— Что именно вы желаете узнать? — поинтересовался я, делая вид, что Виктория Сафронова — самая обыкновенная ученица моего класса.

— Все, — решительно ответила женщина. — Успеваемость, посещение, общение со сверстниками, — перечислила блондинка, посмотрев мне в глаза с каким-то отчаянием. В голове крутилось множество мыслей как нужных, так и ненужных. Надо сказать, ненужных оказалось гораздо больше. Нет! Нужно сосредоточиться на вопросе и начать, пожалуй, с оценок. Но не тут-то было. — Станислав Родионович, я не знаю что делать, — не подождав, когда я открою журнал, отвлекла женщина. — В последнее время Викуля совсем раскисла, сидит все время в своей комнате, иногда даже плачет, уроки совсем не делает, не готовится к выпускным экзаменам, — высказала она. Вновь взгляд, наполненный безысходностью. Он будто съедал меня изнутри, заставляя говорить лишь правду. Но это невозможно. Эта женщина не примет истинные причины такого состояния дочери. Не простит. Мне не простит Потому что во всем виноват один лишь я. Именно я довел свою малышку до такого состояния, именно я оставил ее в незнании.

И именно я заставил вновь переживать тот ад, с которым она столкнулась в прошлом году. Я ведь обещал самому себе больше не причинять ей боль, но вновь нарушил свое же слово. Внутри все разрывалось от одного только представления в своей голове времяпрепровождения моей девочки. Все слова, сказанные ее матерью, вдруг превратились в некоторые картинки, где изображена плачущая посреди комнаты девушка. Она то кидалась подушками, распластавшись посреди комнаты с ней же в обнимку, то листала фотографии на телефоне, где мы вдвоем гуляли в лесу. Сука! Как же все сложно! Как же хочется взять ее за руки, объяснить, как маленькой девочке, что мне сейчас трудно, а наши отношения подверглись опасности. Казалось, та наша ссора должна была наоборот подтолкнуть к тому, чтобы я поделился с Викой об историчке, но меня останавливал страх за нее. За мою малышку. Я не хочу, чтобы она попала в беду, не хочу, чтобы та рыжая сука вымещала на ней свой гнев. Ну, уж нет! Я все исправлю, малышка. Обещаю.

— Не готовится к экзаменам? — спросил я, зацепившись за первую пришедшую в голову мысль. Не скажу, что меня не волновало будущее Вики, однако за этими проблемами с рыжей сукой я совсем позабыл, что наш плановый разговор на эту тему не состоялся. К сожалению…

— Да, — кивнула блондинка. Я думал, что тишина вновь заполнила пространство кабинета, однако женщина, опять не дав мне возможности погрузиться в собственные мысли, прервала недолгую паузу. — Может, вы с ней позанимаетесь? — поинтересовалась она, не отрывая от меня взгляд молящих зеленых глаз. — Она хорошо знает информатику, даже на олимпиаду от школы в девятом классе ездила, — этот факт мне известен еще с начала года, когда я открывал личное дело Сафроновой Виктории, которая на тот момент никем мне не приходилась. Но сейчас статус изменился. Она моя возлюбленная. Нет, не так. Любимая. — У нее талант, поверьте. Ее нужно лишь подтолкнуть и направить в нужную сторону. Не поймите меня неправильно, я не хочу навязываться, но и смотреть, как моя дочь вянет на глазах, тоже не в состоянии, — и я понимал ее. Как отец. У меня появлялась возможность наблюдать за грустью собственной дочери. Грусть. И тоской по матери. Да, она не знала Тасю, но я периодически сталкивался с мыслью, что Анюте действительно не хватало мамы в жизни, несмотря на мою любовь и заботу. Но это не самое ужасное. Страшно наблюдать за упадком духа родного человека и не в силах ему помочь. Что-то похожее происходило и сейчас, правда? И я имею в виду далеко не Ольгу Владимировну.

— Пару раз в неделю я готовлю группу ребят к экзаменам, могу взять туда и Сафронову, — я старался разговаривать с женщиной более отрешенно, чем хотелось бы, будто Вика такая же ученица, как и все остальные. Даже нарочито произнес ее фамилию вместо имени, дабы не вызвать подозрений, хотя вряд ли родительница, находящаяся в полном отчаянии от безысходности, заметила бы что-то подобное. Простая предосторожность.

Или паранойя…

На самом деле мне не особо прельщала перспектива готовить Вику к экзаменам, учитывая наше непростое положение, но почему-то слова с предложением о групповых занятиях вырвались сами собой. Без моего на то ведома. И какого же хрена я стал походить на неуверенную в себе бабу? Сам не пойму.

— Вы не сможете позаниматься с ней лично? — она смерти моей хочет? Ладно, если бы вокруг сидели другие ученики, но находиться с моей малышкой один на один и делать вид, что я более ничего к ней не чувствую — мука. Причем не только для меня, но и для нее. — Прошу вас, — повторила она, включая убийственно просящий взгляд. — Сколько стоят ваши занятия? — продолжала настаивать она, роясь в своей сумке. Даже не пыталась предпринимать попытки уговорить меня, действуя напролом. Скорее всего, с другими родителями такой фокус не прошел бы, но это была мать Вики. Я чувствовал вину не только перед ее дочерью, но и перед ней самой. Если бы она знала, как тяжело сейчас мне дается самообладание, то вряд ли бы настаивала на этих занятиях. — Если нужно, я достану деньги на занятия, — продолжила женщина, ни разу на меня не взглянув. Помню, Вика говорила, что с деньгами в ее семье не так радужно, особенно после того, как ушел отец, так что эта идея показалась мне дикой.

— Постойте, Ольга Владимировна, — остановил я женщину, положив свою руку поверх ее, тем самым привлек к себе внимание и заставил остановиться. — Я позанимаюсь с вашей дочерью, — уже более спокойно и дружелюбно произнес я, опять нарочно упуская ее имя. — Платить мне не нужно.

— Как так? — удивилась родительница. — Вы сами говорили на собрании что… — наверное, она бы привела множество доводов в обратную сторону, но я удачно перебил ее, посмотрев на нее с легкой улыбкой, хотя в душе скребли чертовы представители семейства кошачьих.

— Я настаиваю, — еще мягче и дружелюбнее пояснил я. Да, несколькими минутами раньше я напоминал о репетиторстве и плате за занятия, предназначенные для группового обучения, а не для частного, однако не мог требовать деньги с этой женщины. Ни с нее, ни с дочери.

— Ох, спасибо вам, Станислав Родионович, — она принялась судорожно жать мне руку и трясти, чуть ли не выбивая из меня весь дух. — Я так благодарна вам. Надеюсь, это не принесет вам дискомфорта, — радостно восклицала она, еще долгое время бормоча слова благодарности. Только вот я не разделял с ней эту эйфорию, прекрасно понимая последствия моего согласия.

Мы еще недолго обсудили некоторые детали выпускного, а затем женщина, быстро собравшись, покинула мой кабинет, еще раз выражая благодарность, однако мои мысли и эмоции кардинально отличались. Я все думал, в какое дерьмо вляпался на этот раз. Ведь знал, что нужно отказаться, свалить на занятость… но не смог. Слабак. Херов слабак. Мне от этого не станет легче, а Вика не отстанет от меня просто так, начнет задавать вопросы. Идиот! Но ничего. Прорвемся.

По крайней мере, я так думал, пока не наступил понедельник — первый день официального занятия с моей новой подопечной. Я предполагал, что мне будет чрезвычайно сложно находиться рядом с ней, ощущать ее близко и одновременно так далеко. Был к этому готов. Хотя нет, вру. Не готов и никогда не буду. Даже в прошлый четверг, когда я официально объявил о репетиторстве, мне невыносимо сложно было стоять рядом с ней, смотреть в красноречивый взгляд поникших мраморных глаз, просящий наладить наши отношения. Прости, малышка. Прости меня. Ты бы знала, как я хочу положить огромный болт на всех и вся, только для тебя это вряд ли закончится благополучно. Плевать, что случиться со мной, мне важна ты и моя семья, которая тоже подвергнута опасности рыжей ведьмы. Не представляешь, насколько сильно мне не хватает тебя.

Я скучаю…

За время наших отношений, я привык встречать ее на пороге своей квартиры каждые выходные, привык наблюдать за ней и Анютой во время игры в куклы, привык прижимать ее к себе как можно крепче, чувствуя, что мне больше ничего не нужно. Лишь ее присутствие и тепло хрупкого тела согревали не только плоть, но и душу. Теперь же вместо этого я часами бил грушу, ощущая на себе заинтересованный взгляд дочери, а в те часы, когда ее забирала мать, отсиживался у Костяна за бутылкой пива. Ему я тоже поведал запутанную историю, которую, видимо, смог бы раскрыть только Шерлок. Друг отреагировал спокойно на мои слова, но все же недоумевал, зачем я иду на такие жертвы. А точнее ради кого, ведь вокруг полно других, более доступных девушек. Я кое-как сдержался, чтобы не набить ему ебальник, но затем осознал, что о других отношениях как таковых он не знает. Наверное, привык, что все телки на одно лицо, а о любви он даже не задумывался, что уж говорить о семье. Эти разговоры больше присущи женщинам, мечтающим, найти мужчину своей мечты, но они даже не подозревают, что мужчины хотят того же, только по отношению к противоположенному полу. Конечно, одному жить хорошо, но когда тебя встречают у порога, кормят вкусной, домашней едой, да еще и смотрят с обожанием, постоянно приходят мысли, что вот она — идеальная, красивая и любимая женщина. Уже плевать на каких-то телок из клуба, на красивые фигурки, если дома встречает самая привлекательная на свете особа, находящаяся в личном распоряжении. Нас с Викой еще не настигла та стадия, однако я был абсолютно уверен, что все впереди. Главное преодолеть все трудности, которые подкинула жизнь. Мы справимся.

Я справлюсь.

Этот понедельник казался мне одновременно самым ужасным и самым долгожданным на свете одновременно, ведь именно сегодня меня ожидало первое занятие с ученицей в качестве частного репетитора. На выходных я уже придумал темы для повторения, скачал с портала варианты экзаменационных тестов и вдоволь подготовился к нашему уроку. Но в этом был один минус. Я не сумел морально собраться к этому дню, не представляя, как выдержу эти два часа наедине с Викой, как буду объяснять материал, ни разу не взглянув на нее, как на любимую девушку. Да, мне требовалась стальная выдержка, только я не подозревал, что мне она пригодится абсолютно для другого дела.

Сейчас должен быть урок у моего класса. Я предполагал, что Вика вновь будет смотреть на меня во все глаза, стараясь делать вид, будто это не она, а ее назойливая одноклассница, заставляя меня не только вновь ощущать беспомощность, но и дико из-за этого злиться. Однако ярость настигла меня чуть раньше начала урока. В коридоре второго этажа. Где стояла она и этот сосунок Харлей, которому так хотелось набить ебальник еще несколько дней назад, на непозволительно маленьком расстоянии для обычного одноклассника. Что именно так разозлило общение этих двух голубков или их дальнейшие объятья, я не знал. Наверное, если бы они целовались у всех на глазах, я бы, пользуясь статусом учителя, растащил обоих друг от друга и повел бы к директору, стараясь не вникать в подробности. Мать такие вещи пресекает сразу, несмотря на современный взгляд учеников и некоторых преподавателей, особенно, если застали с поличным и привели на директорский ковер. Но сейчас я вновь ощущал беспомощность, будто у меня связаны руки. Вряд ли меня поймут правильно после столь опрометчивого поступка. Конечно, Харлей наделает в штаны раньше, чем я взгляну в его глаза, но вот проблемы из-за какого-то малолетки иметь не хочу. Хотя не только это останавливало меня. Вика. Я бы вновь дал ей надежду, так явно проявляя ревность. Мне и так трудно видеть ее такой подавленной и одинокой. Потом станет хуже не только ей, но и мне.

Я не сразу осознал, что уже несколько долгих секунд стою и вглядываюсь в эту сладкую парочку, обнимающуюся посреди коридора, и чуть ли не до скрежета в зубах сжимаю челюсти от злости. Точнее не так, от ревности. Заливистый смех, такой знакомый и родной за все время наших отношений, медленно прекратился, перестав привлекать внимание окружающих. Но только не мое. Я продолжал всматриваться в знакомое лицо, не наблюдая там больше грусти, в красивые малахитовые глаза, которые едва ли не искрились от счастья, однако для той яркости, которую я наблюдал, будучи с ней в объятьях, не хватало. Я не переставал смотреть на свою малышку, даже когда она заметила меня в конце коридора, стоило Харлею убежать в сторону лестницы. Когда ее взгляд вновь стал каким-то странным. Безжизненным. Как я обычные дни нашей разлуки. Сука! Какой-то говнюк лапал мою девочку, мою любимую малышку, право на которую имел лишь я. Какого, простите, хуя этот уебок смеет кружить ее, зная о наших отношениях? Решил отбить цыпочку у преподавателя, поиграть и бросить? Не охуел ли ты, мальчик? Она не та, кем воспользоваться и бросить. Вика для меня нетронутая хрустальная ваза, одна сплошная нежность, которую нужно оберегать всеми силами, дабы не разбить на мелкие кусочки. Ты не на ту запал, Харлей! Она моя девочка! Лишь я один имею право так сильно прижимать ее к себе. Я никогда не отпущу ее, не дам забыть себя, но и приближаться до определенного момента не буду. Да, эгоистично, да, подло. Как собака на сене. Но я не оставлю свою малышку, которую люблю больше жизни.