– Хорошо, – киваю я, хотя у меня слегка екает сердце, потому что с Крис никогда не знаешь, во что можешь ввязаться. Правда, учитывая характер Крис, она уже об этом забыла.

Мы устраиваемся на полу и приступаем к маникюру. Крис берет мой золотой карандаш для ногтей и рисует маленькие звездочки на ногте большого пальца. Я наношу лавандовый лак и добавляю темно-фиолетовые цветочки с желтыми центрами.

– Крис, напишешь мои инициалы на правой руке? – Я протягиваю ей пальцы. – От безымянного к большому. Л-Д-С-К.

– Изящным шрифтом или обычным?

Я одариваю ее выразительным взглядом.

– Ты что? За кого ты меня принимаешь?

И хором мы говорим:

– Изящным!

У Крис идеально получаются буквы. Настолько хорошо, что, любуясь ее шедевром, я предлагаю:

– Слушай, у меня идея! Ты можешь делать маникюр в Бельвью! Пенсионеры будут в восторге!

– За сколько?

– Бесплатно! Считай это общественно полезной работой, благотворительной. От доброты твоего сердца. Многие постояльцы не могут хорошо подстричь себе ногти. У них руки становятся корявыми. И пальцы ног тоже. Ногти твердеют, и… – Я замолкаю, когда вижу отвращение на лице Крис. – Можно поставить банку для чаевых.

– Я не стану бесплатно стричь старикам ногти на ногах. И на меньшее, чем пятьдесят баксов за сеанс, я не согласна. Я видела дедушкины ноги. У него там не ногти, а когти орлиные.

Крис возвращается к моему большому пальцу и рисует курсивное «К» с завитушками.

– Готово! Надо же, я и правда крута! – Подруга запрокидывает голову и кричит: – Китти! Тащи сюда свою попку!

Китти прибегает ко мне в комнату.

– Что? У меня, вообще-то, дела.

– «У меня, вообще-то, дела», – передразнивает ее Крис. – Если принесешь мне диетическую колу, я сделаю тебе маникюр, как у Лары Джин!

Я демонстрирую ногти, как это делают модели.

– К-и-т-т-и К-а-в-и, – говорит Крис, загибая пальцы. – Идеально подходит.

Китти срывается с места, и я ору ей вслед:

– И мне принеси газировки!

– Со льдом! – кричит Крис, а затем грустно вздыхает: – Жаль, у меня нет младшей сестры. Было бы так круто ею командовать!

– Китти обычно не такая послушная. Просто тебя она боготворит.

– Боготворит, да? – улыбается Крис сама себе, ковыряя носок.

Женевьеву Китти тоже когда-то боготворила. Прямо-таки благоговела перед ней.

– Слушай, – вдруг вспоминаю я. – Как твоя бабушка?

– Все хорошо. Она у нас крепкая.

– А как… остальные родственники? Все нормально?

Крис пожимает плечами.

– Конечно. Все путем.

Хм. Насколько плохо могут обстоять дела в семье Женевьевы, если даже Крис не в курсе? Скорее всего, не так плохо, либо, что более вероятно, это очередной обман Женевьевы. Даже когда мы были маленькими, она много врала, чтобы избежать наказания (тогда она все сваливала на меня), либо в надежде завоевать симпатию взрослых.

Крис пристально на меня смотрит.

– О чем ты так напряженно думаешь? Все еще паришься из-за того секс-видео?

– Это не секс-видео, если на нем не занимаются сексом!

– Расслабься, Лара Джин. Выступление Питера должно было сработать. Теперь вас оставят в покое и переключатся на что-нибудь новое.

– Надеюсь, ты права, – говорю я.

– Поверь, на следующей неделе все уже будут судачить о ком-то или о чем-то другом.


В итоге Крис оказалась права, и все переключились на новую сенсацию. Во вторник какого-то Кларка из девятого класса застали мастурбирующим в мужской раздевалке, и это единственное, о чем все теперь говорят. Мне повезло!

12

По словам Сторми, в мире существует два типа девушек: те, кто разбивает сердца, и те, кому их разбивают. Не сложно догадаться, к какому типу относится она сама.

Я сижу, скрестив ноги, на бархатной кушетке Сторми и копаюсь в большой коробке из-под туфель, набитой в основном черно-белыми фотографиями. Она согласилась поучаствовать в моих занятиях по скрапбукингу, и мы начали с разбора материалов. У меня уже образовалось несколько кучек: Сторми, ранние годы; юность; первая, вторая и четвертая свадьбы. С третьей свадьбы фотографий не осталось, потому что они поженились тайно.

– Я разбиваю сердца, но ты, Лара Джин, ты из тех, кому причиняют боль. – Сторми поднимает брови, чтобы подчеркнуть сказанное. Кажется, она забыла их сегодня подвести.

Я размышляю. Я не хочу быть той, кому причиняют боль, но и сама не хочу разбивать ничьи сердца.

– Сторми, а у вас в школе было много кавалеров?

– Разумеется! Десятки! В те времена все так делали. Кино под открытым небом с Бартом в пятницу, котильон с Сэмом в субботу. Мы оставляли себе право выбора. Девушка не устраивалась, пока не была абсолютно, в полнейшей степени уверена.

– Уверена в том, что парень ей нравится?

– Уверена в том, что она хочет за него замуж. Иначе какой смысл прекращать веселье?

Я беру фотографию, где Сторми в вечернем платье цвета морской волны, без бретелек и с пышной юбкой. Со снежно-белыми волосами и приподнятой бровью она похожа на хитрую кузину Грейс Келли. Рядом с ней стоит молодой человек. Он не очень высокий и не особенно красивый, но что-то в нем есть. Искорка в глазах.

– Сторми, сколько вам здесь лет?

Она смотрит на фотографию.

– Шестнадцать или семнадцать. Примерно как и тебе.

– А кто этот парень?

Сторми подносит снимок ближе к глазам, морщась, как сушеный абрикос, и стучит по нему красным ногтем.

– Уолтер! Все называли его Уолт. Он был такой душка!

– Он был вашим молодым человеком?

– Нет, я просто виделась с ним время от времени. – Она хитро поднимает бледные брови. – Однажды мы купались в озере голышом, и нас поймала полиция. Такой скандал разразился! Меня привезли домой в патрульной машине, и на мне не было ничего, кроме одеяла.

– И что, все потом о вас сплетничали?

– Еще как!

– У меня тут тоже небольшой скандал вышел, – вдруг признаюсь я.

И рассказываю ей все: о джакузи, о видео, о последовавшей шумихе. Мне приходится объяснять ей, что такое мем. Сторми приходит в восторг, она так и светится от непристойности всего случившегося.

– Превосходно! – восхищается она. – Я рада, что тебе есть чем похвастаться. Девушка с репутацией гораздо интереснее серой паиньки.

– Сторми, видео попало в Интернет. Оно там навечно. Это не просто школьная сплетня. К тому же я, вообще-то, и есть паинька.

– Нет, паинька – твоя сестра Маргарет.

– Марго, – поправляю я.

– Что ж, она больше похожа на Маргарет. Нет, ну ты подумай, каждый вечер пятницы проводить со стариками! Я бы вены перерезала, если б все мои лучшие годы мне пришлось бы торчать в чертовом доме престарелых. Прошу прощения за мой французский, дорогая.

Она взбивает под собой подушку.

– Старшие дети всегда целеустремленные зануды. Мой сын, Стенли, невыносимо скучный. Просто кошмар! Он ортопед, господи его помилуй! Может, я сама виновата, назвав его Стенли. Правда, у меня все равно не было выбора. Свекровь настояла, чтобы мы назвали его в честь ее покойного мужа. Ох уж эта старая карга, будь она неладна! – Сторми делает глоток холодного чая. – А вот средние дети, к твоему сведению, должны развлекаться. Тут мы с тобой похожи. Я была рада, что ты редко сюда заглядывала. Надеялась, что ты впутываешься в неприятности, и, видимо, была права. Но все же ты могла бы приходить немного чаще.

Сторми любого может заставить почувствовать себя виноватым. Она в совершенстве овладела искусством страдальческих вздохов.

– Теперь я здесь работаю, так что буду заглядывать гораздо чаще.

– Только не слишком часто, – спохватывается она. – И в следующий раз приводи с собой того мальчика. Нам здесь не повредит свежая кровь. Встряхнем это сонное царство! Он красивый?

– Да, он очень красивый. – Красивейший из всех красивых парней.

Сторми хлопает в ладоши.

– Тогда ты просто обязана его привести. Только предупреди меня заранее, чтобы я успела прихорошиться. Кто еще у тебя есть на примете?

– Никого! – смеюсь я. – Я же сказала, у меня есть парень.

– Хм.

Это все, что она говорит. Просто «хм». А потом добавляет:

– У меня есть внук, примерно твоего возраста. По крайней мере, школу он еще не окончил. Может, я попрошу его заглянуть и познакомиться с тобой. У девушки всегда должно быть несколько вариантов.

Я представляю, каким может быть внук Сторми. Наверняка он такой же сердцеед, как его бабушка. Я открываю рот, чтобы отказаться, но она на меня шикает.

– Когда закончим с альбомом, я продиктую тебе свои мемуары, чтобы ты напечатала их на компьютере. Я думаю назвать их «Эпицентр шторма» или «Штормовое предупреждение».

И Сторми начинает напевать себе под нос

– Надвигается шторм, – поет она. – С тех пор как ты ушел, дожди льют ведром. – Вдруг она замолкает. – Нужно устроить вечер кабаре! Ты только представь, Лара Джин! Ты в смокинге, я в облегающем красном платье склоняюсь над пианино. У мистера Моралеса случится сердечный приступ.

– Давайте обойдемся без сердечных приступов, – хихикаю я. – А вот трясущиеся руки ему обеспечены.

Сторми пожимает плечами и продолжает напевать, слегка покачивая бедрами. «Надвигается шторм…»

Она бы так и пела весь день, если бы я ее не отвлекла.

– Сторми, расскажите, где вы были, когда погиб Джон Ф. Кеннеди?

– Это случилось в пятницу. Я пекла перевернутый ананасовый пирог для собрания бридж-клуба. Поставила его в духовку, а потом увидела новости. В итоге я совсем забыла про пирог и чуть весь дом не спалила. Пришлось потом перекрашивать кухню, столько на ней было сажи. – Она качает головой. – Этот человек был святым. Настоящим принцем. Если бы я встретила его в свои лучшие годы, мы бы неплохо провели время. Знаешь, я флиртовала с Кеннеди однажды, в аэропорту. Мы стояли рядом за барной стойкой, и он угостил меня сухим мартини. Аэропорты в те времена были куда более роскошные. Люди наряжались для путешествий. А нынешняя молодежь натягивает в самолет свои ужасные сапоги из овечьей шерсти и пижамные штаны, смотреть больно. Я бы в таком виде даже за почтой не вышла.

– Про кого из Кеннеди вы говорили? – спрашиваю я.

– Что? О, я даже не знаю. Так или иначе, у него был подбородок Кеннеди.

Я прикусываю губу, чтобы не улыбнуться. Сторми и ее похождения!

– А можно мне рецепт вашего перевернутого ананасового пирога?

– Конечно, дорогая. Тебе понадобится обычный бисквитный торт из коробки, консервированные ананасы, коричневый сахар и коктейльная вишенка для украшения. Главное, чтобы ананасы были колечками, а не кусочками.

Звучит просто ужасно. Я пытаюсь дипломатично кивать, но Сторми видит меня насквозь и говорит сердито:

– Думаешь, у меня было время сидеть и месить тесто для пирогов, как какая-то скучная старая домохозяйка?

– Вы никогда не будете скучной, – спешу я ее заверить, потому что это правда и потому что я знаю, что ей будет приятно это слышать.

– Тебе надо поменьше печь и побольше жить, – ворчит она раздраженно, хотя никогда раньше на меня не злилась. – Молодые не ценят свою молодость, – она хмурится. – У меня ноги болят. Принеси мне тайленол, пожалуйста.

Я вскакиваю, надеясь побыстрее вернуть ее расположение.

– Где он у вас лежит?

– В кухонном ящике, у раковины.

Я роюсь на кухне, но таблеток не вижу. Батарейки, тальк, стопка салфеток из Макдоналдса, пакетики сахара, почерневший банан. Украдкой я бросаю банан в мусорное ведро.

– Сторми, я не вижу здесь тайленола! Может, он где-нибудь еще?

– Забудь, – говорит она резко, подходя ко мне сзади и отодвигая в сторону. – Сама найду.

– Может, заварить вам чаю?

Сторми уже в возрасте, поэтому так себя ведет. Она не хотела быть грубой. Я в этом уверена.

– Чай для старух. Я выпью коктейль.

– Уже несу, – говорю я.

13

Мои занятия «скрапбукинг для пенсионеров» официально начались. Не буду отрицать, посещаемость меня разочаровала. Сегодня здесь только Сторми, Алисия Ито – бодрая и крепкая старушка с аккуратными отполированными ногтями и короткой стрижкой, и хитрый мистер Моралес, который пришел только потому, что запал на Сторми. Или на Алисию. Сложно сказать наверняка, так как он флиртует с обеими, и каждой посвятил по странице своего альбома, который решил назвать «Старые добрые времена». Страницу Сторми мистер Моралес украсил музыкальными нотами, клавишами пианино и фотографией, на которой они вместе танцуют на прошлогодней дискотеке. Страницу Алисии он еще не закончил, но по центру уже приклеил фотографию, где та сидит на скамейке во дворе, глядя перед собой, и украсил ее цветочками. Очень романтично.