Я вспомнил тот день, когда увидел мою малышку в одной толстовке в ветреную погоду. Тот день, когда ее взгляд цеплялся за меня, словно за последнюю в этой жизни надежду. Тот день, когда она считала, что защитить себя сможет только она. Так вот в чем дело! Твою ж мать!

— Ты не рассказывала, что это был отец, — мой голос теперь тоже звучал отстраненно. Я всем силами старался не показывать свою злость. Нет, не на нее. На того мудака, посмевшего поднять руку и испортившего моей девочке два праздника. На человека, который считал себя отцом. Это не так! Я прекрасно понимаю, что такое иметь дочь и никогда бы не поступил так со своей! Анюта никогда бы не узнала подробности моей личной жизни, не узнала бы о черных полосах, которые я переживал после смерти Таси. Потому что они не должны переживать за своих родителей. Это не их забота. Но, видимо, отец Вики об этом не знал. Чертов мудак!

— Думаешь, я бы стала жаловаться? Как я могу кому-то сказать, что человек, который все время защищал меня и был авторитетом, поднял на меня руку? — нет, она больше не плакала, держалась из последних сил, но отчаяние в ее голосе услышал бы даже глухой или тупой. — О таком стыдно говорить, понимаешь? — моя малышка. Пытаешься быть сильной, но в душе все равно остаются неизгладимые раны. Пытаешься показать свою способность постоять за себя, но не на все хватает сил. И смелости. Ты еще так мала и хрупка, не представляешь, что я смогу защитить тебя любыми способами. У меня хватит сил для этого.

— Не понимаю и не хочу понимать, — строго высказал я, но все равно, несмотря на свой тон, который обычно использовал лишь в стенах школы, медленно и нежно стирал большим пальцем оставшиеся капельки слез с ее щеки. — Вика, что бы с тобой не случилось, я хочу об этом знать, — чмокнув мою малышку в макушку, произнес я. — В следующий раз рассказывай мне даже о таких мелочах, хорошо? — я выжидающе посмотрел на Вику, замечая, как медленно взгляд становится благодарным и… влюбленным. Вновь. Нет, она не успокоилась и даже не улыбнулась моим словам, но первые признаки возвращения к ее непосредственному празднику не могли меня не радовать.

— Ладно, — согласилась малышка.

Мы выехали со двора Викиного дома минут через пять, когда я окончательно убедился, что потоки слез прекратились, а некое подобие улыбки появилось на ее лице, стоило мне сообщить ей о походе в магазин и будущих шашлыках. Конечно, прохладно для такого блюда, но все же мне хотелось порадовать свою малышку, несмотря на собственную непрекращающуюся злость, охватившую меня с того монолога. Вся эта история в ее семье мне больше не казалась Санта Барбарой. Если бы раньше я проигнорировал все это, вновь отвлекая малышку от бед и дав возможность ей самостоятельно разобраться в семье, то сейчас вряд ли опущу руки. Потому что черта, нарисованная в головах каждого мужчины, пересечена. И он должен поплатиться за это. За грубую ошибку в своей жизни. Возможно, не сейчас, но потом, когда мы вернемся с дачи, я обязательно навещу Викиного отца.

Выбью голову этому уроду. Однозначно выбью!

Мы ехали в полной тишине по пустым улицам Москвы, отыскав среди закрытых гипермаркетов хоть один открытый двадцать четыре часа. Я брал все необходимое для нашего отпуска, в то время как Вика молча шагала рядом со мной, иногда подбирая с полки нужные продукты. Злиться на ее отца я практически прекратил, но порой волны ярости настигали меня, стоило мне посмотреть в грустное девичье лицо. Только со временем, когда мы вышли из гипермаркета с покупками, а я нежно поцеловал свою малышку в губы, то понял, что вся эта грусть лишь защитная оболочка. Да, она переживала за свою семью, за маму, за брата, как говорила мне до этого, но все равно не углублялась в какие-то философские размышления, все чаще поглядывая в мою сторону. Я чувствовал, как она внимательно рассматривала каждую черточку моего лица, как ее взгляд опускался на плечи и к рукам, сжимающим руль, как она едва не порывалась прикоснуться ко мне, но вовремя одергивала руку, дабы не мешать мне вести машину. Как же мне сейчас хотелось остановить машину на обочине и резко прижать к себе мою малышку, но я понимал, что нам осталось ехать совсем недолго. Я смогу насладиться объятьями в доме, сидя перед камином с моей хрупкой малышкой. Осталось совсем немного. Еще пара километров.

Как я и предполагал, приехали мы достаточно быстро, пришлось лишь преодолеть преграду в виде неочищенного снега на дачных дорогах. Небольшая кирпичная постройка и небольшая баня сбоку так и оставались на своем прежнем месте. Помню, как этот участок после смерти деда мы с отцом перестраивали, облагораживали, даже беседку за домом соорудили, дабы нашим дамам было здесь комфортно. Помню, как я впервые привез сюда Тасю с уже видневшимся из-под платья животиком, как для маленькой Ани мы построили еще и качели, сначала детские для младенцев, а затем побольше. Это место хранит столько воспоминаний о жизни нашей семьи и теперь сохранит еще одно, когда я привез сюда любимую девушку.

— Тебе нравится? — прошептал я на ухо, выйдя из машины к моей малышке и приобняв ее со спины. Надо сказать, ее реакция оказалась предсказуемой, хотя я сомневался, что после посещения ее дома, былой настрой радости вернется на законное место. Она смотрела на дом, будто увидела что-то новое и невообразимое.

— Очень, — ответила Вика, поворачиваясь ко мне лицом, показывая мне играющую улыбку на губах и яркий блеск малахитовых глаз. Где-то я уже видел подобное. Помнится, когда я впервые привез сюда жену, реакция последовала в точности такая же, как и у моей малышки: яркий взгляд моментом заблестел, а на лице невольно появилась милая улыбка. Вот такую малышку я и хотел видеть. Счастливую. Красивую. Мою.

— В этом лесу по ночам воют волки, — кивнул я в сторону леса, напротив которого мы стояли, ведь до этого момента она смотрела именно туда.

— Я их не боюсь, — лукаво произнесла она, не дав мне и повода завидеть на ее личике хоть капельку страха. Значит, и правда не боится или же мое присутствие ее успокаивало?

— А меня боишься? — спросил я, игриво улыбаясь.

— И тебя не боюсь, — произнесла малышка, смело посмотрев мне в глаза. Она права, меня не стоило бояться, я просто хотел проверить ее на прочность. По крайней мере, именно эти мысли возникли у меня в голове, пока за ее спиной я не завидел довольно большого размера сугроб. Здесь и так все завалено снегом, что можно смастерить десятки снежных ангелов, а тут такая удача. Ты сама напросила, девочка.

— А стоило бы, — шепнул ей на ушко, чувствуя, как она расслабилась в моих объятьях, как начала часто дышать, как прижалась ко мне ближе, но не настолько, чтобы я не смог воплотить в реальность свою авантюру.

Воспользовавшись замешательством, я резко подставил заднюю подножку Вике и опрокинул ее прямо в снежный сугроб, заслышав неожиданный визг. Вот это вопли! Не думал, что мне будет так смешно наблюдать за насупившейся Викой. Хотя в долгу она не осталась, кинув мне в плечо быстро слепленый снежок. Вот малявка! Ты сама напросилась!

В ответ я кинул ей в ногу снежок, затем она мне, потом снова я. Она даже не собиралась вставать с насиженного места, только после многочисленной атаки снежками, она вскочила и убежала куда-то за дом, оставляя за собой множество следов. Не на того напала, девочка, я ведь быстро сокращу расстояние между нами. Так и произошло. Догнав свою малышку возле еще одного сугроба, я повалил нас обоих в снег, заслышав заразительный смех моей малышки. Я будто вернулся лет десять-пятнадцать назад, ощущая себя не взрослым мужчиной, а мальчишкой, дразнящим понравившуюся девушку. Только внутри меня в то время не разливалось тепло, как сейчас, я не смеялся так же заливисто, стесняясь показаться безмозглым идиотом.

Тогда я не расслаблялся ни на секунду, когда сейчас могу почувствовать себя самим собой. Да, возможно, я веду себя как ребенок, но Вика не перестанет кидать на меня влюбленный или восхищенный взгляд, не будет из-за этого на меня смотреть по-другому. Она не разлюбит меня, не оттолкнет, не взбесится, несмотря на подростковый максимализм и трудный характер. Моя малышка останется моей малышкой, как и я останусь ее мужчиной.

Мы будем друг у друга, несмотря ни на что.

— Не хочу, чтобы это заканчивалось, — поглаживая пальцами прохладную щеку Вики, проговорил я, оставляя на ее пухлых губах последний невесомый поцелуй, чувствуя ответ от нее. Возможно, мои слова звучали ванильно, как принято в женских романах или чертовых сериалах по зомбо-ящику, однако они шли от всего сердца. Я не хотел ни на секунду мысленно возвращаться в город, знать, что каникулы не продлятся долго, а уехать из этого райского места нам все равно придется.

— И я не хочу, — шепнула она, оставляя на моих губах приятное тепло, а затем потянулась к ним за поцелуем. На этот раз долгим. Глубоким. Будто не хотела ни на секунду отрываться от моих губ. Как и я от нее. Желал чувствовать вкус нежной клубники, ласкать языком ее гладкую кожу. Слегка потрескавшуюся, но гладкую. Казалось, меня невозможно было остановить, пока я не почувствовал легкую дрожь тела. Все-таки замерзла, да и мои руки закоченели.

— Пойдем в дом моя ненасытная. Ты, наверное, замерзла, — оставив напоследок легкий поцелуй на губах малышки, произнес я, утягивая ее за собой в дом. В наше место, которое останется в памяти на долгие годы. По крайней мере я надеялся, что здесь мы будем счастливы, как никогда. Пока у нас есть время на это самое счастье вдали от посторонних глаз.

В то время, как я заносил в дом продукты, Вика стояла на пороге и осматривала помещение с таким же восторгом, как и сам участок, обращая внимание на каждую мелочь в моем доме, начиная от необычной вешалки в виде рогов, которую нам привез папа, до гостиной, где виднелся мягкий диван, меховой ковер и кирпичный камин, над которым в свое время я пахал, как проклятый. Переодеваться она не спешила из-за холода (все-таки прогреть дом я еще не успел), разглядывала каждую комнату на этажах с неподдельным интересом и одновременно с боязнью, будто откуда-то вылезет подкроватный монстр. Со стороны я наблюдал за ее любопытством, за искрящимися зелеными глазами, за блаженной улыбкой, стоило ей завидеть в гостиной камин и сесть перед ним на ковер.

— Не сиди на холодном — замерзнешь, — предупредил я, ощущая себя уже не влюбленным парнем, а родителем. Чертов папаша! Обычно я так разговаривал с Аней, когда она, не слушаясь, садилась на паркет и играла в свои куклы. Только если моя принцесса, одумавшись, все-таки прислушивалась к моей просьбе, то Вика не сдвинулась с места.

— Мне так тут нравится. Хочу еще посидеть, — жалобно простонала она, смотря на меня умоляюще, будто я решал, какой ущерб здоровью нанесет ее непослушание.

— Нас ждет работа, малышка, — подойдя к моей малышке, произнес я, дергая указательным пальцем за небольшой носик. — Ты ведь поможешь мне? — спросил я, хотя вопрос был риторическим — я знал, что она не откажется лишний раз похозяйничать на моей территории.

— Конечно, — улыбнувшись еще шире, ответила Вика. — Что приготовить?

— Все, что ты хочешь. А завтра я сделаю шашлык, — как только я напомнил ей про шашлык, она тут же обрадовалась. Помнится, в новогоднюю ночь она досадовала, что давно не пробовала это блюдо, а в гипермаркете даже не спросила, зачем нам столько мяса.

— Ура! — крикнула она и чуть ли не повисла на моей шее, все же сохраняя равновесие. Хотя в основном его сохранял именно я, крепко обнимая свою малышку.

В этот момент я ощущал себя самым счастливым на свете человеком, чувствуя, как нежные, тоненькие ручки Вики обнимали меня за шею и прижимались поближе ко мне, опасаясь пропустить между нашими телами хотя бы миллиметр воздуха. Я предполагал, что через пару секунд ее пухленькие губки, в нетерпении, прижмутся к моим, не в силах более оторваться. Знал, что мы надолго зависнем в проходе, наслаждаясь друг другом. Я не знаю, как можно объяснить это неосязаемое счастье. Хотя нет, осязаемое. Потому что оно находится в моих объятьях. В лице моей малышки. Той, которая не только вернула утерянное чувство, но и приумножила его в разы. Не знаю, чем я заслужил это счастье, но упускать свое не намерен. Ни за что.

Много времени мы терять не стали. Я пошел на улицу колоть дрова для камина, который, видимо, так полюбился моей малышке, а она хозяйничала на кухне, недолго разбираясь, где и что лежало. Да, работенки мне родители оставили достаточно, хоть бы парочку дров отложили на черный день, а не уезжали без запаса на следующий приезд. Ничего, как-нибудь справлюсь.

Все время, проведенное на улице, я не мог не почувствовать на себе пожирающий взгляд малышки, но стоило мне повернуться, она делала вид, будто ничего не случилось. Ребенок. Совсем еще маленькая. Я множество раз вспоминал об этом, порой раздражаясь, однако это чувство быстро затмевалось, стоило мне напороться на влюбленный взгляд Вики, который уже не пытался от меня скрыться. Любимая. Наверное, это слово по отношению к другой девушке звучит странно, учитывая минувшие годы без серьезных отношений, но я не видел в этом ничего необычного. По началу — да, мне немного непривычно осознать, что в жизни теперь присутствовали не только Аня или мать, но и моя малышка, за которую я волновался так же, как и за свою семью. Спустя почти сутки, проведенные вместе, я успел к ней привыкнуть. Но это не главное — я успел привыкнуть к ее существованию в моей жизни и не представлял себя без своей девочки. Хорошо ли это? Правильно ли зависеть не только от самого себя, но от одной лишь девушки, играющей значительную роль в жизни? Не знаю. Но это чувство мне нравилось, чем сама мысль об этой самой зависимости.