– Я тут понял, что мне хочется называть вас папой. «Дядь Антон» мне как-то не очень нравится и не катит. Но прямо сразу перейти на «ты и папа» я, наверное, не смогу, надо будет сначала привыкнуть, – и поправился: – Конечно, если вы не против.

Антон встал, обнял и прижал к себе пацана, переживая внутри такие непередаваемые, мощные эмоции, от которых в горле комком встали слезы, перехватывая дыхание. Как всегда это было у Северова, в его жизни, в его характере, в его сути – он либо чувствовал, что это его человек, сразу, либо чувствовал, что не его, и тогда уж, как ни старайся, никакого душевного контакта не получится.

Со всей очевидностью, с первого же дня, с первого их разговора, Северов чувствовал и знал, что Ромка его человечек – вот так сразу и без каких-либо компромиссов и сомнений и необходимости присматриваться, что-то там «пожить-увидеть». Его парень.

Он прекрасно отдавал себе отчет, что мальчику-подростку столь серьезные перемены в жизни, как приход в нее другого, незнакомого, по сути, человека, мужчины, – очень непростое испытание, и надо как-то осторожно, чтобы и не пережать авторитетом, и в то же время не дать слишком большой слабины, расхолаживая пацана.

Антон был потрясен мужеством мальчишки, который не побоялся, не стушевался пойти на серьезный, открытый разговор. Ромка доверил Северову свои самые сокровенные переживания. Он делился своими размышлениями о том, почему его биологическая мать не рассказала его биологическому отцу о нем, что он, такой негодный, что ли? Признался, что выпытал у Анны, кем именно является его отец, и нашел того в соцсетях и приходил к больнице, где тот нынче работает, узнал в приемной, когда у этого доктора заканчивается смена, и ждал, спрятавшись за колонной. И смотрел, когда этот мужчина вышел с девушкой какой-то из дверей, и даже недолго шел за ними сзади. Но даже не подумал подходить.

– Тебе кажется, что твоя мама отказалась от тебя и даже не стала говорить твоему отцу о твоем рождении, потому что ты какой-то не такой? Как ты сказал, негодный? – помог Антон сформулировать парню мучивший его вопрос.

Вопрос, который донимает и изводит каждого брошенного ребенка. Каждого.

– Да, – покивал Ромка, отводя взгляд в сторону.

– А как ты считаешь, Анюта наша – она плохая какая-то, ненужная и никудышная? – задал наводящий вопрос Антон.

– Я понял, – снова посмотрел на него Ромка. – Лучше мамы Ани вообще никого нет. Еще тетушка Александра такая же. А мама и от Ани отказалась, а она у нас одна.

– Вот именно, – кивнул одобрительно Антон. – Не в Анечке и не в тебе дело, Ром. Дело в вашей маме, которая в силу особенностей своей психики и простого человеческого эгоизма не умеет быть матерью. Вот такой человек, понимаешь. Не хороший и не плохой, просто такой. При этом и ты, и Аня знаете, что она вас любит как умеет, в основном на расстоянии. Спорная, конечно, любовь, но вот такая. У Ани-то побольше поводов почувствовать себя никчемной было, ее и отец, которого она знает, считай что бросил.

Они тогда о многом поговорили и многое обсудили. Это был их первый, такой хороший мужской разговор об отцах и детях, о семье, о матерях и о непростой мужской жизни и ответственности, которую берет на себя настоящий мужчина. Анна несколько раз заглядывала к ним, но, обменявшись взглядом с Антоном, тихо исчезала, не задав ни одного вопроса.

– Я могу узнать о твоем отце всю информацию. Узнать, хороший ли он человек. И если ты захочешь, могу с ним поговорить или отвезти тебя к нему и представить, – предложил Антон в конце разговора.

Ромка надолго задумался, нахмурив брови, что-то там прокручивая в мыслях, поразмышлял и отказался.

– Нет. Сейчас не надо. Может, когда-нибудь потом. Мне сейчас важнее и интересней с вами. Вы меня понимаете и по-настоящему слышите, что я говорю. И… мне кажется, что уважаете меня. А это очень важно. И я вами горжусь, что ли. Наверное, так.

– А я горжусь тобой, – заверил торжественно ребенка Антон и, не удержавшись, притянул к себе и обнял. – Ты даже не представляешь, как я горжусь тобой. Ты большой молодец, Ромыч. Очень редкие мальчишки в твоем возрасте имеют мужество откровенно признаваться в своих проблемах и задавать честные вопросы. Ты у нас из смелых.

Наверное, ко всем по-разному приходит ощущение отцовства, Северову вот пришло именно в тот момент, когда он обнимал этого мальчика, решившегося доверить свои тайны, переживания и вопросы, по сути, не очень знакомому ему мужчине, поверив тому и интуитивно признав, почувствовав близким человеком.

Это дорогого стоило. Дорогого.

И пусть Антон еще до конца, в полной, объемной мере не ощутил своего отцовства с Ромкой, но это был его родной, любимый и самый близкий пацан, он не сомневался, что полнота этого понимания еще придет, обязательно.

И сдвиги в этом направлении у них уже огромные. Хоть Ромка и сомневался, что сможет сразу переключиться на обращение «папа» и «ты» по отношению к Антону, но, на удивление, он довольно быстро освоился с такой формой общения. И каждый раз, когда звал Антона «папа», у того что-то теплело в груди, подкатывая слезами. Антон обратил внимание, что Ромка перестал и к Анне обращаться по имени – только мама.

Северов понимал, чем обусловлены эти перемены: у мальчишки появилось то, чего не было никогда, и о чем он, видимо, неосознанно мечтал, чего так хотел – настоящей семьи: папа, мама и он. И от понимания этого снова прихватывало в груди и радостью, и болью за этого замечательного мальчишку, до слезы, которую приходилось сдерживать. Таким вот стал чувствительным.

И тут вдруг Анна с этой новостью. Она ждет ребенка!

Господи боже, и что?… Он будет настоящим во всех отношениях отцом? Не просто взрослого почти мальчишки, любимого, понятного и родного, а маленького младенца? То есть сначала у нее начнет расти живот, а потом родится крошечный человечек? Его ребенок?

И тут Северова накрыло по полной, да так, что он дышать перестал, сердце вдруг бабахнуло. Он будет ОТЦОМ. У них с Анной будет ребенок.

Господи боже и все святые угодники иже с ним и неугодники тоже – охренеть!

Он вспомнил, что ничего не сказал Анне, когда сообщила ему новость, смотрел на нее, как неадекват какой, а потом и вовсе развернулся и ушел. Нет, понятно, такая новость – она, знаете, вштыривает по мозгам от души, особенно когда тебе до фига лет и у тебя такое в жизни первый раз, но не до такой же степени.

Аня лежала на диване, бездумно щелкая пультом, переключая каналы, и сделала вид, что очень занята этим процессом, когда увидела спускавшегося по лестнице Антона. Но дуться-обижаться и что-то там демонстрировать было настолько не ее, что, когда Северов подошел и сел рядом, она отвлеклась от пустого занятия и вопросительно посмотрела на мужа. Он вздохнул тяжело-повинно, забрал у нее пульт из руки, выключил телевизор и вдруг раз – и одним плавным, слитным, молниеносным движением лег рядом с ней лицом к лицу.

– Ну, что? – спросила Аня тихо.

– Прости… – повинился Антон и уткнулся лбом в ее лоб.

– Ты что, испугался? – осенило Анну поразившей ее мыслью. И она отстранилась, чтобы видеть его лицо.

– Ну-у-у… – протянул неопределенно Северов.

– Ты боевой генерал, – развеселилась вмиг Анюта, тихонько посмеиваясь, – засекреченный специалист, в прошлом командир какой-то наикрутейшей спецгруппы. Мужественный и отважный человек испугался своего отцовства? Маленького ребенка?

– Мужественный и отважный человек не испугался, – разъяснил жене Северов, – а растерялся, – и признался тихим тоном откровения: – Я хотел иметь детей, но семья как-то не сложилась, и я уже не рассчитывал стать отцом и, наверное, смирился с мыслью, что и не стану. Но вот появился Ромка, и я чувствую себя его отцом и очень хочу по-настоящему им стать, и мне казалось, что этого и достаточно. Почему-то я не подумал, что у нас с тобой могут быть еще дети. Даже не так, – он притянул ее к себе, поцеловал в лоб и вздохнул: – Просто я настолько переполнен радостью и чувством к тебе, мне так необыкновенно хорошо с тобой и Ромкой, что я не задумывался о будущем. Зачем думать о том, что ждет впереди, когда есть прекрасное настоящее, которым следует наслаждаться, каждым его мгновением, смаковать, как эстет великое произведение искусства. Вот как-то так.

Анна собралась что-то ответить, когда, прогрохотав по лестнице, со второго этажа сбежал Ромка и застыл, обнаружив их на диване.

– Вы что тут лежите? – подивился парень.

– Мы нежничаем и откровенничаем, – пояснила ему Анна. – Я сообщила Антону Валерьевичу о том, что у нас будет ребенок, он разнервничался. Вот успокаиваю.

– А у нас будет ребенок? – подивился новости Ромка и начал расплываться в довольной улыбке, осознавая эту новость. – Круто. Братик. А что, будем вместе на рыбалку ездить, да, пап?

– Если будет сынок, то само собой, – согласился Северов, не отводя взгляда от любимых зеленых глаз жены.

– Лучше бы был бы сын, – подумав, решила Аня. И, посмотрев поочередно на своих мужчин, пояснила: – Девочку вам двоим давать нельзя. Избалуете ужасно, вырастет какая-нибудь фифа балованная. А мальчика в самый раз. Воспитывайте.

– А что, – живо представил себе эту картину Ромка, – девочка – тоже здорово. Такая симпатяшка, куколка.

Анна родила мальчика, как и заказывала. Замечательного, здорового, щекастого пацана, которого назвали Константином. В честь прекрасного, мудрого человека, когда-то познакомившего его родителей, невольно освятив их союз. И, видимо, до сих пор присматривавшего за ними откуда-то сверху…