— Ты и до этого делала мне больно, — парировал я, припоминая ее пощечину на школьной парковке в начале года.

— Но не настолько. Я задела ваши чувства и влезла в личную жизнь, — оправдывалась она, даже не обратив внимания на мой последующий ответ. Я не понимал, слышала ли она меня, возможно, просто ей плевать на то, что я хочу оставить это в прошлом, только вот она никак не хотела успокаиваться, продолжая свою речь. — Почему вы так спокойно разговариваете со мной? — спросила она, будто в ее голове не укладывалась элементарность этой вещи.

Будто она потерялась в бесконечных лазейках, в своих мыслях. Размышлениях. Но я не вникнул в суть ее вопроса. И я ответил первое, что сейчас мне пришло в голову. Что показалось правильным лично мне, а не сраному обществу.

— Потому что не хочу, чтобы ты плакала, — и я присел рядом с ней, вытирая подушечками пальцев ее щеки. Влажные. Немного липкие. Но такие родные и… родные. Мягкие, с нежной кожей. Я старался вложить в свое прикосновение все свои эмоции, надеясь в глубине души, что она вряд ли поймет мой позыв. Но эти надежды не оправдались. Вика не столь глупа, чтобы не понимать подтекстов. И этот момент не стал для нее исключением. Мраморные глаза не сразу посмотрели на меня, стараясь вновь рассмотреть каждую черточку моего лица, пытаясь взглянуть в мои глаза чуть глубже. Преодолев барьер, который я совсем недавно выстроил вокруг себя. И с каждой миной я замечал, как маленький кирпичик стены разрушается под воздействием заплаканных девичьих глаз, смотрящих на меня очень долго и пристально. Я первоначально понимал, что эта беседа ни к чему хорошему не приведет. Я вновь неосознанно старался открыться ей, показать, насколько она нужна мне. Как женщина. Как родная душа. Ведь она действительно мне небезразлична. Это уже не просто влечение, а какая-то тяга к этой девочке. К девушке. Вполне созревшей для любви. Только нужна ли ей моя любовь? Этого я предугадать не мог. — Выпей воды, — наблюдая, как она постепенно приходила в себя, а влага на лице больше не выделялась, я протянул ей стакан, который так и держал в свободной руке. Она выпила все практически залпом, не оставляя и капли, будто путник в пустыне, хотя понимал, что все это от переизбытка эмоций.

Я продолжал рассматривать красное лицо девчонки, присев теперь на диван рядом с ней. Ее ладонь, которой она небрежно вытерла рот после воды. Ее взгляд, прикованный целиком и полностью ко мне. Будто залипла на одном месте, и этим местом по каким-то странным стечениям обстоятельств оказался именно я. Однако я не препятствовал этому, хотя несколько минут назад все же злился бы из-за этого факта.

Мы смотрели друг на друга еще очень долго. Глаза в глаза. Я будто видел что-то глубже малахитовых глаз. Что-то очень важное для меня. И только спустя время я понял что именно.

Ее душу…

Душу, которую она захотела мне открыть. Душу, которую я могу поранить одним неосторожным движением. Только на тот момент я не осознавал, насколько далеко все зашло. Насколько я оказался близок к краху.

Спустя время мы начали разговаривать о какой-то ерунде, будто между нами ничего не было. Не было ссор, недомолвок. Будто я даже и не пытался все это время выкинуть ее из головы. Если быть откровенным с самим собой, я не старался это сделать. Не приложил нужных усилий. Почему? Потому что по-настоящему это не хотел. Точнее не так. Сердце не хотело вытеснять ее образ из занятого места. А разве там осталось место для этой девчонки? Однозначно. Так решили за меня, не удосужившись посовещаться лично со мной. А что бы я сделал в таком случае? Ничего. Не забыл бы. Не выкинул из головы. Вспоминал бы при любом удобном случае. Потому что это влечение к собственной ученице переросло во что-то большее, чем простой девичий образ в сознании. Просто я сам не хотел себе в этом признаться. Ни себе, ни ей.

Хоть мне и удалось успокоить ее и заставить улыбаться хотя бы уголками губ, внутри меня все разрывалось на части. Разум боролся с чувствами. Реальность с фантазией. А я? Я просто хотел выкинуть всю дурь из своей головы. Но это невозможно. Действительность вещей не удалить, словно ненужную опухоль. Не искоренить. Мысли о педофилии, об отношениях, которые рано или поздно превратятся в крах, о порче судьбы молодой девушки, которая вот-вот выйдет во взрослую жизнь, никак не выходили из моей головы. И даже ее близкое присутствие, даже тепло девичьего тела не давали мне нужного успокоения. Его и не будет. Слишком сильно я нагрешил. Слишком сильно грешу сейчас, обнимая мою малышку, несмотря на все предрассудки. Потому что я так хочу. Только вряд ли это желание потом не выльется в какие-то серьезные последствия.

Глава 13: ты мне нужен

Вновь привычная темнота, которая окутывала все живое и не живое вокруг. Вновь не давала спокойно сделать вдох успокоения. Вновь оставляла меня в неведении. Вновь она не давала мне рассмотреть моментально некоторые детали помещения, хотя я и так уже знал расположение каждого предмета. Знал, что на прикроватном столике будут лежать таблетки, знал, что кровать идеально заправлена, без единой складки, знал, что через некоторое время появится сгусток света, который ослепит все вокруг, а из него выплывет красивая девушка, улыбаясь своей лучезарной улыбкой и даря радость всему живому. И все бы хорошо, только неприятный осадок, застрявший где-то в груди, не давал мне покоя, словно предупреждал о каких-то переменах. Но я никак не мог их расшифровать в своей голове, пока ответ не увидел своими глазами.

Все так и произошло: внезапно мои глаза ослепил резкий свет, появившийся прямо передо мной. Опять из другого мира дул легкий, едва ощутимый кожей ветер, а зеленая трава так и оставалась яркой. Однако в привычном сюжете появилось исключение. Та красивая девушка не появилась. Она не вышла из своей яркой оболочки, оставшись сидеть на свежескошенной траве, обнимая себя за коленки. Подавленная. Несчастная. Будто она хотела отгородиться не только от меня, но и от других окружающих, хотя поблизости никого не было, как и всегда. Мне пришлось зайти в этот сгусток света. Здесь казалось температура воздуха выше, чем в том темном помещении. Солнце нещадно слепило все вокруг, а зеленая трава на фоне чистого неба не могла не радовать глаз. Только вряд ли я обращал внимание на эти мелочи. Меня интересовала темноволосая девушка, сжившаяся в своеобразный кокон. Она не обратила внимания на мое появление, не заметила, как я присел напротив нее, стараясь прикоснуться к нежной фарфоровой коже. Но и этого она тоже не заметила. Не почувствовала, хотя обычно. Почему? Не знаю.

— Стас, мне так плохо, — заплаканный голос раздался в моей голове внезапно, совершенно неожиданно, однако я даже не заметил, как шевелились ее губы. Может, потому что я не видел ее лицо, скрытое в маленьких ладошках…

— Что случилось? — спросил я, стараясь взять ее за подбородок и приподнять личико. Но не смог. Даже прикоснуться к ее лицу не смог. Я будто смотрел на призрак, хотя ее плоть полностью отражалась перед моими глазами, а не как в фильме ужасов наполовину прозрачной. Здесь что-то не так.

— Мне так тебя не хватает, Стас, — таким же заплаканным голосом произносит девушка. Ненадолго она слегка приподняла голову, рассматривая заплаканными глазами окружающий ее мир, а затем вновь опустила, чувствуя новый поток слез. Ее тело содрогалось от тихого плача, хотя я все же слышал всхлипывания, не предназначенные для посторонних ушей. Но я заметил одну вещь: она меня не увидела. Будто не замечала. Смотрела куда-то сквозь мое тело. В какую-то пустоту, которую я и сам не мог увидеть. В какой-то момент я почувствовал себя лишним. И я бы ушел отсюда, оставив девушку наедине со своими мыслями, если бы она шептала каждые пять секунд мое имя. Как во время какого-то магического ритуала.

— Я здесь. Разве ты меня не видишь? — этот вопрос задан словно в никуда, и я понимал, что она вряд ли услышит мои слова, будто в трансе повторяя мое имя раз за разом.

— Знаешь, мне было так хорошо с тобой. Я была так счастлива все эти дни. А сейчас тебя нет, — ее тоненький голосок слышался с едва ощутимой болью, будто она оплакивала кого-то. И что действительно заставило насторожиться, девчонка оплакивала меня. — Ты ушел, а я никак не могу с этим смириться. Мне больно, Стас. Почему ты оставил меня одну? — еще немного, и ее пронзительный голос, полный боли и разочарования, показался бы криком. Вряд ли бы кто-то не услышал бы ее, помимо меня.

Мне стало ее жаль. Я так хотел убедить ее в своем существовании, заставить поверить, что сейчас сидит перед ней именно тот Стас, которого ей не хватает. Только она все равно уткнулась носом в свои коленки и не желала ничего видеть и слышать вокруг себя. Даже меня. Почему? Скажи мне!

Ответ на вопрос так и не пришел…

Проснулся я резко, будто очнулся от кошмарного сна. Вновь это ощущение безнадежности, хотя все похожие сны не являлись плохими. Просто мне они не привычны, как человеку, потерявшему часть своих воспоминаний. Который только-только восстанавливал свою личность по крупицам. Я бы не сказал, что это непостижимая задача, но сталкиваться с трудностями мне все же приходится. Первое препятствие — время. Самое ужасное и выжимающее все соки. Почему? Потому что не знаешь, сколько его потребуется, дабы вновь стать полноценны человеком. Второе препятствие — упрямость. Почему именно это качество? Потому что порой хочется послать всех к чертям и пустить на круги своя. Особенно после этого сна, который так и не выходил из моей головы ни на минуту.

Время шло. Дни превращались в часы, пробегая с молниеносной скоростью мимо меня. Все стало обыденным, а распорядок дня — наработанным. Завтрак — прием лекарств — анализы — физиотерапия — вновь лекарства — обед… Все по накатанной. Меня это жутко бесило. Угнетало. Делало каким-то хлюпиком, зависимым от посторонних людей. Если посмотреть со стороны, так оно и было, только я не хотел проводить остаток времени в таком режиме. Да, мне лучше задержаться здесь, в Германии, под наблюдениями врачей, учитывая амнезию, которая не всегда поддавалась мне и не показывала нужные частички воспоминаний за минувшие четыре года. Нет, она обречена на крах, только скорость ее разрушения меня не особо устраивала. Слишком все медленно. Затянуто. Я хочу узнать все сейчас. Но это невозможно, к сожалению.

От размышлений меня отвлек стук в дверь, а затем человек, которого я не ожидал увидеть здесь еще долгое время, вплоть до приезда домой. Он практически не изменился, учитывая последние сохраненные в моей голове воспоминания о нем, только стрижка стала чуть короче, а телосложение — мужественнее. Наверное, как и у меня со временем все стало на свои места, только я никак не мог с этим ужиться.

— Привет, чувак! — весело прокричал Костян, зайдя в палату с каким-то пакетом. Неужели поддался стереотипу и принес апельсины? Надеюсь, что нет. — Ты нас сильно напугал, — с нотками сожаления проговорил друг, хотя улыбка на лице не сходила еще очень долго. Как, в принципе, и на моем. На самом деле я был рад увидеть Костяна спустя столько месяцев разлуки. Хотя бы с ним можно немного расслабиться и забыть об угнетающих буднях и врачах, которых хочется послать на хуй.

—Давно тебя не видел, — пожимая руку другу, обрадовался я. — Где ты был? — вопрос очевиден, только друг не спешил на него отвечать, глядя куда-то в сторону, несмотря на мой выжидающий взгляд, который мне не особо хотелось применять на нем. Может от одиночества мне только кажется, что все настроены против меня? Скорее всего так и есть.

— Да там с работой запара. Зато недавно взял отпуск до конца новогодних праздников, так что я буду у тебя ночевать! — радостно воскликнул Костян. — Как себя чувствуешь? — и вновь вопрос, на который я отвечал врачам множество раз на протяжении дня, хотя сейчас не ощущал какое-то сильное недомогание внутри, в отличие от утра, когда мне всей душой хотелось запустить в медсестру градусником.

— Все в порядке, если не считать амнезию, — привычно махнув рукой, ответил я. На лице друга не проскользнуло удивление. Возможно, родители рассказали ему о моем состоянии. Тогда зачем спрашивал о самочувствии? Не понимаю…

— Меня то, надеюсь, помнишь? — с недоверием спросил друг. На мгновение мне показалось, что в его глазах томилась нерешительность, однако это ощущение быстро пропало. Даже слишком быстро, чтобы я успел сделать хоть какие-то выводы.

— Не неси херню! Конечно, помню, — убеждал я, хотя что-то мне подсказывало, что я не все совместные воспоминания вернул в свое сознание, несмотря на некоторые моменты, которые мне удалось вспомнить.

— А свою дочь? — не унимался Костян, глядя на меня все так же с осторожной нерешительностью.

— И свою дочь, — ответил я, хотя тут слегка приукрасил действительность. Ведь я помнил Анюту двухлетней девочкой, которая толком еще не разговаривала, а сейчас… она будто взрослела вдали от меня, хоть и понимал, что все это проделки разума.