Одеяло из гагачьего пуха сползло к низу живота, оставив грудь открытой, волосы разлохмачены, на золотой оправе очков для чтения играет пламя свечи. На лице красивого мускулистого мужчины очки смотрелись столь трогательно, что Эмили буквально задохнулась от переполнившего ее страстного желания.

Герцог поднял глаза; при виде девушки, выглядывавшей из-за двери, в его взгляде вначале мелькнуло удивление, затем взор затуманился, и Джастин сурово нахмурил брови.

От такого приема появилось желание тут же повернуться и исчезнуть, поскольку провалиться от стыда под землю было довольно затруднительно. Но пути к отступлению были отрезаны, и оставалось только войти. Эмили на цыпочках прокралась в комнату и подыскала удобное место на пушистом ковре, где ногам было не так холодно.

Жарко пылал огонь в камине, куда недавно подбросили угля, но Эмили продолжала мелко дрожать то ли от холода, то ли по иной причине. Джастин неспешно отложил книгу, снял очки и аккуратно засунул в футляр на прикроватной тумбочке. Девушка приблизилась к кровати, поглядывая на нее с вожделением. Кровать казалась огромной, теплой и манящей. В общем, ничего общего с лежащим на ней хозяином комнаты.

— Я... как бы это сказать?.. я хотела... — запинаясь начала Эмили. Под строгим взглядом Джастина трудно было найти нужные слова.

Герцог откинул одеяло и выпрыгнул из кровати, повязав бедра простыней, и Эмили поняла, что он ложится спать обнаженным.

— Значит, вот до чего дошли наши отношения, — заговорил Джастин раздраженным тоном, меряя спальню длинными шагами от стены к стене. — Ты полагаешь, что можешь в любое удобное для тебя время просто войти в мою комнату? И это после того, как ты дала мне ясно понять, что думаешь обо мне! — На секунду герцог перестал метаться по комнате и сердито посмотрел на девушку. — Неужели ты думаешь, что я буду счастлив питаться объедками в тех случаях, когда тебе угодно снизойти до меня?

Горячая сбивчивая речь возлюбленного поставила Эмили в тупик — она растерялась.

— Неужели ты думаешь, что я, поглядев на свое отражение в зеркале завтра утром, смогу по-прежнему считать себя благородным человеком, если сейчас заплачу своей честью за несколько минут любовного экстаза? — воскликнул герцог, энергично потер затылок и принялся кружить вокруг Эмили. Внезапно резко остановился, сжал ее за плечи и сильно встряхнул. — Неужели ты считаешь себя настолько неотразимой в ночной рубашке, что посмела войти сюда в твердом убеждении, будто я не сумею совладать с собой? Неужели ты так уверена, что, когда стоишь передо мной, я забываю обо всем на свете и у меня не остается ни чести, ни гордости?..

— Н-но я...

— Так чтоб ты знала, ты абсолютно права! — воскликнул Джастин и жадно прильнул к дрогнувшим ее устам. Горячий язык требовательно запросил дорогу, добился своего и встретил радушный прием.

Джастин отнес Эмили на кровать и прикрыл своим телом, его руки нетерпеливо срывали штанишки, сейчас герцог не был похож на прежнего чуткого и нежного любовника, подходившего к акту любви медленно, шаг за шагом, стараясь предугадать и удовлетворить малейшее желание своей возлюбленной. Он вел себя так, будто боялся, что в любую секунду может потерять Эмили и ее вновь поглотит темная ночь. С тяжким стоном Джастин вошел в нее и сразу понял, что его ждали и уготовили достойный прием.

Горячность и нетерпение Джастина передались девушке, она обвила его руками, дрожа и всхлипывая под грубой лаской. Еще пару минут назад Эмили не находила себе места от холода, а теперь по жилам разбегалось всепоглощающее пламя. В уста вновь вторгся огнедышащий язык и стал действовать по образу и подобию ненасытных бедер. Никогда прежде Джастин не любил ее столь жадно и страстно, он шокировал и одновременно доставлял неземное наслаждение, особенно когда подвинул Эмили на край кровати и встал между ее ног, что позволило ему глубже в нее войти. Эмили до крови закусила губу, чтобы не закричать, глаза закатились, и плоть оказалась на тонкой грани неизведанного, в любое мгновение готовая сорваться в пропасть удовольствия или бесчувственного небытия.

— Посмотри на меня, Эмили! — Приказал Джастин хриплым голосом, сдавив ее щеки. — Смотри прямо в глаза!

Она покорно встретила всепоглощающий взор возлюбленного, пылавший страстью, и думала лишь о том, чтобы доставить ему наслаждение. Не отрывая взгляда янтарных глаз, Джастин прижал плечи любимой к кровати, заставил на секунду лежать неподвижно, вошел еще глубже, и в это мгновение оба содрогнулись и застыли. Даже уста Джастина, прикрывавшие рот Эмили, не смогли сдержать вырвавшегося на волю протяжного крика сладострастия.

Проснувшись, Эмили обнаружила, что ее губы крепко прижаты к груди Джастина. Во сне их тела переплелись, его нога лежала на ее бедре, а рукой он сжимал ее ниже талии. В объятиях возлюбленного огромная кровать показалась теплой и уютной, как никогда. От пламени огня в камине по стенам плясали причудливые тени.

Эмили потерлась щекой о мускулистую грудь, как кошка, благодарящая хозяина за обильный вкусный ужин. Она и впрямь была сыта по горло, чувствовала некоторую слабость и готовность бесконечно нежиться в постели. Ночью Джастин не удовлетворился и еще раз вошел в нее, с такой чуткостью и нежностью, так предугадывая любые ее желания, будто хотел возместить прошлую невольную грубость, и помимо воли Эмили разрыдалась от счастья.

Она бережно укрыла Джастина покрывалом, осторожно, стараясь не разбудить, высвободилась из его объятий и выскользнула из постели. При малейшем движении ломило кости и стонали мускулы, так что, когда она встала на ноги и почувствовала, что может идти, это явилось приятным сюрпризом. Возле самой двери Эмили настиг резкий окрик, она испуганно оглянулась и встретилась с грозным взглядом хозяина Гримуайлда. Приподнявшись на локте, он смотрел ей вслед, будто решая, какую казнь уготовить ночной гостье.

— Куда ты так спешишь? Добилась своего и улепетываешь?

Эмили прикусила губу, чтобы не рассмеяться, мысленно досчитала до пяти и холодно ответила:

— По правде говоря, запамятовала, зачем приходила... Ах, да, вспомнила. У меня прогорел камин, и я хотела взять взаймы немного угля. Но сейчас в этом нет нужды.

Медленно отворила и, не оборачиваясь, прикрыла за собой дверь, так что не могла видеть, как у Джастина от удивления отвисла челюсть, а потом он раскинул руки и плашмя упал спиной на кровать.

В тот же день, когда Эмили вошла в гостиную, там царила атмосфера наивысшего напряжения. Вокруг нервно суетились возбужденные слуги, смахивая пыль и осторожно поглядывая на Джастина. До них уже дошел слух о новом приступе болезни мозга хозяина Гримуайлда и страшном обвинении, брошенном богатым итальянцем на приеме у графини Гермон. В свою очередь, сестры Джастина проявляли железную выдержку и занимались привычным делом. Они продолжали вышивать как ни в чем не бывало, словно бы никто и не называл их брата убийцей и не было ничего особенного в том, что он спустился из спальни почти что голый, в одном домашнем халате, из-под которого торчали ноги в чулках. Несмотря на свой странный наряд, герцог вел себя вполне прилично в обществе домашних и никакой аномалии в его поведении не наблюдалось.

Джастин вскинул глаза от книги, когда Эмили выбрала кресло напротив. Опускаясь в глубокие подушки, она не смогла скрыть гримасу боли, и герцог поспешно отвел взгляд. На помощь поспешила матушка.

— Может, тебе что-нибудь подложить под спину, дорогая? — спросила она, протягивая богато вышитую подушечку. — Бывает, с утра даже у молодых кости ломит.

— Нет-нет, спасибо не надо, — смущенно промямлила Эмили.

«Интересно, слышала ли матушка, как мы орали всю ночь?» — подумал Джастин. В этот момент появился Пенфелд, с явным неодобрением объявивший:

— Господин Салери хотел бы повидать мисс Скарборо.

Эмили побледнела при этом известии и обменялась тревожным взглядом с Джастином. Ни один из них не ожидал, что Салери, проглотив наживку, постарается ускорить ход событий.

— Передай, что приму его в саду, — сказала Эмили, вставая.

Эдит тут же отложила рукоделие и тоже поднялась с места.

— Эдит! Сидеть! — коротко приказал Джастин. И, встретив удивленный взгляд сестры, пояснил: — Эмили достаточно взрослая, и присматривать за ней не обязательно.

— Но я думала... как же это она одна?.. — растерянно пролепетала Эдит.

Помощь пришла с неожиданной стороны.

— Ты абсолютно права, дорогая, — сказала герцогиня, выплывая из кресла. — А я как раз собиралась в оранжерею. Пойдем посмотрим, как поживают наши розы. — Выходя из гостиной, она обернулась и задумчиво оглядела сына и его подопечную.

Возле терракотового фонтана Эмили поджидал Николас, облаченный в элегантный серый костюм в полоску. День выдался холодным, и девушка натянула на голову капюшон шерстяного плаща. Заодно можно было скрыть лицо от пытливых взглядов гостя.

А он при виде Эмили расплылся в улыбке, напоминавшей свет газового фонаря на темной улице, и горячо сжал ее руки.

— Мисс Скарборо! — радостно воскликнул Ники, несколько пререигрывая. — Какое счастье снова видеть вас! Вы сама свежесть, с вами не сравнится даже утренняя роса.

— Ну, что вы, господин Салери. Вы мне льстите, — вежливо ответила Эмили. Она-то знала, что Николас явно преувеличивает. Вначале ее мучили кошмары, потом последовал визит в спальню герцога, бурная ночь, словом, спать почти не довелось, и под глазами набрякли этакие мешки в виде кошелька.

Салери поднес ее руку к губам, и Эмили напряглась в ожидании слюнявого поцелуя, но в этот момент из дома донеслись первые такты шопеновского вальса. Ники вздрогнул и стрельнул взглядом на окна гостиной. Впервые Эмили увидела тень тревоги, промелькнувшую по смуглому лицу.

— Он все еще играет на фортепьяно? — не выдержал Ники.

— Иногда, — кивнула Эмили. — Это то немногое, что осталось от прежнего Джастина.

К Салери вернулось прежнее самодовольство, он взял руку девушки под мышку, легонько прижал ее локтем и прогулочным шагом повел по дорожке, посыпанной гравием.

— Должен вам признаться, — начал Ники, — что прошлую ночь я почти не спал — не выходил из головы наш вчерашний разговор. Боюсь, вы сочли меня презренным лжецом.

Под звуки божественной музыки, витавшей в воздухе, легко можно было представить, как над клавишами летают длинные чуткие пальцы Джастина, и это придавало Эмили мужества.

— При всем, сэр, желании я не смогу дурно думать о вас, — возразила девушка, скромно потупив глаза.

— Спасибо на добром слове, но в данном случае вам приходится верить на слово кому-то одному: либо мне, либо вашему опекуну. Вот если бы у меня была возможность сослаться на тот злосчастный документ, свидетельство на право владения земельным участком... Как вы думаете, где Джастин может хранить его? Прячет где-нибудь в доме?

Эмили вспомнила покрытые плесенью завалы книг и бумаг, оставшиеся в хижине на Северном острове.

— Сомневаюсь, — сказала она. — Ведь с самого начала их светлость не намеревались надолго задерживаться в Англии и оставили все свои бумаги в Новой Зеландии.

— Крайне неудачно сложилось, — заметил Николас. — Без этого документа я не могу доказать свою правоту.

«А Джастин не может доказать свою», — мрачно подумала Эмили, а вслух сказала:

— Я верю вам на слово, господин Салери, мне не требуются письменные доказательства.

Николас живо повернулся к ней, и Эмили постаралась изобразить невинность и простодушие, втайне надеясь, что не перебарщивает и не выглядит кроликом, зачарованным гипнотическим взором удава.

— Пожалуйста, называйте меня Николас, либо, если вам будет угодно, просто Ники, — предложил Салери, сбрасывая капюшон с головы девушки. — Ради бога не сочтите меня слишком дерзким.

Рука Салери лежала на ее плече, холеный палец нежно поглаживал по щеке, Николас наклонился, и Эмили поспешно закрыла глаза, моля бога, чтобы дал ей силы и ее не стошнило. Но в тот момент, когда их губы должны были соприкоснуться, со стороны гостиной раздался какофонический взрыв и грубый мужской голос затянул песенку о похождениях непутевой Мод с улицы Шрюсбери-лейн. Певец предупреждал, что любая попытка добиться любви Мод закончится плачевно: «Кокетка украдет твой кошелек, ничего не даст взамен, но ты все равно будешь требовать еще и еще».

Ники поморщился и убрал руку, а Эмили невольно хрюкнула, понадеявшись, что ее спутник примет этот странный звук скорее за томный вздох девушки, обманутой в своих ожиданиях, чем приглушенный смех. Она снова надвинула капюшон на голову и поспешно сделала несколько шагов по тропинке. Ники последовал за ней, прикидывая в уме новую стратегию.