— Да, сэр, — прошептала Хани, теребя передник. — Но дело в том, сэр, что у нее нет лучшего платья.

Мери украдкой наблюдала за своим опекуном и увидела, как его обычно землистое лицо стало багровым от гнева.

— Какое мне до этого дело! Заверни ее в простыню. Закатай ее в ковер, черт побери! Но она должна быть внизу через полчаса. У меня все идет по плану, и к полудню я намерен быть на пути в Лондон.

Дверь за ним захлопнулась. Мери глазами показала Хани, что ей срочно нужно ведро. После того как ее вырвало, она позволила Хани вымыть ей лицо. Потом встала и стояла чуть-чуть покачиваясь, пока горничная затягивала ее в корсет и надевала на нее «лучшее». Все платья сидели на Мери одинаково плохо, а «лучшее», сшитое из тяжелого кашемира, стягивало грудь и едва доходило до щиколоток.

— Он посадит вас в тюрьму, вот что он сделает, — причитала Хани, время от времени вытирая слезы и не попадая пуговицами в петли. — О, он жестокосердный человек, это точно. Он, верно, прикажет высечь мастера Джека на конюшне, прежде чем отправит его к палачу. Он на это способен. Клуни и Клэнси заперты в своей комнате вместе с моим отцом, а других посадили в погреб. Я не хотела вам ничего говорить, но вы должны это знать. Одному Богу известно, что с ними будет. Вам надо бежать, мисси. Бежать, и как можно скорее.

Мери подняла руки и слегка помассировала виски.

— Если ты все это мне рассказала, чтобы я перестала бояться, Хани, ты ошиблась. — Она поцеловала горничную и потрепала ее по щеке. — Я не могу убежать, Хани. Во-первых, некуда. У меня нет ни денег, ни лошади, ни друзей, кроме Киппа, но сомневаюсь, что его мама пустит меня к себе в дом, когда узнает, что они с Джеком натворили. А во-вторых, мне надо увидеть Джека, чтобы узнать, все ли с ним в порядке.

— Ха! Вы про этого! — фыркнула Хани. — Не ждите, что он вас осыплет дождем из цветов в знак благодарности, мисси… Когда вас сажали в повозку, чтобы увезти обратно в Колтрейн-Хаус, я слышала, как он проклинал вас. Вот что делал мастер Джек, он грозился убить вас.

Мери стиснула зубы. Одно дело, если она переживает, что он винит во всем ее, и совсем другое — если так он и считает.

— Правда? Я во всем виновата? — Мери пожала плечами. — Значит, он так рассуждает? Сначала разозлится, вспылит, а потом начинает ругаться. А уж ругаться он мастер, всегда несется во весь опор и мелет черт-те что! На самом деле, Хани, он так не думает. Я уверена, что он просто беспокоился обо мне.

Хани только молча подняла глаза к потолку.

А Мери покраснела до самых корней спутанных волос.

— Ты не веришь, а он и вправду обо мне беспокоится. Просто все эти годы он не знал, как выразить свои чувства, особенно когда у меня вдруг появились эти смешные бугорки, — настаивала она, обхватив ладонями свои довольно полные груди. — А до этого можно было прикидываться, будто я такая же, как он или как Кипп. Глупо, правда?

— Ты умеешь быть глупой, — сказал с порога Алоизиус Бромли. Он был в ночном колпаке, который съехал набок. Длинная ночная рубашка доходила до пят, прикрывая тощие ноги. — И ты, и Джек — оба дураки. При этом нет никаких надежд на то, что вы изменитесь. Разве для этого я оставался здесь все эти годы? Ради этих глупостей? Знаешь ли ты, что задумал сделать с вами Колтрейн? Что вы облегчили ему задачу? Вы хоть что-нибудь поняли?

— Нет, сэр, — уважительно ответила Мери. Ей хотелось бы посмеяться над забавным видом своего любимого наставника, но она видела морщинистое лицо, выцветшие серые глаза и беспокойство за них обоих. — Что-то очень плохое?

— Иди сюда, дитя, и мужайся, — мягко произнес Алоизиус, протягивая ей руку. — Меня выпустили из погреба и велели привести тебя. Все выглядит не слишком красиво, но ты не должна сердиться на Джека, если он будет дуться или кричать бог знает что и выставит себя полным идиотом. Все уладится. Не сегодня, насколько я знаю Джека, и определенно не завтра. Но все будет хорошо. Со временем все встанет на свои места. Обещаю тебе.

Джек ходил из угла в угол своей спальни, ставшей тюрьмой, вытащив левую руку из перевязи, сделанной Киппом из куска простыни. Он отказывался обращать внимание на боль, пронзавшую ему плечо.

— Идиот! Я идиот!

— Мы оба идиоты, Джек. И ты скоро продырявишь этот и без того вытертый ковер, если не перестанешь метаться.

Кипп лежал на смятой постели, скрестив ноги. Заложив руки за голову, он лениво изучал потрепанный балдахин. — Кроме того, твоя ключица, возможно, сломана, а не просто ушиблена. Так что тебе лучше сесть или лечь.

— Заткнись, Кипп, — сердито огрызнулся Джек и, подойдя к камину, пнул ногой решетку, так что слабый огонек, рассыпав искры, вспыхнул ярче. — Просто заткнись, ладно?

— Да, конечно. Я заткнусь, ты будешь бегать по комнате, и мы оба будем ждать, пока на нас упадет крыша. Она таки упадет на нас с помощью твоего отца. Он уже три года точит на меня зуб и мечтает отомстить за то, что я посмел вмешаться в его жизнь. Как ты думаешь, что задумал этот ублюдок? У него сейчас гостят здоровенные мужики. Ты, возможно, и выглядишь привлекательней со сломанным носом, но мне не хочется, чтобы мое красивое лицо как-то переделали.

— А почему бы и нет, Кипп? Я всегда говорил, что ты слишком хорошенький.

Джек опустился на стул и вдел раненую руку в петлю перевязи.

— Он не передаст нас властям, чтобы нас посадили в тюрьму, или повесили, или куда-нибудь выслали, или сделали еще что-либо, что обычно делают с разбойниками. Это было бы слишком просто. Черт, он уже давно убил бы меня, если бы не получал такое удовольствие от того, что может мучить меня. Но он определенно заставит нас страдать, в этом ты можешь не сомневаться. Просто избить нас — это не доставит ему удовольствия. Боже, если бы только я смог тогда как следует ударить ублюдка!

— Насколько я помню, ты в то время был занят другим: держал на руках Мери и умолял ее не умирать. Бедное дитя! Она поправится?

Джек потер рукой глаза, пытаясь избавиться от видения: перед ним маячило лицо Мери, когда он видел его в последний раз. Она начала приходить в себя, когда они уже приехали в Колтрейн-Хаус, но шишка на ее голове выглядела удручающе.

— Мери? С ней все будет в порядке. Но какого дьявола она побежала за мной, визжа, как зарезанная свинья — черт! Я считаю ее частично виновной во всей этой кутерьме. Она всегда идет за мной по пятам. Всегда.

— Она чертенок, не так ли? Надоедливый ребенок, если только не желает зачем-то подкупить тебя и не становится ласковой. — Кипп сел и спустил ноги на пол. — Тебя, мой друг, может, и устраивает это ожидание, но солнце уже встало и я не собираюсь сидеть здесь, пока твой отец соизволит меня выпустить. Заперли, как собак в клетке. Нет, я не могу этого позволить. Ведь я виконт Уиллоуби, ты же знаешь.

Слабая улыбка появилась на губах Джека.

— Да сядь ты, Кипп. На меня ты не производишь никакого впечатления — ни как собака, ни как виконт. Как ты думаешь, он послал за твоей матерью?

Кипп встрепенулся:

— За моей матерью? Черт, Джек, неужели он это сделает? Никто не посмел бы сделать такое, даже твой отец. Виселица — куда ни шло. Но моя мать? Она будет рыдать, заламывать руки, причитать, что пригрела на своей груди змею. Боже правый!

Джек встал, похлопал друга по плечу и подошел к окну. За окном вставало солнце.

— Я должен был сообразить, что становлюсь слишком предсказуемым. Всякий дурак догадался бы. Нападения происходили всегда в одном и том же месте, при этом нападали лишь на кареты, едущие из Колтрейна. Даже мой вечно пьяный папаша догадался и послал барона с Хани в качестве наживки, будучи уверен, что непременно выманит на дорогу Рыцаря Ночи.

— Согласен, — ответил Кипп, стараясь мысленно избавиться от ужаса материнской истерики. — Мы сглупили. Август расставил ловушку, и мы в нее попались.

— Все, что нам остается, — это расплачиваться за свою глупость и опрометчивость, — заключил Джек, обернувшись, потому что услышал поворот ключа в замке. — И меньше чем через минуту мы узнаем, что нас ждет.

Кипп встал рядом с Джеком и с решительным видом положил ему руку на плечо:

— Вот так, мой друг. Встретим врага лицом к лицу. Если только это наказание никак не связано с моей матерью, думаю, я смогу выдержать.

В следующий момент кто-то дал Киппу в зубы, а Джек повалился на какого-то огромного человека и здоровой рукой изо всех сил ударил его по носу.

Битва была короткой, но отчаянной, к тому же силы были неравны: четверо сильных мужчин против Киппа и раненого Джека. Джек очень скоро оказался на полу со связанными за спиной руками. Ему хотелось кричать от боли в сломанном плече, но он только молча смотрел на своего отца, который стоял над ним улыбаясь.

— Что ж, сын, — сказал Август Колтрейн, сунув кляп в рот Джека, — нам с тобой предстоит небольшой разговор. Хотя, боюсь, тебе придется только слушать. Ты ведь готов меня выслушать, сын, не так ли?

Мери сидела на диване в большой гостиной рядом с Алоизиусом. Она обвязала голову широкой лентой, чтобы как-то уменьшить пульсирующую боль в висках, и молила Бога, чтобы желудок снова ее не подвел. Ей не было холодно, но уже в течение пяти минут она безуспешно пыталась перестать стучать зубами.

Комната была полна людей, которых она раньше никогда не видела или, во всяком случае, старалась быть от них подальше. В толпе она заметила четверых довольно прилично одетых мужчин, включая барона Хартли. Они сидели за столом в углу гостиной, о чем-то болтали, шутили, пили и играли в карты. Рядом с ней на диване, полностью отключившись, храпел и пускал слюни некто в желтом фраке. Пятеро мужчин в простой, грубой одежде — видимо, охрана — стояли по стенам, заложив руки за спину и глядя на всех бессмысленными глазами.

Но что больше всего смущало Мери, так это присутствие человека, одетого во все черное, но с белым подворотничком, как у священника. В одной руке он держал Библию, в другой — бутылку вина.

Внезапно она услышала какой-то шум в коридоре, звуки падения и ударов тел о лестницу.

— Боже, Джек? — вскрикнула она, когда дверь открылась. Она попыталась подняться, но Алоизиус взял ее за руку и вполголоса попросил вести себя тихо.

Август Колтрейн вошел в салон вслед за Джеком, толкнув его так, что тот упал на пол. Его руки были связаны за спиной, во рту торчал кляп. Следом за Джеком вошел Кипп. У него на щеке была большая царапина, один глаз заплыл и почернел. Руки Киппа тоже были связаны, и во рту у него тоже была тряпка. Кто-то из мужчин толкнул его, и Кипп, как и Джек, оказался на полу.

Мери посмотрела на своего опекуна — человека, которого она всегда избегала, — бледное лицо и холодные черные глаза которого являлись ей в кошмарных снах в течение многих лет. С возрастом он становился все более пугающим. Он был дьяволом. Так говорил Клуни, и Мери этому верила.

— Что происходит? — спросила она Алоизиуса, дрожа всем телом, почти теряя сознание.

— Полагаю, — Алоизиус похлопал ее по руке, — Джек заявил протест против планов отца, а тот решил убедить его пересмотреть свою точку зрения.

— Каких планов? — непонимающе переспросила Мери, наблюдая, как Август Колтрейн вступил в разговор с качающимся — очевидно пьяным — человеком в белом подворотничке. — Господи! Он собирается убить их? — ужаснулась она. — Он хочет, чтобы этот человек прочел над ними отходную молитву?

— Ты, девчонка! — гаркнул Август, прежде чем Алоизиус успел ответить. Он ткнул в нее пальцем, веля подойти к нему.

— Иди, девочка, — сказал Алоизиус, в последний раз сжав ее руку. — Ничего не говори. Не спорь. Не поручусь, что этот человек и тебя не изобьет. Вы с Джеком можете только одно — пройти через все это, пережить.

Мери вставала очень медленно, будто боялась, что ноги не удержат ее, и вдруг увидела, как Джек поднимается на ноги. Низко наклонив голову, он двинулся на Августа словно разъяренный бык.

— Джек, — закричала она, — не надо, Джек! — Краем глаза она увидела, что и Кипп хочет встать, но один из охранников толкнул его, и он снова упал.

Джек не успел сделать и нескольких шагов, как наемники Августа схватили его и швырнули на пол.

— Достаточно, — скомандовал Август. — Мы хотим, чтобы мальчик смог произнести нужные слова. — Он подошел к лежащему на полу Джеку, вырвал у него изо рта кляп и развязал руки. Джек тяжело дышал, из носа у него шла кровь. — И ты скажешь их, Джек, иначе… погоди минутку.. Мне в голову пришла замечательная мысль. Раз ты упрямишься, Джек, я мог бы жениться на этой девчонке сам и сделать, все, что нужно, прямо у тебя на глазах. У меня уже давно не было девственницы.

— Ха, Август! Неплохая идея, — откликнулся один из сидящих за карточным столом мужчин. — Только вряд ли у тебя что получится. Джентльмены, хотите пари, что этот пьянчуга Август не сделает того, чем похваляется?

— Я могу уступить ее тебе, Хартли, — великодушно предложил Август. — Но я слышал, что тебе больше нравится заниматься этим со своей матерью.