Александр Дюма

Ожерелье королевы

Перевод с французского

Разработка серии Е. Соколовой

Оформление переплета Н. Ярусовой

В коллаже на обложке использованы репродукции работ художника Александра Рослина


© И. Русецкий. перевод. Наследники. 2015

© Л. Цывьян. перевод. Наследники. 2015

© Е. Баевская. Перевод. 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

Пролог

1. Старый дворянин и старый дворецкий

В один из первых дней апреля 1784 года примерно в три часа с четвертью пополудни наш старый знакомец, убеленный сединами маршал де Ришелье, подправил брови ароматической краской, оттолкнул рукою зеркало, которое держал камердинер, сменивший, но не полностью заменивший преданного Рафте, покачал головой и со свойственным одному ему выражением промолвил:

– Ну что ж, теперь недурно.

Он встал с кресла и залихватским щелчком стряхнул пылинки белой пудры, просыпавшиеся с парика на короткие штаны из небесно-голубого бархата.

Затем, оттягивая носок и плавно скользя по паркету, он проделал несколько кругов по туалетной комнате и позвал:

– Дворецкого ко мне!

Минут через пять появился дворецкий, одетый в парадную ливрею.

Маршал принял серьезный, соответствующий обстоятельствам вид и осведомился:

– Надеюсь, вы подготовились к обеду как следует?

– Разумеется, ваша светлость.

– Я ведь передал вам список приглашенных, не так ли?

– И я в точности запомнил их число, ваша светлость. Девять персон, правильно?

– Персоны персонам рознь, сударь.

– Да, ваша светлость, но…

Маршал прервал дворецкого нетерпеливым жестом – едва заметным и вместе с тем величественным.

– «Но» – это не ответ, сударь мой! И кроме того, всякий раз, когда я слышу слово «но» – а за восемьдесят восемь лет я уже слышал его не единожды, – мне, как это ни прискорбно, становится ясно, что далее последует какая-нибудь глупость.

– Ваша светлость!..

– Во-первых, в котором часу вы собираетесь подать обед?

– Буржуа обедают в два, ваша светлость, судейские – в три, а знать – в четыре.

– А я, сударь?

– Сегодня вы, ваша светлость, будете обедать в пять.

– В пять, вот как?

– Да, ваша светлость, как король.

– Почему же как король?

– Потому что в списке, который я имел честь от вас получить, присутствует имя короля.

– Отнюдь, сударь мой, вы ошибаетесь; на сегодня я августейших особ не приглашал.

– Ваша светлость изволит шутить со своим преданным слугой, и я благодарю вас за оказанную честь. Но среди приглашенных есть господин граф Хага…

– Так что ж?

– Но ведь граф Хага – король.

– Короля с таким именем я не знаю.

– Прошу меня извинить, ваша светлость, – поклонившись, проговорил дворецкий, но я думал, я полагал…

– Думать вам никто не приказывал, сударь мой! Полагать что-либо – это не ваше дело. Вам надобно только читать распоряжения, которые я отдаю, без каких бы то ни было рассуждений. Когда я желаю, чтобы вам что-либо было известно, я говорю об этом, а коль скоро я молчу, значит, не хочу вас ни во что посвящать.

Дворецкий поклонился снова – на сей раз даже с большим почтением, чем если бы перед ним находился сам король.

– Поэтому, сударь, – продолжал старый маршал, – раз я августейших особ не приглашал, извольте накормить меня обедом как всегда, то есть в четыре часа.

При этих словах лицо дворецкого исказилось так, словно ему только что объявили смертный приговор. Он побледнел и даже несколько согнулся под тяжестью нанесенного удара.

Затем, собрав в отчаянье последние силы, он выпрямился и отважно возразил:

– Пусть будет так, как угодно Господу, но вы, ваша светлость, отобедаете в пять часов.

– Это еще почему? – вскинулся маршал.

– Потому что подать обед раньше физически невозможно.

– Сударь мой, вы служите у меня уже лет двадцать, если не ошибаюсь? – спросил старик, надменно покачав головой, которой возраст, казалось, еще не коснулся.

– Двадцать один год, месяц и две недели, ваша светлость.

– Так вот, сударь мой, к двадцати одному году, месяцу и двум неделям вы не прибавите более ни дня, ни даже часа. Понятно? – нахмурившись и поджав тонкие губы, ответствовал маршал. – Сегодня вечером можете начинать подыскивать себе нового хозяина. Я не потерплю, чтобы слово «невозможно» произносилось у меня в доме. Привыкать к нему в моем возрасте уже поздно: у меня нет на это времени.

Дворецкий поклонился в третий раз и проговорил:

– Сегодня вечером я возьму у вашей светлости расчет, однако до самой последней минуты буду отправлять свою службу как должно.

С этими словами он отступил на два шага к двери.

– Что значит «как должно»? – вскричал Ришелье. – Зарубите себе на носу, сударь: здесь все должно делать так, как мне нужно! Я желаю обедать в четыре, и мне не надобно, чтобы вы сажали меня за стол на час позже.

– Господин маршал, – сухо отозвался дворецкий, – я служил экономом у его светлости принца де Субиза и управляющим у его светлости принца кардинала Луи де Рогана. У первого из них изволил обедать раз в год его величество покойный король Франции, у второго – его величество император австрийский изволил обедать раз в месяц. Поэтому, ваша светлость, я знаю, как следует принимать коронованных особ. У принца де Субиза король Людовик Пятнадцатый бывал под именем барона де Гонесс, но все равно это был король. У другого из них, то есть у принца де Рогана, император Иосиф называл себя графом Пакенштайнским, но все равно это был император. Сегодня вы, господин маршал, принимаете графа Хагу, но, как вы его ни назовете, он все равно останется королем Швеции. Или сегодня вечером я покину ваш дом, господин маршал, или с господином графом Хагой здесь будут обращаться как с королем.

– А я уже битый час пытаюсь вам это запретить, поскольку граф Хага желает сохранить самое строгое и непроницаемое инкогнито. Узнаю, черт возьми, дурацкую суетность лакейских душонок! Не корону вы чтите, а себя, пользуясь для этого нашими экю!

– Я и в мыслях не допускаю, – колко парировал дворецкий, – что ваша светлость всерьез говорит о деньгах.

– Ну что вы, сударь, – в некотором смущении запротестовал маршал. – Деньги! Да кто говорит о деньгах! Прошу вас, не надо ставить все с ног на голову, я только хотел подчеркнуть, что не желаю, чтобы здесь упоминали о короле.

– Но, господин маршал, за кого вы меня принимаете? Неужто вы считаете, что я способен на столь необдуманный поступок? Никто не собирается упоминать о короле.

– Тогда не упрямьтесь и приготовьте обед к четырем часам.

– Это невозможно, господин маршал, так как в четыре еще не прибудет то, чего я жду.

– Чего же вы ждете? Какую-нибудь рыбу, как господин Ватель[1]?

– Вот еще, при чем тут Ватель, – пробормотал дворецкий.

– Вам, кажется, не по вкусу такое сравнение?

– Да нет, просто благодаря удару шпагой, которым он покончил с собой, господин Ватель приобрел бессмертие.

– Ах, так вы полагаете, что ваш собрат заплатил за славу слишком дешево?

– Нет, ваша светлость, но подумайте сами: сколько таких же, как я, дворецких мучаются, сносят обиды и унижения гораздо худшие, нежели удар шпагой, и тем не менее не обретают бессмертия!

– Но не думаете ли вы, сударь мой, что для бессмертия нужно быть либо членом Академии[2], либо мертвецом?

– Коли на то пошло, ваша светлость, лучше уж оставаться в живых и исполнять свой долг. Не стану я умирать и исполню свой долг так же, как это сделал бы Ватель, будь господин принц Конде чуточку терпеливее и подожди он еще с полчаса.

– Но вы же посулили мне какие-то чудеса? Весьма ловко с вашей стороны.

– Нет, ваша светлость, никаких чудес.

– Чего же в таком случае вы ждете?

– Вы действительно хотите знать, ваша светлость?

– Еще бы! Мне очень любопытно.

– Я жду, ваша светлость, бутылку вина.

– Бутылку вина? Объяснитесь же! Это становится интересным.

– Дело вот в чем, ваша светлость. Его величество король Швеции, я хотел сказать, его сиятельство граф Хага, не пьет ничего, кроме токайского.

– Как! Неужели в моих погребах не найдется токайского? Если так, то эконома надо гнать в три шеи.

– Нет, ваша светлость, у вас есть еще около шестидесяти бутылок.

– Стало быть, вы полагаете, что граф Хата выпивает за обедом шестьдесят одну бутылку?

– Немного терпения, ваша светлость. Когда господин граф Хата впервые посетил Францию, он был тогда только наследным принцем. Однажды он обедал у покойного короля, который как раз получил дюжину бутылок токайского от его величества императора Австрийского. Вам известно, что отборное токайское попадает только в императорские погреба и что даже монархи пьют его лишь в том случае, если получают в подарок от его императорского величества?

– Известно.

– Так вот, ваша светлость, из того вина, что отведал тогда наследный принц и нашел восхитительным, сейчас осталось только две бутылки.

– Вот как?

– Да, и одна из них все еще находится в погребах короля Людовика Шестнадцатого.

– А другая?

– А другая похищена, – с улыбкой триумфатора заявил дворецкий, который понял, что после долгой борьбы его победа уже близка.

– Похищена? Кем же?

– Одним моим другом, экономом покойного короля, человеком, который многим мне обязан.

– Так, и, стало быть, он вам ее отдал.

– Конечно, ваша светлость, – гордо ответил дворецкий.

– И что вы с нею сделали?

– Поместил в погреб своего хозяина, ваша светлость.

– Вашего хозяина? Кто же был в те времена вашим хозяином, сударь?

– Его светлость принц кардинал де Роган.

– Господи, так это было с Страсбурге?

В Саверне.

– И вы послали кого-то за этой бутылкой, чтобы ее доставили мне? – воскликнул старый маршал.

– Вам, ваша светлость, – ответил дворецкий тоном, в котором явно звучало еще одно слово: «Неблагодарный!»

Герцог де Ришелье схватил верного слугу за руку и вскричал:

– Прошу меня извинить, сударь, вы – король дворецких!

– А вы хотели меня прогнать! – укорил хозяина тот, сопроводив свои слова непередаваемым движением головы и плеч.

– Я заплачу вам за эту бутылку сотню пистолей.

– И еще сотню вам будет стоить доставка, так что в общей сложности получается двести. Но ваша светлость должны признать, что это даром.

– Я признаю все, что вам будет угодно, сударь, а пока с сегодняшнего дня вы будете получать двойное жалованье.

– Но, ваша светлость, я этого не заслужил, я всего лишь исполнял свой долг.

– А когда прибудет ваш гонец, посланный за этой бутылкой?

– Рассудите сами, ваша светлость, терял я время попусту или нет. Когда ваша светлость объявили мне об обеде?

– Кажется, три дня назад.

– Гонцу, который будет скакать во весь опор, требуется двадцать четыре часа на дорогу туда и столько же – на обратную.

– Остается еще двадцать четыре часа. Признайтесь, монарх дворецких, на что вы их употребили?

– Увы, ваша светлость, я их потерял. Мысль о вине пришла мне в голову лишь на следующий день после того, как вы вручили мне список приглашенных. Теперь добавьте время, необходимое для совершения сделки, и вы поймете, ваша светлость, что, назначая обед на пять часов, я просил о совершенно необходимой отсрочке.

– Как! Бутылка еще не здесь?

– Нет, ваша светлость.

– Боже милосердный! А вдруг ваш собрат из Саверна проявит такую же преданность принцу де Рогану, какую вы проявляете ко мне?

– Я не понимаю вас, ваша светлость.

– Вдруг он откажется отдать бутылку, как сделали бы, несомненно, вы на его месте?

– Я, ваша светлость?

– Нуда. Надеюсь, вы никому не отдали бы подобную бутылку, хранись она в моем погребе?

– Покорно прошу меня извинить, ваша светлость, но если бы кто-то из моих собратьев, которому предстояло бы принимать короля, попросил у меня бутылку вашего лучшего вина, я отдал бы ее, не колеблясь ни секунды.

– Вот как, – слегка скривился маршал.

– Помогай сам, и тебе помогут, ваша светлость.

– Вы меня немного успокоили, – со вздохом проговорил маршал, – но риск все же есть.

– Какой, ваша светлость?

– А вдруг бутылка разобьется?

– Ох, ваша светлость, еще не случалось, чтобы кто-нибудь разбивал бутылку стоимостью в две тысячи ливров.

– Ладно, я был не прав, не будем больше об этом. Так когда же прибывает ваш гонец?

– Ровно в четыре часа.

– В таком случае что нам мешает сесть за обед в четыре? – снова принялся за свое маршал, упрямый как мул.

– Ваша светлость, вино должно отдыхать в течение часа – и то лишь благодаря изобретенному мною способу. В противном случае оно отдыхало бы три дня.