Далеко не каждому понравится узреть свою истинную сущность, свои глубокие скрытые переживания.

Но Анна могла нарисовать прекрасную искусную работу и не прибегая к своей уникальной способности. Более того, с годами она научилась управлять своим даром и входить в измененное состояние, когда этого хотела. Но старалась обращаться к нему как можно реже, только если ей самой хотелось и требовалось понять истинную сущность человека или ее об этом просил сам заказчик.

Честно говоря, Анна нечасто обращалась к своей способности, когда работала над портретами, зато с удовольствием погружалась в нее, в то особое состояние измененного сознания, когда изображала городские или природные пейзажи, красивые уголки природы, и получалось потрясающе, даже вон дом того самого «Летучего голландца», так притягивавший ее своей необычностью, подсеченный ее даром, стал и вовсе волшебным. Все приобретало наполненность смыслом, словно проявлялась сама суть домов, улиц, природных уголков, какая-то недосказанная ими тайна, сила или слабость этого места. Не объяснить. Жалко, что рисовать ей приходится не так часто, как хотелось бы.

«Ладно», – отложила Анна портрет в сторону и, задумавшись, засмотрелась в окно. Удивительно, но почему сквозь лицо этого мужчины проступает лик другого человека? Очень похожего, но другого: молодого, легкого, бесшабашного.

Другой облик, другая личность, другая жизнь. Очень странно.

Да и ладно, бог с ним, что гадать, оборвала свои размышления Анна, возвращаясь из рассеянного состояния созерцания в реальный мир. Прислушалась к голосу тетушки, все так же продолжавшей разговор с кем-то по телефону, и подумала – а не съездить ли на залив?

Сегодня она нарушила свой как-то сам собой установившийся порядок дня, увлекшись с самого раннего утра портретом таинственного угрюмого соседа, «Летучего голландца». А что, ему подходит аналогия – он как призрак: появился – исчез. Молча, пугающе необъяснимо…

Ну что такое – снова куда-то мысли ускакали. Так, про залив.

Ане редко удавалось вырваться в загородный дом тетки, потому что, как ни крути, а права Александра Юрьевна: слишком уж много она работает, бесконечно влюбленная и увлеченная своим делом, и когда погружалась в очередной проект со всеми мыслями, эмоциями, настройками, не могла остановиться, пока не заканчивала, настолько завораживалась и жила им. Да и домашних дел хватало, и Ромка…

Словом, редко получалось вырваться на день-два, а уж так, как нынче, аж на три недели безмятежности и чистого отдыха, так это, пожалуй, первый раз за все время существования поселка.

Да-а-а, поселок.

Сказочная, неповторимо прекрасная северная природа Приладожья, два с половиной – три часа быстрой езды от Питера на машине, а словно в другой мир попадаешь, в параллельное, удивительное, волшебное пространство.

Поселение раскинулось на берегу большого глубокого озера, тянущегося километров на пять вдаль расширяющимся клином, на образовавшейся приличного размера, можно сказать, котловине, приподнятой над озером метров на пять и окруженной сродни дну огромной чаши скальными выступами и горками, поросшими лесом, взбиравшимся по ним от самого озера. Слева, на севере, метров на семьдесят – каменная горушка, поросшая соснами, справа холм пониже.

С третьей стороны – возвышенность, через которую переваливала единственная дорога, ведущая в поселок, была самой незначительной, а от дороги, вдоль которой, как почетный караул, стройными ровными рядами стояли матерые сосны, в обе стороны простирался густой лесной массив, что окружал котловину с поселком на нем на многие километры.

Красота, непередаваемая словами, – величественная, мощная северная красота. У Анны каждый раз, как она приезжает сюда, дух захватывало и руки сами собой непроизвольно тянулись нарисовать, запечатлеть, ухватив моменты разного освещения дня, вечера, утра, передать эту красоту.

Когда поселок только проектировался, обсуждали несколько вариантов его названия, и все как один пышные, с претензией на вычурность и роскошь: например, всерьез рассматривалось «Парадиз» в разных вариациях. Но Александра Юрьевна, иронично посмеиваясь, остудила пафосный порыв проектировщиков:

– Вы еще «Райский рай» назовите. Чай, не «Бурдж-Калиф» возводите, а поселок посреди леса, вот и нечего пафосом трясти. Надо что-то простое и незатейливое, чтобы лишнего внимания не привлекать и не дразнить больного любопытства граждан. Что-нибудь типа «У озера» или еще как. В простоте, в простоте, ребята.

Проектировщики, стушевавшись, почесали свои умные головы и, не мудрствуя лукаво, присвоили поселку название «Озерное». Простенько и без затейливых претензий.

Как любого городского жителя, природа всегда завораживала и немного пугала Аню, но это место действовало на нее совершенно по-особенному, вызывая удивительное тонкое чувство не то единения, не то… она будто воспринимала своим внутренним слышанием, чутьем природу этого места, сливалась с ним, порой словно растворяясь душой в этой чистой, сдержанной, суровой природной красоте…

Да что она сегодня все в грезах непонятных, размышлениях-фантазиях пустых и мыслях расплывающихся, одернула себя уж который раз за утро Анюта. Настроение, что ли, такое, какая-то она рассеянно-задумчивая. Может, давление в природе скачет как-то по-особенному, как там оно у нее скачет, чтобы сказываться на самочувствии людей? Тетка Александра частенько это природное давление поминает недобрым словцом в паре с магнитными бурями.

«Да какое, боже ты мой, давление и самочувствие?» – разозлилась окончательно Аня на себя, очередной раз обрывая непонятно как заползшие в разум мысли.

Все у нее в порядке с самочувствием!

– А все потому, что привычный режим нарушаем, – произнесла вслух недовольно Аня.

Степанида Ивановна не совсем уж полную напраслину наводила, когда упоминала спуск к озеру, якобы захваченный недружелюбным соседом. На самом деле его участок находился на склоне, с перепадом высоты метров в пять, который плавно спускался к берегу озера, именно в этом месте подступавшего к самому поселку. Но этот берег был до того неудобным, а местами так и просто опасно крутым, загроможденным валунами, что подступиться к воде отсюда представлялось проблематичным.

Поэтому жители обустроили основной большой причал, у которого швартовались все лодки и катерки, чуть в стороне от поселка, метрах в трехстах по левому берегу, но там сразу от уреза воды начиналась глубина – для лодок и рыбаков самое то, а вот для купания не подходило совершенно. Поэтому для плавания облюбовали и окультурили дальше по северному берегу достаточно протяженный участок ровного пляжа с природным песочком, неглубоким входом в воду, окруженный соснами со всех сторон, ну чисто Рижское взморье, правда, идти до него приходилось километра два. Зато красота какая! За что, видимо, местные в шутку и прозвали этот пляж Северным Майами, буквально сразу сократив название просто до Майами. Ну а что – их поселок как хотят, так и называют.

На второй, что ли, день приезда… Да, на второй, Анна уговорила тетушку и Лену отправиться на этот самый «курортный» пляж погреться на солнышке, поплавать. С первым пунктом – будьте любезны и сколько хотите, хоть зажарьтесь загораючи, а вот со вторым получился полный облом. Вода в озере была чистейшая, прозрачнейшая – дно просматривалось до самого маленького камушка и шустрого малька между ними – и… жутко холодная, поскольку глубина начиналась сразу, метрах в двух от берега, а само озеро подпитывалось родниковыми водами.

Аня и так-то была не пловчиха даже намеком: ну могла держаться на воде, по-собачьи перебирая ногами-руками, без особого энтузиазма и рвения, а воду холодную не любила категорически. Однажды в детстве, когда они гостили на даче бабушкиных с дедом друзей, прыгнула следом за местными мальчишками в холодную речку, так потом две недели болела. Как-то не получилось у них дружбы с водным закаливанием.

А в этом озере вода даже в самое засушливое лето, в самые жаркие, шпарящие солнцем деньки не нагревалась выше семнадцати градусов. Нет, любители окунуться находились, но так, скорее ради экзотики и закаливания не то тела, не то силы воли, но таких было мало, ведь у многих жителей имелись свои личные бассейны на участках, в основном крытые.

И, как ни печально, но Анна вынуждена была с прискорбием признать, что ее курортствование на водах, пожалуй, закончено на пробном этапе этой привлекательной затеи, поскольку загорание, увы, тоже совершенно не ее тема. У Ани очень белая и чувствительная к солнечным лучам кожа. Она и на море-то, на которое старалась вывозить каждый год Ромочку, на пляже всегда сидела под навесом, предусмотрительно одевшись во что-нибудь легкое, но с длинными рукавами. Ну и широкополая шляпа, очки обязательно.

Но в этот приезд с подачи тетушкой замечательной идеи питерская барышня решила, что, раз с плаванием не заладилось, будет она оздоравливаться посредством приобщения к спорту и фитотерапии, то бишь дышать полезными фитонцидами. А где водятся полезные-то эти самые фитонциды? Правильно – в хвойном лесном массиве.

А вот хвойного леса у нас здесь завались – на километры вокруг поселка простирается. Дикие места вообще-то. Хоженые, но дикие.

Когда Александра Юрьевна выбирала для себя участок, она руководствовалась простыми, но важными требованиями: тишина-покой, никакой суеты, поменьше соседей, прекрасный, чистый воздух и великолепные виды на гору, лес и озеро. Посему ее участок и расположился последним от въезда и первым от озера, на правой, южной стороне поселка, на крайней из улиц, рядом с подножием скалистой горушки, поросшей соснами и елями, отделенной от заборов грунтовой колеей.

Чуть позже появился участок того самого загадочного соседа Антона Валерьевича, как бы впереди, но левее, несколько в стороне, и вида-обзора на озеро Александре Юрьевне на загораживал.

Это так, про расположение и планировку, вид, так сказать, сверху.

Решив дышать правильным воздухом, очищая легкие от питерского смога и сырости, Аня с помощью Лены достала из дальнего закутка в кладовке вполне себе рабочий горный велосипед, который когда-то привезла тетушка в надежде раскатывать по лесам, поддерживая правильный образ жизни, диктующий внедрение спорта в массы. С массами, осваивающими спортивные навыки, как выяснила тетушка Александра методом проб, ей оказалось не по пути, по крайней мере в велоспорте, и агрегат отправился пылиться в дальний закуток, чтобы не мозолить глаза немым укором.

Водитель соседа, чей дом находился рядом с тетушкиным, подкачал шины спортинвентаря, отрегулировал сиденье, смазал цепи, произвел профилактику, где требовалось. И на четвертый день своего внезапного отпуска Анна почти торжественно выехала на железном коне через заднюю калитку на грунтовую дорогу, провожаемая и напутствуемая тетушкой Александрой и Леной, твердо заявившими, что верят в ее спортивное будущее.

Метрах в ста пятидесяти от грунтовки, дабы не раздражать своим урбанистическим видом обозревающих пейзажи жителей, нарушая естественную красоту природы, среди сосен тянулся решетчатый трехметровый антивандальный зеленый забор, взбираясь на естественные преграды в виде разбросанных по лесу валунов, поднимающиеся скальные выходы, и спускаясь с них, надежно обхватывая Озерное с двух сторон от поста охраны на въезде и до самого озера. Имелись в этом обманчиво-воздушном сооружении и калитки с электронными замками, ведущие в лес за территорию поселка.

Одна из таких ближайших калиток, к которой и направлялась Анна, располагалась на хорошо протоптанной тропе, сворачивавшей с грунтовки, метрах в ста от дома тетушки Александры, которая, петляя между валунами, довольно полого взбиралась импровизированным «серпантином», если, конечно, можно было назвать таковым эти метания вокруг базальтовых глыб. Вот на эту самую тропу и свернула Анна.

Первый раз она катила все же с некой опаской и настороженностью в разведывательную, так сказать, пробную поездку: приспособиться к езде как таковой, проверить свои силы, опробовать агрегат на неровных лестных тропинках.

Но, как ни странно, если не считать подъема, на котором ей пришлось даже спешиться и вести велик, что называется, «в поводу», она практически сразу приноровилась к ритму езды, да и велосипед показывал себя самым наилучшим образом, мягко преодолевая неровности ландшафта. Ей даже понравилось.

После верхней точки скалы начинался плавный спуск, и где-то метров через триста-четыреста тропинка делилась надвое: одна, основная, так и тянулась вперед, а вторая, менее нахоженная, отворачивала влево. Аня поехала дальше по главной, натоптанной.

Приблизительно через пятьсот метров, может, чуть больше, от основной тропы отходила еще одна небольшая тропка влево, и где-то через километр, практически перпендикулярно движению, снова влево уходила совсем уж еле заметная, почти заросшая тропочка, а все та же главная начинала загибаться, уходя вправо по большой дуге.