Тереза Медейрос - Озорница (Ангел на час)

С кружевной подушки за ней равнодушно наблюдала кукла с фарфоровым личиком и ничего не выражающими круглыми голубыми глазами. При виде тонкой золотой цепочки на запястье игрушки Эмили вздрогнула. Только манящий блеск драгоценного металла мог вынудить батюшку бросить дочь и уехать в Новую Зеландию. Сейчас там золотой прииск. Но какой в нем смысл, если батюшка погребен под землей, спутанный по рукам и ногам блестящими цепями?

Эмили отшвырнула куклу в дальний угол спальни, упала на колени перед кроватью и, чтобы заглушить громкие рыдания, сунула в рот край шелкового покрывала; слезы потекли рекой, обжигая щеки. Чуть погодя, немного успокоившись, она открыла глаза и обвела взглядом комнату.

Кукла валялась возле окна, задрав ноги.

— Прости меня, Аннабелла, — прошептала Эмили, подползла на коленках к игрушке и крепко прижала ее к груди. На фарфоровом лобике пролегла тонкая трещинка, протянувшаяся к раненому сердцу девочки. — Я нечаянно. Прости меня, — прошептала Эмили, оправила бархатное платьице и поцеловала куклу в трещинку. — Нам с тобой хныкать нельзя. Батюшка всегда учил меня держаться молодцом. — Из горла ее вырвался короткий смешок, больше похожий на рыдание. — Теперь нам остается только ждать.

Она взобралась на подоконник, прижимая к груди куклу, и выглянула в окно. Смеркалось; на улице один за другим вспыхивали газовые фонари, разрезая темноту зеленоватым светом. В оконном стекле отражались розовые щеки и светлые пряди Аннабеллы, контрастирующие с густыми темными волосами и смуглым лицом Эмили. Девочка баюкала игрушку, прижавшись к ней подбородком. Внезапно она зябко передернула плечами.

— Мы с тобой будем паиньками, Аннабелла, и дождемся своего, — прошептала Эмили. — Батюшка теперь не сможет приехать за нами, но вместо него приедет господин Коннор. Так сказал батюшка.

Сгущались сумерки, Эмили медленно раскачивалась из стороны в сторону, слезинка капнула с ее подбородка и медленно скатилась по фарфоровой щеке куклы.

Новая Зеландия, Северный остров, 1872 год

— Эмили Клэр Скарборо пора хорошенько проучить за непослушание.

Угроза, прозвучавшая в голосе Барни, насмешила Эмили. Она повернулась спиной к поручням. Барни не сводил с нее гневного взгляда, а изрытое оспой лицо его исказила злая гримаса. Крепко вцепившись в поручни жилистыми руками, он провозгласил:

— Сейчас я этим займусь.

Дорин ухватила брата за ухо мертвой хваткой, снискавшей ей злую славу в пансионе для благородных девиц Фоксуорт; все воспитанницы остерегались попадаться ей под руку в недобрую минуту.

— Ой, сестренка, больно, — взмолился Барни. — Отпусти! Я пока что ничего ей не сделал. Пальцем не тронул.

— Не морочь мне голову! Я видела, как ты пялился, когда мы ее обряжали.

Она разозлилась и сорвалась на просторечье, что вызвало улыбку Эмили. Девушка знала, что именно способность подражать языку аристократов обеспечила Дорин высокое положение в пансионе. Ее влияние возрастало по мере ухудшения финансового положения мисс Винтерс.

Барни отбросил руку сестры.

— В такой компании я бы предпочел быть слепым и глухим до самой Новой Зеландии. Ох, уж эти мне бабы! — выкрикнул он.

«Как есть хорьки», — подумала Эмили, глядя на своих спутников.

Эти психи затащили ее на другой конец света. Они ходят на двух ногах, она носит шляпку, он — кепку, внешне вроде бы похожи на людей, но, если даже обрядить их в шелк и увешать бриллиантами, все равно истинной сущности не скроешь — этакие хищные зверьки. Эмили взглянула на свои руки, сплошь покрытые синяками от нещадных щипков Дорин. Эта девица и покусать ее способна, да, видно, опасается, что Эмили ответит ей тем же, а может, не хочет расстраивать капитана, который счел бы такое поведение в высшей степени неприличным.

Эмили тяжело вздохнула, провожая глазами переливчатый след на бирюзовой воде, оставленный их почтовым пароходиком.

Барни рванул ворот рубашки. Душно. Шерстяной костюм, купленный перед отъездом мисс Винтерс, спас бы от пронизывающего лондонского осеннего ветра, но совершенно не годился в этом царстве теплых бризов. Да и был он размера на два меньше нужного.

— Страна, прямо скажем, не для жизни, — пожаловался Барни, вытирая пот со лба. — Словно в ад угодил до срока. — Он прищурил здоровый глаз. — А если мы в аду, эта девка — черт в юбке. Погляди на нее. Она ведет себя так, будто ей принадлежит пароход и Тасманово море в придачу.

Дорин не удостоила Эмили взглядом. Она пристально смотрела на пожилого капитана, который, казалось, задремал у штурвала.

— Вполне возможно, все это будет принадлежать ей, когда мы передадим ее из рук в руки богатому опекуну, — сказала Дорин. — Этот плут, наследник герцога, должен сполна расплатиться с нами, вернуть деньги, которые он задолжал бедняжке мисс Винтерс за то, что она годами заботилась об этой сучке. А десятая доля достанется нам.

— Вообще-то полагалось бы выплатить нам половину, — пробурчал Барни, ощупывая огромный синяк под глазом.

Эмили готова была признать его правоту.

В понедельник она изрядно сдобрила солью съестные припасы. Во вторник — опорожнила запасы виски Барни и налила в бутылку содержимое ночного горшка Дорин.

В среду выбросила за борт единственный костюм Барни, вынудив его голышом броситься в воду, и при этом слегка надрезала палец и капала кровью в море в надежде привлечь акул. После чего только объединенные усилия Дорин и здоровенного кочегара смогли удержать Барни, пожелавшего выбросить за борт Эмили.

А сегодня утром она поставила ему синяк под глазом, размахивая кулаками, когда брат и сестра силой содрали с нее простенькое платье и вынудили напялить новый наряд.

— Совсем от рук отбилась, даже шляпку не носит, — злобно проворчал Барни.

С тех пор как лондонские туманы остались позади и над их головами засияло жаркое солнце, у Барни облупился нос и стала шелушиться кожа, Дорин пожелтела, а лицо Эмили, не боявшейся подставлять его солнцу, покрылось шоколадным загаром.

— По крайней мере, нам удалось прилично одеть это существо, теперь она хотя бы не похожа на мальчишку, — заметила Дорин.

Ее брат оценивающе оглядел девичью фигурку, и Эмили невольно вздрогнула. Девушка знала, что Барни видит в ней отнюдь не мальчишку, хотя не хочет в этом признаться. У нее до сих пор побаливала грудь, так крепко прижал он ее к себе, пока Дорин натягивала новую юбку. Эмили отодвинулась от него как можно дальше, а Барни ослабил пояс на брюках, не сводя с нее взгляда. «Чтоб ты сдох», — пожелала ему Эмили.

— Держи сверху свои грязные лапы, — посоветовала Дорин брату, смазав его по уху. — Нам теперь надо быть начеку и не испортить дела, довести его до конца. Ты же знаешь, нам поручили это, потому что у мисс Амелии не осталось денег, чтобы нанять детектива.

Барни проворчал в ответ что-то невразумительное, и в этот момент с мостика послышалось:

— Земля!

Эмили встрепенулась.

На горизонте появилась зеленая полоска, и пароходик сбавил ход. Дорин крепко сжала поручни, напряженно вглядываясь в даль, а Барни начал возиться с креплениями небольшой спасательной шлюпки, на которой намеревался доплыть до берега. Он решил в одиночку разыскать неуловимого Коннора, оставив Эмили на борту парохода из опасения, что на суше она вновь предпримет попытку сбежать, как случилось однажды в Сиднее и дважды в Мельбурне. Барни каждый раз выслеживал и возвращал беглянку.

Дорин шумно втянула воздух побелевшими от волнения ноздрями.

— Может, пойти с тобой? Или ты справишься сам?

— Если этот парень такой важный, как говорила мисс Винтерс, я просто войду в его шикарный дом и приведу сюда. После чего мы избавимся от этой паршивки и заодно разбогатеем.

Эмили подождала, пока Барни спустит шлюпку на воду, склонилась над бортом и взмахнула носовым платком.

— Прошу тебя, Барни, побереги себя. Не забывай, что один из партнеров господина Коннора уже погиб, а второй пропал без вести. — Она ласково улыбнулась. — Мне бы не хотелось, чтобы тебя постигла их судьба.

Барни позеленел, зло посмотрел на нее, развернул шлюпку и начал грести к берегу.

Над пароходиком взмыла чайка и полетела прочь. Эмили проводила ее глазами до серебристого края острова.

— Не надо забывать, — прошептала она, — что Джастин Коннор очень опасный человек.

— Будь трижды проклята эта мадам Винтерс!

Гневная вспышка его господина, крайне редко повышавшего голос, застала Пенфелда врасплох, он вздрогнул, жалобно звякнули чайные чашки на подносе. Бродившая по подоконнику чайка остановилась и с укором скосила глаз внутрь дома. Джастин Коннор вскочил на ноги и зашагал из угла в угол, потирая ладонью голову.

— Какого черта она не оставляет меня в покое?

Пенфелд поставил поднос на стол, покрытый грязной скатертью, и с опаской взглянул на своего господина, метавшегося по комнате, размахивая руками: того и гляди собьет на пол драгоценные фарфоровые чашки.

— Сдается мне, сэр, что виной этому незнакомец в стоптанных башмаках. Он задавал слишком много вопросов.

Джастин резко развернулся на ходу, и Пенфелд втайне порадовался, что успел заслонить своим телом поднос с посудой.

— С чего ты взял, что вездесущая мисс Винтерс прибегла к услугам простого смертного? Ведьма способна найти кого угодно и без чужой помощи. — Джастин всплеснул руками. — Вполне могла бы, не затрудняя себя письмом, сесть верхом на метлу и прилететь сюда.

Губы Пенфелда дрогнули в улыбке, но он лишь коротко прокашлялся.

— А ты тоже следишь за мной? — Джастин погрозил чайке пальцем. — Обычно ведьмы знаются с черными котами, но от мисс Винтерс можно ожидать чего угодно.

Чайка стыдливо спрятала голову под крыло.

— Надо бы свернуть тебе голову и сварить на ужин. — Джастин направился к птице, растопырив руки.

Пенфелд многозначительно кашлянул. Джастин оставил чайку в покое, вернулся к столу и взял письмо, отправленное из Лондона пять месяцев тому назад, которое посыльный из туземной деревни доставил только сегодня.

— Нет, ты послушай, что пишет эта настырная баба! Она, видите ли, требует, чтобы я немедленно приехал и забрал девчонку. Та якобы причастна к какому-то скандалу. Подумать только! Дитя замешано в скандале! Что же она могла натворить? Пролила молоко на скатерть за ужином? Или стянула лишний кусок из сахарницы?

— Однажды меня примерно наказали за подобный проступок, — с улыбкой вспомнил Пенфелд, нежно потирая тугой живот.

— Тварь ненасытная! Ей мало того, что на образование девчонки я посылал практически все свои деньги, каждый пенс, оказавшийся в моих руках.

Об этом Пенфелду было известно, поскольку именно он носил на почту тощие конверты без обратного адреса.

Джастин устало присел на бочонок из-под рома, служивший стулом, и тяжко вздохнул.

— Надо полагать, ей снова нужны деньги, но я ничем не могу помочь. Продать больше нечего. Что будем делать?

Пенфелд принялся полировать рукавом сверкающий носик заварочного чайника с таким видом, будто нет ничего важнее этого занятия.

— Вполне возможно, сэр, ваш адрес известен не только неугомонной мисс Винтерс. Смею допустить, что и ваше семейство...

Джастин вскинул голову и уставился на слугу. В янтарных его глазах плясали золотистые искры ярости. Когда он заговорил, чеканя слова, в голосе прозвучала скрытая угроза. В таких случаях его сторонились даже самые храбрые воины-маори.

— У меня нет семьи.

Последовало тягостное молчание, нарушенное тихим перезвоном чашек. Джастин постепенно остыл, сменил гнев на милость и вопрошающе взглянул на слугу, как бы ища поддержки.

— Я холостяк, сам по себе, никем и ничем не связан. Неужели не понятно? Я не могу взвалить на свои плечи ответственность за ребенка. Это абсолютно исключено. Девочке гораздо лучше оставаться в Англии, где можно получить надлежащее образование.

— А когда она подрастет и придет пора выдать ее замуж? — тихо поинтересовался Пенфелд, сдувая с молочника несуществующую пылинку.

— Об этом думать рано, — с коротким смешком парировал Джастин. — Когда погиб Дэвид, ей было года три, значит, сейчас лет десять-одиннадцать. — Неожиданно решившись на что-то, он водрузил на нос очки для чтения в золотой оправе и принялся лихорадочно писать на обратной стороне листа. — Отправлю-ка я письмо мисс Винтерс. Напишу, что девочке следует остаться в пансионе, который выбрал ее отец. Лучше этого не придумаешь. А как только раздобуду денег, тотчас же перешлю их ей.