Да уж куда там придержать!

Спустившись в кухню, Антон с Анной, не сговариваясь, заторопились, понимая, что не мешало бы поспешить, все-таки родные Анны наверняка волнуются, толком не зная, не понимая, что с ней приключилось.

И странным, каким-то необъяснимым образом, не обсуждая и не договариваясь, они вместе захлопотали, занявшись приготовлением завтрака, просто вошли вдвоем в кухонную зону, смеясь над какой-то шуткой, и взялись за дело, как-то очень слаженно управляясь, словно делали так уже много раз.

Каким-то мистическим образом Анна, которая оказалась впервые в кухне Антона, безошибочно находила нужные предметы утвари, чашки-ложки, вон миску для быстрого, легкого теста, для пары постных лепешек, которое тут же взбила, и так это было… необыкновенно, так поразительно, легко и радостно, словно чудо обретения друг друга раскрывалось для них все объемней, дополняясь сопутствующими малыми и большими чудесами. Вот как-то так. Как воздух, как дыхание.

Северов проводил Анну до калитки тетушкиного дома, но сам заходить отказался.

– Я к Маркову, – объяснил он, на короткий миг прижав к себе и поцеловав Анну в висок. – Думаю, деятель наш уже оклемался, поприсутствую на допросе. Есть у меня к нему парочка вопросов.

– Тогда удачи, – пожелала она.

– И тебе удачи, – усмехнулся Северов.

– Анна, – не предвещающим тихой благости голосом встретила любимая тетушка племянницу, вернувшуюся домой без транспортного средства, на котором уезжала на рассвете, зато с новым, заклеенным лейкопластырем порезом на лице. И распорядилась: – Сначала ты все расскажешь.

– Я уже поняла, – скисла от обозначенной перспективы Анюта, словно под конвоем сопровождавшей ее тетушки направляясь в дом.

– Мам! – несся им навстречу Ромка. Подлетел, обнял, отстранился, с тревогой разглядывая марлевую нашлепку на ее щеке. – Ты как? Теть Саша сказала, что с тобой все в порядке, а я вот вижу, что не очень.

– Я в порядке, это всего лишь царапина, – успокоила ребенка Аня. – Щепка от сосны попала.

– Завтракать будешь? – не меняя строгости тона, поинтересовалась Александра Юрьевна.

– Нет, мы перекусили с Антоном Валерьевичем, – отказалась Анна.

– Тогда в гостиную, мы втроем ждем твоего повествования, – распорядилась тетушка Александра безапелляционным тоном.

Ну, повествование так повествование, смирилась с неизбежным Анна, усаживаясь на диван, вздохнула безысходно и начала свой рассказ с того момента, когда разозлилась на этого дурацкого убийцу, из-за которого опасалась ехать через лес на озеро.

– То есть, – начала задавать свои уточняющие вопросы с самого неприятного из них Александра Юрьевна: – Антон Валерьевич тебя предупреждал, что не следует ехать одной, но ты настояла и покатила вся такая замечательная и самостоятельная, я правильно поняла?

– Правильно, – глубоко покаянно вздохнув, громко выдохнула Анюта.

– Ну она же не знала, что этот козел зачем-то начнет в нее стрелять, – заступился за мать Ромка.

– Ромочка, никто и никогда просто так ни с того ни с сего не начнет палить в другого человека, если, конечно, он не клинический идиот или психически нездоровая личность, – наставительным тоном объяснила тетушка Александра. – И, когда возникает опасность, пусть и мизерная, что может произойти некая неприятность, то любое авось не прокатывает. В таком случае, как правило, срабатывает закон подлости, гласящий: «Если какая-то пакость может случиться, она случится обязательно».

– И что теперь, не жить, что ли? – вступил в дебаты Роман. – Мы же не знаем, какая там с нами пакость может случиться, нас же о них не оповещают, а их в жизни полно на каждом шагу.

– Надо стараться избегать хотя бы тех, о которых мы предупреждены. Анна, например, знала, что человек, который уже убил двоих людей, находится где-то рядом и опасен.

– Я не права, не права! – подняла руки вверх жестом «сдаюсь» Аня. – Признаю. И нет мне оправдания. У Антона Валерьевича я уже прощения попросила.

И почувствовала, как мгновенно горячая волна окатила ее снизу вверх, в красочных подробностях вспомнив, как именно она «попросила прощения» у Северова за завтраком. Нет, началось все с честного признания своей недальновидности, искреннего раскаяния и обещания в дальнейшем никогда не игнорировать его предупреждения, опасения и наставления, а потом как-то так само собой получилось, что она принялась закреплять обещание… ну и… Ладно. Сейчас уж точно не об этом.

– Хорошо, что ты это признаешь, – похвалила тетушка.

– Ну, я все рассказала, можно я уже в душ пойду? – поднимаясь с места, вроде бы спросила, а вроде как и откровенно сбегала Анюта.

В душ ее все-таки отпустили.

Принимать водные процедуры, стараясь не замочить свежую повязку на лице, да еще и лейкопластырь на шее, еще то удовольствие с элементами бытовой акробатики, особенно когда моешь голову. Но Анна справилась вполне удачно, лишь чуть забрызгав марлевую нашлепку.

А как только закончила сушить волосы феном, коротко стукнув, в комнату вошла Александра Юрьевна.

– Я хотела с тобой поговорить, – уведомила тетушка о своих намерениях. И предложила: – Пойдем на балконе посидим.

Устроились в плетеных креслах, расположенных в наилучшем уголке балкона, с которого открывался более широкий обзор великолепной панорамы.

– Хорошо у нас здесь, – глубоко вздохнув, умиротворенно оглядев пейзажи, поделилась настроением тетушка и практически без перехода от меланхоличной созерцательности к деловому разговору, посмотрев на племянницу, спросила напрямую: – Скажи, Анюта, я правильно истолковала твое замешательство при упоминании имени Антона Валерьевича и эти твои краснеющие щечки?

– Эм-м-м… – промычала вопросительно Аня, не зная, что отвечать.

– Ты на него запала, как нынче принято выражаться, или влюбилась конкретно? – расширила свой вопрос тетушка.

– Ум-м-м… – протянула на сей раз задумчиво Аня.

– Я почему спрашиваю, – пояснила тетушка Александра свой интерес: – Думаю, тебе надо выйти за него замуж.

– Ты так считаешь? – задала осторожный вопрос Анюта, обнаружив наконец в себе способность к членораздельной речи.

– Видишь ли, Анечка, – задумавшись, перевела взгляд вдаль, на взбиравшиеся на скалу сосны, тетушка, – пусть тебя это не удивляет, но я доверяю Антону Валерьевичу и уважаю его, и поверь, у меня для этого имеются вполне серьезные основания. Он относится к той редкой, исключительной породе настоящих мужчин, хороших воинов, мужей и отцов, отличающихся тем, что они реагируют на непростые, да и обычные бытовые сложные, обстоятельства ровно и спокойно, принимая ответственность на себя, не строя никаких ожиданий помощи, не возлагая надежд на какого-нибудь государственного дяденьку и власть, а самостоятельно, спокойно и последовательно решают задачи и справляются с проблемами. И это единственный мужчина, которому я могу доверить вас с Ромкой со спокойным сердцем.

– Хорошо, – кивнула Аня.

– Что хорошо? – улыбнулась тетушка. – Что справляется самостоятельно с проблемами или что я ему доверяю?

– Что доверяешь – это вообще зашибись как здорово, как говорит Ромка, – согласилась Аня, – но я говорю: хорошо, я выйду за него замуж.

– Значит, все-таки влюбилась, – совсем уж разулыбалась довольнехонько Александра Юрьевна.

– Сдается мне, теть Саш, что все гораздо серьезней, – произнесла задумчиво Анна, в свою очередь поразглядывав сосны на скале.

– А вот это точно зашибись, – порадовалась Александра Юрьевна и повторила от избытка чувств: – Просто замечательно, что все серьезней и что ты согласна за него выйти, – и уведомила о своих намерениях: – А с Антоном Валерьевичем я поговорю.

– Ну поговори, – развеселилась Анюта.

– Кстати, чего сидим? – взбодрилась необычайно тетушка Александра от того, что ее план удался наилучшим образом и обстоятельства оказались даже лучше, чем она ожидала, и впереди их ждут интересные перемены, которые ее деловая натура уже радостно предвкушала. – Человек придет после допроса, на обед не успеет, а вот часам к шести, аккурат к началу ужина, подойдет. Надо что-то приготовить эдакое и достойно встретить Антона Валерьевича.

Каким образом тетушке удается порой безошибочно предсказывать и предугадывать события, Аня давным-давно перестала допытываться, наверное, с тех пор как окончила академию, так и перестала, но каждый раз продолжала удивляться столь выдающимся способностям Александры Юрьевны.

– Слишком много непростого жизненного опыта, ума, мудрости, прагматического расчета, чуйки и умения просчитывать ситуацию вперед, учитывая даже самые незначительные детали и обстоятельства, – посмеивалась иронично над ней тетушка, когда юная Анечка принималась очередной раз расспрашивать, как ей это удается.

Аня подозревала, что, помимо всего перечисленного ею, имеются у тетушки и скрытые таланты, и уникальные способности, но с расспросами на этот счет не приставала хотя бы по той простой причине, что нарисовала целую кучу портретов любимой тетушки и многое недосказанное и тайное увидела и поняла об Александре Юрьевне своим даром, тем самым иным взором.

Но не суть. Просто в который раз тетушка подивила своим провидением, практически до минуты предугадав появление Северова в их доме, после допроса в правлении поселка.

Стол накрывали втроем Лена, Анна и Ромка на подхвате, когда в домофон калитки коротко позвонили. И Ромка, весь уже изнемогший от нетерпения в ожидании гостя, который расскажет подробности про убийства в поселке и все-все о загадочном преступлении, пулей метнулся открывать. Втайне Ромка держал в голове задумку как-то упросить Антона Валерьевича, чтобы тот провел его в правление и показал настоящего убийцу.

– Антон Валерьевич, – приветствовала Александра Юрьевна, встречая гостя у входа на веранду. – Вы как раз к ужину. Мы вас ждали, готовились.

– Здравствуйте, Александра Юрьевна, – чинно поклонился хозяйке Северов и, обменявшись быстрым многозначительным взглядом с Анютой, поклонился и девушкам: – Анна, Лена.

– Идемте, – взяла его под руку тетушка Александра, увлекая за собой в дом, поясняя на ходу: – Девочки и Рома заканчивают накрывать к ужину, а мы пока побеседуем в моем кабинете, если вы не против.

– С удовольствием, – заверил Северов. – Тем более что имею к вам разговор, Александра Юрьевна.

Прошли в кабинет, сели в кресла у кофейного столика, на котором в этот раз стояла ваза с фруктами, две чашечки на блюдцах и большая медная турка на специальной подставке, исходящая паром, распространяя вокруг бесподобный аромат настоящего восточного кофе.

– Знала, что вы вымотаетесь на этом допросе, – повела рукой хозяйка, предлагая угощаться. – Глоток достойного кофе перед ужином, думаю, более чем уместен.

– Вы провидица, – высказал восхищение Северов.

– Есть немного, – лукаво улыбнулась хозяйка, разливая кофе по чашечкам.

– Ум-м-м, – оценил по достоинству напиток Антон, сделав пару глотков. – Бесподобно. И прямо, что называется, в десятку, именно в тот момент и в то состояние, – и с откровенным наслаждением сделал еще пару глотков и поставил практически пустую чашечку на блюдце. – Благодарю, – и без дальнейших проволочек приступил к делу: – Александра Юрьевна, хотел уведомить вас, что сделал предложение Анне выйти за меня замуж и она его приняла.

– Даже так, – приподняла одну бровку Александра Юрьевна. – А мне не призналась.

– Я попросил ее не делать этого, – пояснил Северов. – Считаю, что сообщать родственникам девушки о своих намерениях и таком серьезном предложении должен мужчина.

– Экий вы, Антон, – подчеркнуто проигнорировав отчество, произнесла Александра Юрьевна с ностальгической ноткой. – Старорежимный, – и вздохнула с легкой печалью, что называется, о былом. – Кто сейчас придерживается и кого нынче волнуют нравы, правила приличия и семейные устои.

– Меня, – коротко и просто, без намека на какой-либо пафос и рисовку ответил мужчина.

– Еще и поэтому считаю вас достойной партией для моей племянницы.

– Я рад, – улыбнулся Антон, заметно расслабившись после ее одобрения.

Все-таки нервничал Северов, готовясь к этому разговору, и честно признавался себе в этом. Ну, а вдруг… мало ли. Ясно, что он Анну никому не отдаст и не отступится от нее ни при каких обстоятельствах, даже если придется ради этого испортить отношения с родными. Но как все-таки хотелось мира, полного понимания и одобрения со стороны ее близких, в своих-то он не сомневался, те счастливы будут узнать о такой перемене в жизни сына, еще залюбят Анютку, да и Ромку, балуя обоих нещадно.

А вот Александра Юрьевна – это тема особая.

Прямо скажем, он не самый завидный жених: сорок восемь лет, на десять старше Ани, прошел, повидал и пережил столько… разного, мягко скажем. Очень мягко. А война, она, знаете, не заканчивается вместе с наступлением мира или уходом в отставку на пенсию, в мирную профессию, она остается в голове, в сознании, и нет тех, кто, пройдя ее, возвращается с войны окончательно. Хотя у Антона все несколько иначе, чем у большинства служивых людей, в силу особенной специфики его специальности и психофизики натуры. И все же, как говорят те же арабы, «память – дар Аллаха, а забвение – милость». Он этой милости не желает и не ждет для себя. И го-о-о-раздо лучше многих других это более чем отлично понимает Александра Юрьевна.