Он почти явственно услышал голос Грейс: «Что значит, будет достроен? Его достроили в тысяча восемьсот шестьдесят пятом». Дорис права, Грейси может быть такой же стервой, как и все бабы.

Рука Дорис зашевелилась, ее пальцы ласково перебирали волосы на его груди. Она быстро поцеловала оба соска. Грейс никогда не ласкала его по утрам.

— Вовсе я на него не запала, — возразила Дорис. — Или ты этого хочешь? Хочешь сыграть втроем? Ты, я и он? Конечно, нужно соблюдать осторожность, чтобы пресса не пронюхала, но если тебе этого хочется…

Барли был в шоке.

— Безусловно, я этого не хочу!

— Я просто дразню тебя, милый, — быстро нашлась она. — Ты удивишься, но некоторые мужчины любят такого рода вещи.

— Две девушки и один мужчина — это я еще понимаю, — буркнул Барли, — но зачем мужчине нужен еще один мужик?

— Если он действительно любит свою жену, то может на это пойти, — сказала Дорис. — Если, к примеру, он довольно стар, а она еще молода и он не в состоянии удовлетворить ее, но все же хочет принимать участие. Тогда он вполне может пойти на такую жертву.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что это относится ко мне? — вопросил Барли, который за ночь аж дважды удовлетворил, как ему показалось, свою молодую жену.

Дорис счастливо рассмеялась и легонько дернула его за начавшие седеть волосы на груди.

— Если бы это было так, вряд ли я вообще подняла бы эту тему, — подчеркнуто оскорбленным тоном заявила она. — И вряд ли бы вообще была сейчас с тобой. Так что не волнуйся, ты куда лучше, чем большинство мужчин твоего возраста.

Барли давно усвоил, что некоторые вопросы предпочтительнее не задавать, потому что ответ может не понравиться. Дорис сама рассказала, что несколько раз спала со своим боссом, но только ради того, как она заверила Барли, чтобы получить собственную программу. Ну и, конечно, будучи студенткой, спала с парнями, но это в наши дни в порядке вещей. Он подумал что, скорее всего, убьет каждого, на кого она осмелится взглянуть. Грейс в последний раз видели отбывающей с картиной и художником в старом микроавтобусе. По крайней мере, так слышал шофер, Росс. Барли не сказал об этом Дорис. Это сильно усложнило бы ему жизнь. Он сомневался, что после выходки Грейс на автостоянке ему удастся стать сэром Барли. Но кто знает! У людей короткая память. Вспомнить хотя бы принца с Камиллой.

— Но, дорогой, — рука Дорис поползла вниз и потрепала его по животу, — я действительно считаю, что нам нужно поусерднее работать в тренажерном зале, чтобы сбросить еще пару фунтов. Ничто так не старит мужчину, как пивное брюхо.

Это уже смешно. У Барли сроду не было пивного брюха. Пивное брюхо — это когда ты смотришь вниз и не видишь собственных коленей, а у него ничего подобного вовсе не наблюдается. Он отлично видит свои коленки, когда смотрит вниз. Барли был совершенно уверен, что он стройнее сэра Рональда и уж куда стройнее Биллибоя Джастиса. Он подумал, не стоит ли ему заняться тем же, что и они, вместо недвижимости. Но это дело опасное, и не только из-за возможных взрывов — посмотрите, что случилось с физиономией Биллибоя! Просто штука в том, что люди, занятые таким бизнесом, частенько заканчивают свою карьеру в багажнике автомобиля. Мертвыми. Уж лучше он присоединится к Всемирной паутине, чтобы продемонстрировать, что он сторонник мира во всем мире.

— Я люблю тебя, дорогой, — произнесла Дорис Дюбуа, решительно возвращая на место его руку, — независимо от твоих габаритов и физической формы. Я обожаю тебя, единственного в мире Барли Солта. Ну, раз уж ты слишком застенчив, чтобы сделать леди Джулиет прямое предложение насчет ее ожерелья, не могли бы мы завтра заглянуть в магазин «Булгари» и узнать, не могут ли они сделать мне точно такое же?

— Сомневаюсь, что они согласятся, милая, — возразил Барли. — По-моему, у них очень строгие правила насчет эксклюзивных заказов.

— Ты просто жадничаешь, милый. И пытаешься отвертеться.

Что ж, тут она права.

— Через шесть месяцев, Дорис. Если ты сможешь потерпеть шесть месяцев.

— За шесть месяцев многое может произойти, — вздохнула она. — Весь мир может измениться.

В этом она тоже была права, но в тот момент ни один из них об этом еще не знал.

— И хочу, чтобы этот молодой художник написал мой портрет, — заявила Дорис. — Если уж сэр Рональд смог сделать это для своей жуткой Джулиет, ты наверняка сможешь сделать то же самое для меня.

— Да, но ты же сама сказала, что традиционный портрет не вписывается в новый стиль Уайлд-Оутс, — возразил Барли.

— «Да, но…», — заныла Дорис. — Ну что ты все время твердишь мне «да, но…»! Мы кое-что перестроим, и в одном помещении будет рейка для картины. В библиотеке, я думаю. Конечно, придется переделать полы. Скорее всего, вернем на место панели, правда, их нужно будет отреставрировать, поскольку их испортили, когда снимали, но идея того стоит.

Ее рука поползла вниз. Он задохнулся от удовольствия.

— Я не хочу, чтобы у тебя было точно такое же ожерелье, как у леди Джулиет. И портрет в том же стиле, что и ее, я тоже не хочу. Его обязательно должен делать тот парень, как бишь его? Уолтер Уэллс? По правде говоря, я бы предпочел кого-нибудь другого.

Рука исчезла.

— А что это за подозрительные делишки у тебя с сэром Рональдом и тем мужчиной с чудным именем? Контракты, министерства, лоббирование и все такое?

Это она держала про запас. Он вздохнул. Просто ужасно, насколько откровенно некоторые люди пытаются манипулировать другими, но куда ужаснее, что тебе приходится с этим мириться, когда ты становишься все старше, а твоя женщина — моложе.

— Дорис, — как можно искреннее произнес Барли Солт, — никаких подозрительных дел нет. Все совершенно законно, проведено через правление и одобрено департаментом торговли. С чего ты вообще это взяла?

— Милый, — терпеливо ответила Дорис Дюбуа, — всегда что-то происходит. Всегда есть планы. Иначе как бы мир развивался? Я не возражаю, просто комментирую. И у меня, ты знаешь, есть связи в экологическом лобби. Бог мой, да я два года спала с Дайси Рейлтоном! До того, как он стал геем, естественно. Хотя лично я всегда считала, что с его стороны это лишь игра, чтобы сделать политическую карьеру. В то время и намека на это не было. Он был совершенно очаровательный и фантастический любовник.

Барли впервые слышал о связи Дорис с Дайси Рейлтоном, членом нижней палаты парламента. Он был сущей занозой для правительства, поскольку обладал потрясающей способностью задавать весьма неприятные вопросы, особенно когда дело касалось торговли оружием и нарушения санкций.

— Я бы предпочел, чтобы ты держалась подальше от Дайси Рейлтона, Дорис, — сказал он. — Ты моя жена. Я не хочу, чтобы газеты в это вцепились, и ты тоже этого не хочешь.

— Верно, — вяло признала она. — Но уж совершенно определенно я не намерена оказывать никаких услуг леди Джулиет. После того, как она вынудила меня снять платье и продать его. Она что, меня ненавидит? Почему она пригласила твою бывшую туда же, куда и нас? На чьей она вообще стороне?

— Не припоминаю, чтобы ты ответила на ее приглашение, — возразил Барли. — И мне бы не хотелось, чтобы ты постоянно думала о том, кто на чьей стороне. Наш развод задумывался как вполне цивилизованный.

— Я никогда не отвечаю на приглашения, — надменно заявила Дорис. — Я просто либо прихожу, либо нет. Да как вообще твоя бывшая осмеливается появляться на людях в таком виде? Она что, когда жила с тобой, никогда в зеркало не смотрелась? Или она выкопала свой наряд в какой-то благотворительной лавке? Благотворительное платье для благотворительного аукциона! Так у нее мозги работают? Бедняжка, как же ты, должно быть, страдал! Ты знаешь, что она прославилась на весь Лондон тем, что подавала крабовую закуску?

— А что не так с крабовой закуской? — изумился Барли.

Она рассмеялась своим чарующим звонким смехом, который он так любил.

— Солнышко, раз уж ты этого не знаешь, то и я тебе не скажу. Просто предоставь все мне, и тебя произведут в рыцари в мгновение ока. Это настоящая дикость, что Джулиет — леди, а я — нет.

Послышался стук в дверь. Барли думал, что у него есть еще полчасика, чтобы поваляться с Дорис в постели, но вошедшая экономка сообщила, что приехали декораторы и хотят войти и все замерить. К его изумлению, Дорис мгновенно встала и впустила их. Не хотела доставлять им неудобства, сказала она.

На террасу подали кофе без кофеина, грейпфрутовый сок — несколько кисловатый для его желудка (но Барли предпочел не говорить об этом вслух) — и обезжиренные круассаны.


Глава 13


Уолтер Уэллс говорит, что любит меня. Уолтер Уэллс намного моложе меня. У него тело упругое, мускулистое, а у меня — нет. Поднимаясь наверх в мастерскую, где мы живем последние семь дней, он перепрыгивает через ступеньки, а я не пропускаю ни одной. Он водит меня в районный бассейн, где плавает как рыба, Обо мне можно сказать с большой натяжкой. Его тело над моим, когда мы занимаемся любовью, кажется темным, резко очерченным силуэтом, мое же тело с удовольствием принимает его, но с каким-то удивлением, словно не ожидало такой роскоши. Я совершенно точно знаю, что никогда не испытывала ничего подобного с Барли, который вечно куда-то спешил. Уж это-то я способна понять, хотя и не обладаю большими познаниями в постельном искусстве. Осмелюсь предположить, что каждый мужчина занимается любовью по-своему. Но кого бы об этом спросить? Может, Этель все же выйдет из тюрьмы, уж она-то должна это знать. Уолтер Уэллс все еще в новинку для меня. Так что я точно не определилась, что к чему.

От него пахнет масляными красками, холстом, лаком, скипидаром, сигаретами, «Макдоналдсом», где он ест куриные котлетки с острым соусом, и хлоркой от бассейна. И еще от него исходит какой-то слабый, не забытый мной запах Кармайкла, когда я прижимала его к груди, запах мальчика в преддверии подросткового возраста. И мне все это очень нравится. И сожалею я лишь о потраченных без всего этого десятилетиях. Хотя, если бы все было иначе, как бы я получила это сейчас? Нет, все влюбленные — идиоты, законченные идиоты.

Полное имя Уолтера Уэллса — Уолтер Уинстон Уэллс,[2] что нам кажется символичным, хотя на самом деле ничего такого в этом нет, но сейчас мы видим символику во всем. Мы предполагаем, что он — человек будущего, а он жалуется, что никогда не сможет меня догнать. Ему не терпится постареть — во всяком случае, он так говорит — и стать таким же, как его отец, чтобы его начали принимать всерьез. Я ему говорю, что, по-моему, призывать старость — значит навлекать несчастье, а он возражает, что это куда лучше, чем смерть. В настоящий момент мы оба хотим жить вечно и вместе.

Бабье лето закончилось, и ночи стали прохладными. В мастерской холодно, и я надела шерстяное белье.

Портрет леди Джулиет, чтобы не повредить случайно, стоит лицом к стене вместе с другими полотнами, в большинстве своем пейзажами. Нарисованная леди Джулиет терпеливо ждет, когда на стенке появится свободное местечко. Уолтер говорит, что она обретет свое место только тогда, когда он продаст следующую картину. Он утверждает, что это своего рода фаворитизм — снимать со стенки уже висящую там картину, чтобы освободить место для леди Джулиет. Всему свое время. У Уолтера очень близкие отношения с его творениями. Будь я другой, более молодой и менее терпеливой, вполне могла бы приревновать его, настолько он нежен с ними. Я подумывала, не увезти ли мне портрет к себе в квартиру и повесить его там но, в конце концов, мы с Уолтером сошлись на том, что нам обоим нравится леди Джулиет, и мы не хотим, чтобы она висела одна в заброшенном жилище. Мне иногда приходится ездить туда, чтобы переодеться и помыться с большим комфортом, чем в мастерской Уолтера, ответить на письма адвокатов и все такое. Но я всегда с огромным удовольствием покидаю эту квартиру. И у меня складывается впечатление, что с каждым разом я поднимаюсь на пятый этаж, в мастерскую, все быстрее и быстрее. У меня словно выросли крылья.

Уолтер полагает, что продаст следующую картину буквально через пару недель и леди Джулиет переселится на стену. Он продает свои работы меньше чем за тысячу фунтов. Он совладелец галереи в Блумсбери, расположенной буквально в пяти шагах от моей квартиры в Тавингтон-Корте, неподалеку от Британского музея, — совпадение. Совпадение! Видите, как Господь все устроил — специально для нас!

Когда приходит любовь, все чувства обостряются, глаза начинают сиять ярче — даже мои бедные усталые глазки на шестом десятке лет — и все на свете начинает удаваться. Я сыграла в лотерею и выиграла девяносто два фунта. Полагаю, мы влюблены. В общественном бассейне куда больше всяких событий и куда меньше, хлорки, чем было в моем собственном.