— Да, согласен, важная задача. Кстати. Петрограда, есть такой момент, вы же увидите Негуса.

— Да, он же мой начальник, — и даже будет встречать меня у поезда, точней Федора, которого я радостно и передам руководителю.

Солнце припекает, хочется закрыть глаза и насладиться его лучами, а приходится говорить о работе, она бесспорно важна, но …

— Да что б тебя! — рыкнул Король. Скучающий Ландыш под наши с Витольдом трели умудрилась заехать Царьку по ноге. А пострадало мое мороженое.

— Федор! — грозный окрик Вишневского.

Витольд успел спрятать девушку от Федора.

— Мое мороженого, и опять не я.

Федор ничего не сказал, потирая ногу, куда его с размахом ударил тубус.

— Где ты взял эту пигалицу? — наконец он нашел приличные слова.

Мороженое зеленоватой кляксой сияло на перроне. Надо Федора куда услать, может и на поезд не успеет.

— Незачем было подходить к Ландышу со спины, особенно когда у нее в руках тубус. Ладно, Федор, я документы отдал Петре. Там еще для Негуса то, что он просил. Нам пора.

— Ой, подождите, — надо подарок отдать, и Федю опять услать, пусть сгоняет замороженым, у него это прекрасно получается.

Отобрала девушку у Дракона, нет все же не дает мне покоя шарж, нарисую же и еще и подарю, есть у меня такая дурость, ничего поделать не могу.

— Ландыш, я благодарна тебе за тубус, это папин, я его очень люблю. Витольд немного рассказал, что у вас произошло. Знаешь, я хочу тебе подарок сделать.

— Только не тубус!

— Нет, более действенное оружие против мужчин. Синяков не оставляет, но убивает наповал. Главное уметь вовремя воспользоваться. Удачи тебе. Шефа береги, он хороший.

— Хорошо, спасибо.

Цвет должен подойти. Да, точно Дракон, вон как свое сокровище убрал с пути Царька. Так, кажется поеду я в Питер все же с Федей, успел на поезд, надо было его куда-нибудь дальше услать. Ничего, Сапсан быстр, скоро буду дома. Может Федор и хотел о чем-то поговорить, но обложка с полуголой девицей в объятиях длинноволосого качка надолго отгородила его от меня.


Воспользовался шансом называется, рассчитывал на другое. А она? Даже не ответила на поцелуй. Можно было списать все на неожиданность, на испуг. Но ей было безразлично.

— Прости. Не хотел тебя обидеть.

— Мне это даже польстило. Все знают твой хороший вкус на счет женщин. Но не советую проводить повторные эксперименты.

— Все же обиделась.

— Нет, Федор.

Может немного удивилась. Спишу все на алкоголь и усталость, мне с ним еще неделю точно работать, а дальше мы друг друга и не увидим. Странно, последние три года считаю что на мне большими буквами написано «счастлива замужем», да и выпирающий животик видно. То ли я себя неправильно веду, то ли у мужиков действительно тормозов в голове нет. Вернется муж, у него и спрошу, он от меня ничего не скрывает.

«Срочно уехал».

Жаль, а мне так хотелось обнять его и часа два точно не выпускать из своих объятий. Домой, домой, домой, пусть Король едет на лифте в офис к Негусу, а я с паркинга на улицу, и домой.


Бесшумно уйти, хотелось подойти, заявить свои права на нее. Крови хотелось, но пришлось сжать кулаки, развернуться и уйти. Сначала надо понять насколько все серьезно, что сделал не так и возможно ли все вернуть. Надо остыть, нельзя рубить с плеча. Написать смс, что срочно вызвали в другой город. Остыть, не разрушить все поспешным решением. Остыть. Подальше от нее. Дышать глубоко иразмеренно.


Повернуть ключ в замке, бесшумно войти в квартиру, не потревожить. Но все равноразбудил. Подошла, обняла. Ее запах, ее тепло, ее тело. Моя. Или уже нет?

— Как же по тебе соскучилась.

Как тяжело будет отвыкать от ее ласк.

— Ты чего?

— Ничего. Устал.

— Сейчас сделаю чай, мы засядем в гостиной, и ты расскажешь, что так тебя задержало.

Поднос с чаем на столике, она на моих коленях, привычно прижалась. Пальцы проникли под рубашку, поглаживая.

— Знаешь, Олег, я тут поняла, что безнадежна стара.

— С чего такие мысли?

— Представляешь, меня тут на паркинге поцеловал молодой интересный мужчина.

Представляю, видел. Не сжимать пальцы сильно, могу сделать ей больно.

— А я ничего не почувствовала. Думала, когда ж уже прекратит мусолить мои губы, я пойду домой, лягу на диванчик и буду мужа дожидаться. Это точно старость.

— Или он не умеет целовать.

— Так его хвалят, у него любовниц знаешь сколько.

— Сколько?

— Каждый квартал новая. Точно, старость, хочу накрыться одеялом и чтоб никто не отвлекал.

— От чего?

— От тебя. А ты совсем не ревнуешь?

Теперь нет.

— Нет.

— Может твоя жена ведет себя неправильно.

— Петра, ты прямо спроси, что хочешь узнать.

— Олег, вот всегда ты так.

— Просто знаю тебя.

— Хорошо, ты всегда говоришь, что я нелогична. Но тут где логика — целовать чужую беременную жену?

— Не вижу противоречий.

— Значит, я как-то неправильно себя веду.

— Вот это точно нелогично, дорогая. Желание поцеловать красивую женщину логично, и не имеет значение, что она чья-то жена еще и беременна, или как она себя ведет. Желание может остановить только сама женщина.

— Олег, поцелуй меня, может, я разучилась целоваться. Практики давно не было, ты меня больше двух недель не целовал, разучилась чувствовать.

Разве можно отказать беременной женщине.

— Не останавливайся, — шептала мне она, позволяя все.

Что может быть лучше старости под одним одеялом и желанием не отрываться друг от друга. Только жизнь, ведущая к этой старости, а до нее нам еще идти и идти, вместе.

— Рассказывай, где был, почему оставил меня одну. Мне же завтра уезжать опять.

— Дурак, вот и уехал.

— Уточнять не надо?

— Не надо.

— Хорошо. Могу попросить о неуместном?

— О таком ты еще не просила. Давай.

— Сделай нам сырников.

— Что тут неуместного?

— В два часа ночи сырники не едят.

— А кто это установил время когда едят сырники, позволь узнать? Когда хотим, тогдаи едим. Сейчас сделаю. Сметаны побольше.

— Да, все как мы любим. А потом…

— Что потом?

— Обниму, и часа два не буду выпускать из своих объятий.

— Нет, Петра, вот это точно неуместно.

— Это еще почему?

— Потому что ты должна быть в моих руках.

— Весь порыв загубил своей логичностью. Расплата будет жестокой.

— Какой?

— Три часа. Три часа ты будешь меня обнимать, и ни минутой меньше.


Как хорошо, что часть вопросов можно решить дистанционно, без поездок в Москву, но от официоза отделаться не удалось. В очередной раз поезд, от "обсудим еще раз" отвертелась, провела день с друзьями. Осталось только награждение и этот бесконечный конкурсный марафон закончится. Федор привычно опекал, окружающие были привычно пафосны. Как же не люблю такие мероприятия, жаль, что не было кед с черепами, но и красный со стразиками ничего. Буду надеяться, что у Витольда с чувством юмора все еще нормально, а не если не нормально то… ну не буду приезжать на его лекции в МАРХИ, и будет с ним только Негус общаться. Моя номинация почти в конце. Рядом Ландыш, Витольд попросил присмотреть, нашел, кому доверить. Вот какая из меня мама? хорошо хоть Олег есть, он точно за ребенком присмотрит, ну и за мной заодно. После обязательных кругов знакомств и приветствий, утомительных зубоскальств и приторных комплементов, хотелось отдохнуть. Но мне еще нужно назвать победителя. А сейчас можно немного посидеть в темноте зала, вещи забрал Король, видим боялся что собрат по цеху, небольшой тубус в который запрятала шарж, опять его ударит. Вот уже скоро и мой выход. Каску на голову, салатовый жилет. И к микрофону, Вишневский предложил руку, поблагодарила, но отказалась.

— Как единственной женщине в жюри, мне досталась самая страстная, самая брутальная, самая огнеопасная номинация — «Стройплощадка». На каких только площадках мы не побывали.

Видеоряд за моей спиной наглядно демонстрировал ужасы современного строительного мира, с логотипами хозяев естественно. "Фотомонтаж", долетело до меня из зала.

— Какие испытания нам прошлось выдержать.

Фотка, где на меня вылили ведро воды, снимал Монархов, вот Федя шагает в вихре искр, потом ему пришлось короче стричься, а пиджак выкинуть, вот Петр Илларионович штурмует высоты, потом его оттуда снимали всем жюри.

— И мы выбрали одну, на наш взгляд почти идеальную площадку.

Конверт распакован, победитель оглашен. А мне срочно надо в дамскую комнату. Терпеть не могу выступления. Еще одна номинация, слова-закрывашки и фуршет для узкого круга. Зеркало отразило довереную моей безалаберности девушку, мой вид ее немного встревожил, надеюсь, остальные бледность не заметили. Усталость навалилась как-то совсем не вовремя. Улыбнулась отражению, подкрасила губы, слегка подправила прическу. Готова возвращаться в круговерть.

— Уф, отстрелялась. Ландыш, а как сейчас у твоего начальника с чувством юмора?

— Не замечала проблем.

— Это хорошо, а то последнее время мужик странный пошел — шуток не понимает.

— Петра, ты что-то задумала?

— Всего лишь маленький подарок. Пойдем, быстрее отстреляемся, быстрее уйдем.

Витольд и Федор нас уже поджидали у двери.

Осталось только вручить подарок и можно покинуть это мероприятие. А может не стоит? Привычные расшаркивания друг перед другом, Витольд поддержал игру, его поклоны были изящны, мои насколько позволяло положение, толпа уже собралась, ожидая спектакля. Открыл, развернул. Реакцию понять было трудно. Нет, не разозлился, скорей немного удивился. И словно принял какое-то решение. Но рисунок забрал. Вишневый Дракон ревностно и в тоже время бережно охраняетхрупкие цветы.

— Спасибо, Петрограда, весьма интересная ассоциация.

— Вам правда понравилось?

— Конечно. Ландыши — цветы, занесенные в Красную книгу, редки, так что их действительно приходится охранять от любителей присвоить чужое. Уж не мне вамрассказывать, как сложно найти хорошего специалиста.

Что ж, с моей легкой руки у него появилась новая кличка. Чую, придется мне за этоеще расплачиваться, но беременность от неминуемой дани меня спасла.

Вечер перетекал в ночь, со всеми переговорила, очередной круг почета, утомилиони меня уже все, словно все сомневались в моей памяти, в очередной раз напоминали, чтоб передала приветы и поклоны Негусу. Пора уходить. А завтрадомой. И больше никаких дальних поездок. Приеду, оформлю декретный и буду сидеть на диване, закутавшись в плед, и ждать Олега с работы.

— Отвезу.

Согласно кивнула. Какая разница с Федором или на такси. Но…

— Прости, Федор, но за мной приехали.

Король нехотя кивнул и пошел к своей машине.

— А Петруська с Петроградки очень любит шоколадки.

— А Олежка из Москвы любит трескать пирожки.

Как мне нравилось так медленно подходить, ощущать, как с каждым небольшимшагом становлюсь к нему все ближе, он знал эту игру и не шел навстречу. Вот уже и прижалась к нему, вдыхая любимый запах и ощущая тепло. Потереться щекой оего куртку, привстать на цыпочки, поцеловать его шею, подбородок и подставить губы для поцелуя, нежного, заботливого. Страстные будут позже. Стоять, обнявшись, не обращая внимание на выходящих из зала.

— Я же завтра приезжаю.

— Может, хочу свою жену сегодня видеть, а не завтра.

— Как я по тебе соскучилась.

— В этот раз к тебе никто не приставал?

— Я ко всем.

— Выжили?

— Да. Давай погуляем по городу.

— Как хочешь, Петруська.

Идти с ним рядом, медленно, никуда не торопясь, забыв, что есть другие вокруг, закутавшись в его куртку, которую он сразу накинул мне на плечи, переживая, что ветер с реки может меня застудить. Гулять по молчаливому городу, спорить об архитектуре, завернуть в низкую арку и пытаться в темноте разглядеть древние окна, что остались от боярских палат, давно сгинувших в пристроях. Поймать таксии по навигатору все же добраться до квартиры, до которой пешком было минут пятнадцать, а на машине ушли все тридцать, целоваться всю дорогу. И сразу уснуть, как только окажусь в кресле. Проснуться в сумерках от его бормотания «замерзнешь» и очередного накрывания меня одеялом, от которого так успешно избавилась всего минуту назад. Прислушиваться к его дыханию в предрассветной дреме и чувствовать себя счастливой, просто так, абсолютно, бесконечно счастливой. С ним рядом.


Нет, к любимым бегут стремительно, это я точно знаю, а она еле идет, словно и не хочет приближаться к нему, а значит, шанс есть. Она умна, и знает, что могу предложить ей намного больше. Шанс еще есть. Шарж достался и мне, огромный старинный шкаф, одна дверца распахнута настежь, вторая слегка приоткрыта, среди пружин, деталей, микросхем, где-то очень далеко, на самой верхней полке был виден кусочек сердца и часть портрета — голубоглазая женщина с волосами цвета пшеницы.