Клэнси тоже всхлипнул и бросил последний взгляд на Джека — на мальчика, каким он его помнил, на мужчину, каким он стал.

— Мы хорошо поработали, Клуни. Мы и не надеялись, что все кончится так хорошо.

— Куда мы теперь направимся, как ты думаешь? Я всегда предполагал, что мы вознесемся в рай. Но разве можно быть в этом уверенным?

Клэнси посмотрел на молодую пару: они лежали, прижавшись друг к другу. Джек спал, Мери отчаянно боролась со сном.

— Не знаю, Клуни. Может, мы все же упокоимся с миром. Хотя это, должно быть, скучно, как считаешь?

Не успел Клэнси закончить, как за их спиной раздался какой-то шум. Обернувшись, они увидели, что стены раздвинулись и стало видно ночное небо.

— Клэнси?

Клэнси взял Клуни за руку, чувствуя, что его притягивает ночь. Но небо вдруг просветлело и вдали появились очертания каких-то предметов.

— Ты видишь, Клуни? — возбужденно спросил Клэнси. — Это сцена. Великолепная сцена. А публику видишь?

Гляди, Клуни. Видишь, что там написано? Все такое новое, сияющее, даже лучше, чем новое. «Клуни и Клэнси. Бродячие актеры». Вот здорово!

Клуни почувствовал, что плывет. Клэнси плыл рядом. Они миновали Колтрейн-Хаус, поднимаясь все выше и выше.

— Я вижу, мой друг, нашу старую повозку… и Порцию! Помилуй Бог — это наша Порция!

— Мы возвращаемся домой, Клуни, — прошептал Клэнси. Он посмотрел вниз на Колтрейн-Хаус, на фигуры двух спящих людей, тоже завершивших свое долгое путешествие друг к другу. — Теперь мы все дома.