивший Звезду Героя Соцтруда, в принципе, тоже должность приличная. Но в семидесятых годах ветеранами и героями войны никого было не удивить и к ним относились не столь трепетно, как нынче.

Это все к тому, что, с точки зрения родителей Петруши, девочка Саша их сыну не очень-то подходила как партия даже для первой юношеской любви. Имелись у них планы на другую девочку, дочь начальника, учившуюся в одном классе с ребятами.

И, в общем-то, по большому счету, и наплевать бы на то, что там рассчитывают родители мальчика, когда мы здесь имеем первую большую любовь – этот трепет, это счастье, это бесконечно прекрасное, что происходит с тобой и просто не может закончиться, пройти и исчезнуть, это навсегда, и при чем тут кто-то другой, кроме них двоих…

Но у мальчика Пети была мечта. Ну как мечта – Большое Увлечение, как-то так, с заглавных букв.

Он просто грезил Ближним Востоком, его воображение захватывали и непреодолимо притягивали к себе загадочный Египет, Ливан и Сирия, бывшая Персия. Он мог часами взахлеб рассказывать Саше историю этих стран, культуру, уклад жизни. И мечтал когда-нибудь посетить каждую из них.

– Я с тобой, – смотрела на него, завороженная его рассказами, его увлеченностью, влюбленными глазами Сашенька.

А он смотрел на нее снисходительно – куда со мной, как?

В семидесятых годах прошлого столетия – посетить иностранное государство с капиталистическим строем. Ну да.

– А почему нет, – пожимала беспечно плечиками Сашенька, которой в ее пятнадцать лет казалось все на свете возможным и достижимым, сложилась же у нее такая прекрасная любовь, почему бы не получиться еще чему-нибудь необыкновенному! – Ездят же разные специалисты. Журналисты, ученые, дипломаты. Все возможно.

И, посмотрев на девочку Сашу совсем иным взглядом, мальчик Петя сильно призадумался над ее словами, которые легли прямо в тему, что называется, на хорошо подготовленную почву.

Думал он старательно какое-то непродолжительное время, и в результате этих умственных усилий у мальчика Пети созрел четкий план.

– В исторический вуз лучше не соваться, – рассуждал пылкий юноша. – Ничего там не получится. Ну закончим востоковедческий факультет, так нас засунут в какой-нибудь музей или институт исследовательский, и вкалывай там годами, пока защитишь диссертацию и звание получишь какое-нибудь, тогда тебе, может, позволят куда-то выехать. Или еще того хуже: в школу преподавать историю направят. Нет, это нам не годится.

– Что же делать? – не сводила с него влюбленных глаз Сашенька, которой, по большому счету, было все равно, что делать и куда, собственно, направиться после школы, лишь бы оставаться рядом с любимым.

– Будем поступать в МГИМО на ближневосточное отделение.

– Хорошо, – согласилась Саша.

– А для этого, – наставлял ее Петя, – надо овладеть английским в совершенстве и срочно начать изучать арабский. Я уже родителей напряг, они нашли мне преподавателя по арабскому, будем учиться вместе.

А что, хороший план. Даже где-то толковый.

Но как-то так получалось, что Александре все давалось легче, лучше и качественней, чем возлюбленному: они и так-то учились в английской школе с факультативным французским, и Сашенька давно уже освоила английский, практически свободно разговаривая на нем чуть ли не с оксфордским произношением, и вполне неплохо справлялась с французским.

Да и арабский, как сейчас бы сказали, зашел ей без особых мучений и трудностей и даже понравился, даваясь как-то легко, с большим интересом, увлекая своей вязью, загадочностью, словно старинная арабская сказка.

Учились ребята оба замечательно, но золотую медаль опять-таки получила Александра, а не Петенька.

Может, она просто очень старалась ни в чем не подвести возлюбленного, хотела получить его похвалу и одобрение или ей просто нравилось учиться и знания давались без натужных усилий – бог знает.

Теперь, наверное, и сама Александра Юрьевна не упомнит, ради чего она тогда так старалась. Помимо всего прочего, ей вообще нравилось учиться, особенно языкам, и на каком-то этапе, неожиданно для нее самой, Сашу вдруг всерьез увлекла и захватила история и культура стран Ближнего Востока, чему в немалой степени способствовал их с Петей замечательный преподаватель, учивший ребят арабскому.

Как и планировали по окончании школы, очередной раз проигнорировав недовольство родителей Петеньки, так и не принявших за эти два года и не одобривших дружбы и любви сына с этой девочкой, выдержав некрасивую сцену, когда те пришли объясняться с родителями Саши, дети все-таки отправились в Москву вдвоем поступать в МГИМО.

И… Сашенька поступила достаточно легко, даже с приличным заделом проходя по баллам, а Петенька вот нет, не поступил.

Это стало его великой трагедией.

Петр настолько не ожидал столь невероятного исхода, абсолютно, непоколебимо уверенный в себе, в своих способностях и знаниях, уже считая себя студентом этого знаменитого вуза, что сначала растерялся необычайно, даже сходил в деканат и перепроверил списки зачисленных. Но, убедившись и осмыслив свершившийся факт, буквально рыдал от ужасной, нечеловеческой, как он выразился, несправедливости. И тут же потребовал у Александры, чтобы та незамедлительно забрала документы, отказавшись учиться, раз его не приняли.

– Но почему? – изумилась Саша.

– Потому что это моя мечта и моя идея, – возбужденно, негодуя ужасно, объяснял он. – Ты просто поддерживала меня и была рядом. Ты даже не собиралась поступать в этот вуз. Это все я придумал, – и выдвинул ультиматум: – Саша, если ты меня действительно любишь, то заберешь документы и мы вернемся в Ленинград. А на следующий год снова попробуем поступить.

А девочка посмотрела-посмотрела на мальчика, подумала-подумала и решила, что это какая-то уж слишком высокая и совершенно непонятная цена за любовь. И поступит ли она второй раз – большой вопрос, да и какой, спрашивается, в этом смысл.

И решила учиться, раз уж повезло поступить в такой вуз, без блата, без крутых родителей, самой, без какого-либо протежирования и с первого же раза.

Петя посчитал решение Александры предательством и удалился в Северную Пальмиру подло обиженным, но гордым человеком. Девочка последовала за ним, поплакала какое-то время, поуговаривала, что он поступит на следующий год и они все равно будут вместе, походила за непримиримым возлюбленным, горделиво игнорировавшим ее… да и заколебалась уговаривать. Плюнула и уехала в Москву учиться.

Да потому что без сожалений и раздумий бросать свою жизнь на алтарь той самой любви, посвящая себя любимому человеку, способны только несчастные, забитые и затюканные суровыми, невнимательными родителями девочки, не видавшие и не знавшие любви в семье.

И хоть у Саши были достаточно отстраненные, холодные в проявлениях чувств родители, особенно отец, но бабушка Муся и дед Анисим наполнили их с сестрой жизнь такой настоящей, бесконечной любовью, научив уважать и любить самих себя, что некий внутренний ориентир не позволил ей спутать настоящее, истинное чувство и суррогат, выдаваемый за него, при первых же испытаниях и в непростой ситуации потребовавший какой-то немедленной жертвы с ее стороны.

– А ты с ним встречалась позже? – расспрашивала Аня тетушку, предававшуюся воспоминаниям. – Узнавала, кем он стал и как жил?

– Нет, зачем? Мне это не интересно, – пояснила племяннице Александра Юрьевна. – Не следует переоценивать роль некоторых людей в нашей жизни, они лишь проводники, которых посылает провидение, чтобы развернуть и подтолкнуть нас в нужном направлении и привести к нашему предназначению в жизни.

– Но ведь благодаря этому мальчику ты решила поступать в МГИМО и обрела свою стезю и дело всей жизни.

– Кто знает, – усмехнулась тетушка. – Мальчик мечтал и грезил о восточной сказке, не расставшись с детскими фантазиями, а я направила его грезы в реальное русло, убедив, что все в наших руках и все возможно. Может, дальше этих грез он бы и не двинулся. Кстати, и не двинулся, насколько мне известно. По крайней мере, пока я там училась, он ни разу за эти годы не повторил попытки поступить.

Вот такой взгляд на жизнь у Александры Юрьевны, в чем-то очень восточный, дистанцированный от судьбы другого человека, предоставляющий провидению позаботиться о нем. И немудрено.

Можно только представить, как давалась Александре, простой ленинградской девочке, учеба среди сплошь крутых деток советской элиты: дипломатов, послов, военпредов, ученых и прочих непростых людей. Но характер у девочки всегда был кремень, ум не по летам и поразительная внешность, невероятно притягательная, женственная, тонкая красота и эти ее потрясающие, удивительные светло-зеленые глаза… Так что справлялась она неплохо со всеми этими мажорчиками и их понтами.