Исторически сложилось так, что папа получает общую валентинку от нас троих. В этом году Марго впервые пришлет открытку от себя лично. Джош также получит одну, правда, ее создание я поручила Китти и едва заметно подписала свое имя в нижнем углу.

Большую часть дня я потратила на валентинку для Питера. Это белое сердце, обклеенное по контуру белым кружевом. В центре розовыми нитками я вышила: «ТЫ МОЙ, ПИТЕР К.». Я знаю, что это заставит его улыбнуться. Валентинка получилась простой и беззаботной, несерьезной, как и сам Питер. Тем не менее она соответствует случаю и признает тот факт, что мы, Питер Кавински и Лара Джин Сонг Кави, состоим в отношениях. Я собиралась сделать куда более вычурную открытку, большую, с бусинками и рюшками, но Китти предостерегла меня, что это будет слишком.

– Не истрать весь мой жемчуг, – говорю я Китти. – Я годами собирала эту коллекцию. В прямом смысле, несколько лет.

Как всегда практичная, Китти отвечает:

– Зачем его собирать, если не использовать? Столько стараний лишь для того, чтобы он лежал в крошечной жестянке, где никто его не увидит?

– Ну ладно, – сдаюсь я, потому что она права. – Просто приклеивай его только на валентинки для тех, кто тебе действительно нравится.

– А фиолетовые стразы?

– Их можешь тратить, сколько хочешь, – разрешаю я великодушно, как богатый землевладелец – менее везучему соседу.

Фиолетовые стразы мне все равно не подходят. Я выбрала стиль викторианской эпохи, а стразы – это скорее Марди Гра[2], но я не говорю об этом Китти. Такой уж у нее характер: если она увидит, что ты не особенно что-то ценишь, то тоже начнет относиться к этому с подозрением, и вещь потеряет для нее интерес. Однажды мне удалось надолго убедить ее, что я обожаю изюм и что ей позволено съедать никак не больше своей доли. На самом деле изюм я терпеть не могу и была счастлива, когда Китти начала уплетать его за обе щеки и даже делала тайные запасы.

Я украшаю сердце всякими белыми орнаментами и размышляю вслух:

– Может, приготовим папе особенный завтрак? Можно купить одну из тех соковыжималок, что продают в торговом центре, и сделать розовый свежевыжатый сок из грейпфрутов. И, кажется, я видела в Интернете недорогие вафельницы в форме сердца.

– Папа не любит грейпфруты, – говорит Китти. – А вафельницей мы и обычной практически не пользуемся. Может, просто вырежем сердечки из прямоугольных вафель?

– Это будет выглядеть дешево, – усмехаюсь я.

Но она права. Нет смысла покупать что-то, чем мы будем пользоваться раз в год, даже если это стоит всего девятнадцать долларов и девяносто девять центов. Чем старше становится Китти, тем больше она походит на Марго, а не на меня.

Но потом она говорит:

– Тогда можно вырезать из вафель сердечки с помощью формочек для печенья! И добавить красный пищевой краситель.

– Отличная идея! – улыбаюсь я ей.

Может, все-таки от меня в ней тоже что-то есть? Китти продолжает:

– Можно добавить краситель и в сироп тоже, чтобы он стал красным, как кровь. Кровавое сердце!

Нет, забудьте. Китти ни на кого не похожа.

25

В ночь накануне дня святого Валентина мне вдруг приходит в голову, что открытки для Питера будет недостаточно, а слойки с вишней – это фантастическая идея, так что я встаю до рассвета, чтобы испечь их свежими, и теперь кухня напоминает сцену преступления. Вишневый сок забрызгал всю плитку и поверхности. Настоящая кровавая бойня, вишневая кровавая бойня. Даже хуже, чем в тот раз, когда я пекла торт «красный бархат» и случайно разлила на столешницу красный пищевой краситель. Мне пришлось оттирать его зубной щеткой с растворителем.

Зато слойки получились идеальными, как с картинки: румяными и уютными, с аккуратными, вдавленными вилкой краями, и маленькими дырочками, через которые выходит пар. Я собираюсь взять их на ланч за наш стол. Уверена, что Питеру, да и Гейбу с Деррилом, они понравятся. Я также поделюсь с Лукасом и с Крис, если она вообще придет в школу.

Я пишу Питеру, чтобы он за мной не заезжал, потому что хочу прийти пораньше и положить валентинку ему в шкафчик. Мне кажется, это очень мило, ведь, если подумать, шкафчик – это тот же почтовый ящик, а всем известно, что письмо, отправленное по почте, гораздо романтичнее того, что просто вручается лично.

Китти спускается около семи, и мы вдвоем накрываем для папы праздничный завтрак, положив у его тарелки валентинки от нас двоих и от Марго. Я оставляю ему две слойки, но не смогу увидеть его реакцию, потому что хочу успеть в школу раньше Питера. Он всегда приезжает в последний момент, так что мне надо быть на месте хотя бы за пять минут.

Добравшись до школы, я опускаю валентинку в шкафчик Питера и иду в кафетерий, чтобы его дождаться.

Но, когда я вхожу, оказывается, что он уже там: стоит около торговых автоматов вместе с… Женевьевой. Он положил руки ей на плечи и что-то сосредоточенно ей говорит. Она кивает, опустив глаза в пол. Что это может быть? Чем она так расстроена? Или это просто спектакль, чтобы удержать Питера?

Отлично! Теперь у меня такое чувство, что в День святого Валентина я помешала своему парню и его бывшей девушке. Действительно ли Питер просто старается быть хорошим другом или это что-то большее? От Женевьевы всегда надо ожидать чего-то большего, знает об этом Питер или нет. Интересно, они обменялись подарками, как в старые добрые времена? У меня паранойя, или это нормально, что бывшие, оставшиеся друзьями, обмениваются подарками на День святого Валентина?

Но вот Джен меня замечает, говорит что-то Питеру и, продефилировав мимо меня, выходит из кафетерия. А парень шагает ко мне.

– С Днем святого Валентина, Кави!

Питер берет меня за талию и поднимает в воздух, как будто я ничего не вешу. Поставив меня обратно, он говорит:

– Мы можем поцеловаться на публике, раз уж такой день?

– А где моя валентинка? – спрашиваю я, протягивая руку.

Питер смеется.

– Черт, она у меня в рюкзаке. Блин! Какая ты нетерпеливая.

Что бы это ни было, я вижу, что ему не терпится меня порадовать, от чего я тоже воодушевляюсь. Он берет меня за руку и ведет к столу, где оставил рюкзак.

– Сначала сядь, – командует Питер, и я слушаюсь, а он садится рядом. – Закрой глаза и протяни руку.

Я повинуюсь и слышу, как он расстегивает молнию рюкзака, а потом кладет что-то мне в руку. Бумажку. Я открываю глаза.

– Это стихотворение, – говорит он. – Для тебя.

И всегда свет луны навевает мне сны

О пленительной Ларе Джин!

И зажжется ль звезда, вижу очи всегда

Обольстительной Лары Джин!

Я подношу пальцы к губам. Обольстительная Лара Джин! Невероятно!

– Для меня никогда еще не делали ничего более прекрасного! Я так счастлива, что могу заобнимать тебя до смерти!

Я представляю, как он сидит у себя в комнате за столом, водя ручкой по бумаге и подбирая слова, и окончательно в него влюбляюсь. До мурашек. Электрический разряд пробегает от макушки к пальцам ног.

– Правда? Тебе понравилось?

– Очень понравилось!

Я обнимаю его и сжимаю изо всех сил. Я положу эту валентинку в свою коробку из-под шляпы и, когда мне будет столько же лет, сколько Сторми, я буду доставать ее, любоваться и вспоминать этот самый момент. Забудьте о Женевьеве. Забудьте обо всем. Питер Кавински написал мне стихотворение.

– Это мой не единственный тебе подарок. Самое крутое впереди.

Он выпутывается из моих объятий и достает из рюкзака небольшую бархатную коробочку. Я ахаю. Довольный, он говорит:

– Ну же, открывай быстрее!

– Это брошка?

– Даже лучше.

Я закрываю рот рукой. Это тот самый кулон! Медальон в виде сердца из антикварного магазина его мамы, тот самый, которым я любовалась долгие месяцы. На Рождество, когда папа сказал, что кулон продали, я думала, что он навсегда ушел из моей жизни.

– Невероятно! – шепчу я, трогая вставленный в центр камушек.

– Давай помогу тебе надеть.

Я поднимаю волосы, а Питер обходит меня и застегивает цепочку на шее.

– Я вообще могу принять такой подарок? – размышляю я вслух. – Питер, он так дорого стоил. Прямо очень-очень дорого.

– Я знаю, сколько он стоил, – смеется Питер. – Не волнуйся, мама сделала мне хорошую скидку. Я провел много выходных за рулем ее фургона, подбирая мебель для магазина, но это ерунда. Это не важно, если он тебе нравится.

Я касаюсь кулона.

– Да! Безумно нравится!

Исподтишка я оглядываю кафетерий. В голове проскакивает приятная мысль, что было бы круто, если бы Женевьева все это видела.

– Так, а где моя валентинка? – спрашивает Питер.

– У тебя в шкафчике, – отвечаю я.

Теперь я жалею, что послушала Китти и не стала придавать большое значение своему первому Дню святого Валентина с парнем. С Питером. Ну, ничего. У меня еще есть теплые вишневые слойки. Я отдам ему все. Простите, Крис, Лукас и Гейб.


Я никак не могу нарадоваться на свой кулон. В школе я надеваю его поверх свитера, чтобы все смотрели и любовались. Вечером я показываю его папе, Китти и Марго по видеочату. В шутку я даже хвастаюсь перед Джейми Фокс-Пиклом. Все под впечатлением. Я ни на секунду его не снимаю: я принимаю в нем душ, я ложусь в нем спать.

Это как в книге «Маленький домик в больших лесах», когда Лоре на Рождество подарили тряпичную куклу. У нее были черные глаза-бусинки и нарисованные ягодами губы и щеки. Красные фланелевые чулки и розово-голубое ситцевое платье. Лора с нее глаз не сводила. Она крепко держала ее и забывала обо всем вокруг. Маме приходилось напоминать ей, что другие девочки тоже хотят поиграть.

Именно так я себя и чувствую. Когда Китти просит примерить кулон, на долю секунды я колеблюсь, но потом мне становится стыдно за такую скупость.

– Только осторожнее, – говорю я сестренке и расстегиваю цепочку.

Китти делает вид, будто роняет кулон, и я вскрикиваю.

– Шучу! – смеется она.

Она подходит к моему зеркалу и смотрит на себя, наклонив голову и изогнув шею.

– Неплохо. Ну что, ты рада, что я свела тебя с Питером?

Я бросаю в нее подушкой.

– Можно мне его одалживать по особым случаям?

– Нет! – И тут я снова вспоминаю о Лоре и ее кукле. – Да. Но только по действительно особым случаям.

– Спасибо, – говорит Китти.

Потом она поднимает голову и смотрит на меня с очень серьезным видом.

– Лара Джин, можно задать тебе вопрос?

– Ты можешь спрашивать меня о чем угодно, – отвечаю я.

– Это насчет мальчиков.

Я киваю, пытаясь скрыть удивление. Мальчики! Уже началось. Ну ладно.

– Я слушаю.

– Обещаешь ответить честно? Слово сестры?

– Конечно. Садись ко мне поближе, Китти.

Она садится на полу рядом со мной, и я обнимаю ее за плечи, излучая материнскую теплоту и заботу. Моя младшая сестренка растет.

Она смотрит на меня наивными глазами.

– Вы с Питером делаете «это»?

– Что? – Я ее отталкиваю. – Китти!

– Ты обещала ответить! – говорит она, торжествуя.

– Хорошо, мой ответ – нет, маленькая любопытная пиявка! Боже! Уйди из моей комнаты!

Китти уносится, хохоча, как обезумевшая гиена. Я еще долго слышу ее смех через весь коридор.

26

Когда я уже, было, подумала, что шумиха с видео в джакузи наконец-то осталась далеко позади, появилась новая версия. Похоже, этот кошмар никогда не закончится. Говорят, в Интернете ничего не умирает. В этот раз я сижу в библиотеке и краем глаза вижу, как две девчонки из младшего класса, используя одну пару наушников на двоих, смотрят видео и хихикают. На экране я в ночной рубашке накрываю Питера, как одеяло. Несколько секунд я сижу в нерешительности. Вмешаться или не вмешаться? Я вспоминаю слова Марго о том, что надо быть выше этого и вести себя так, будто мне все равно. Но потом думаю: к черту!

Я встаю, подкрадываюсь к подружкам и вырываю наушники из ноутбука. В динамиках звучит песня из «Русалочки».

– Эй! – возмущается девчонка, поворачиваясь на стуле.

Потом она видит, что это я, и они с подругой в панике переглядываются. Девочка резко захлопывает ноутбук.