Женевьева все время выдумывала игры вроде «Кого бы вы выбрали». Если бы вы оказались на необитаемом острове, кого бы из присутствующих вы взяли с собой? Питер, не колеблясь, выбрал Женевьеву, потому что она была его девушкой. Крис сказала, что взяла бы Тревора, потому что он самый мясистый и самый надоедливый, а кто знает, вдруг рано или поздно пришлось бы прибегнуть к каннибализму. Я сказала, что выберу Крис, потому что с ней мне никогда не будет скучно. Крис это понравилось, а Женевьева нахмурилась, хотя ее все равно уже выбрал Питер. К тому же это была правда: Крис стала бы самым веселым соседом по острову и приносила бы пользу. Сомневаюсь, что Женевьева согласилась бы собирать дрова или ловить рыбу копьем. Джон долго не мог решить. Он ходил по кругу, взвешивая все наши достоинства. Питер быстро бегал, Тревор был сильным, Женевьева – хитрой, Крис могла постоять за себя в драке. А я, по словам Джона, никогда бы не теряла надежду на то, что нас спасут. И он выбрал меня.

Это было последнее лето, что мы провели на улице. Мы каждый день где-то гуляли. Когда вырастаешь, ты все меньше и меньше времени проводишь на воздухе. Никто тебе больше не скажет: «Иди поиграй во дворе». Но тем летом так и было. Говорят, то было самое жаркое лето за последние сто лет. Почти все время мы катались на велосипедах, плавали в бассейне и играли в игры.

Питер садится на пол, снимает куртку и раскладывает ее как покрывало.

– Садись сюда.

Я сажусь, и он притягивает меня к себе за лодыжки, будто наматывая меня на леску, как большую рыбу, которая может спрыгнуть с крючка. Когда мы соприкасаемся коленями, он целует меня: мягким, у-нас-есть-все-время-на-свете поцелуем. Я дрожу, но не от холода. Я волнуюсь, и мое сердце стучит все быстрее. Питер наклоняет голову и начинает целовать меня в шею, пробираясь вниз к ключице. Я так нервничаю, что мне даже не щекотно, как обычно бывает, когда кто-то прикасается к моей шее. У него теплые губы, и это приятно. Я откидываюсь назад, опираясь на руки, и он склоняется надо мной. Это оно? Неужели это должно случиться сейчас? В домике на дереве Кэролин Пирс?

Когда его рука проскальзывает мне под блузку и оказывается у меня на лифчике, мне в голову закрадывается паническая мысль, о которой я раньше не думала: грудь Женевьевы определенно больше моей. Он будет разочарован?

Внезапно я вскрикиваю:

– Я еще не готова заниматься с тобой сексом!

Он встревоженно поднимает голову.

– Господи, Лара Джин! Ты меня напугала!

– Прости. Я просто хотела это уточнить на случай, если было не ясно.

– Все было ясно, – Питер бросает на меня обиженный взгляд и садится, выпрямившись по струнке. – Черт, я же не какой-то пещерный человек.

– Знаю, – говорю я, садясь и поправляя кулон так, чтобы сердце смотрело вперед. – Просто… я надеюсь, ты не думал, что если ты подарил мне такой красивый кулон, то… – Я замолкаю, потому что он смотрит на меня во все глаза. – Прости, прости. Но… разве ты не скучаешь по сексу? Ведь вы с Женевьевой постоянно им занимались.

О сексуальной жизни Кавински и Женевьевы ходили легенды: как они делали это в родительской спальне Стива Бледела на вечеринке в честь каникул, как Джен начала принимать противозачаточные в девятом классе. Неужели тот, кто привык заниматься сексом двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, может быть доволен такой, как я? Девственницей, которая едва дошла с ним до «второй базы»? И не просто доволен. «Доволен» – неправильное слово. Счастлив.

– Мы не занимались им постоянно! И я не хочу говорить с тобой об этом. Это странно.

– Я просто хочу сказать, что я никогда этого не делала, а ты делал это часто. У тебя разве нет теперь в жизни пустоты? Может, ты чувствуешь… будто что-то упускаешь? Это все равно что, если бы я никогда не пробовала клубничное мороженое, я бы не знала, какое оно вкусное. Но стоило мне его попробовать, как я только о нем и думаю. – Я закусываю нижнюю губу. – Ты… хочешь клубничное мороженое?

– Нет!

– Скажи честно!

– Хотел бы я, чтобы мы занимались сексом? Ну ладно, да. Но я не собираюсь на тебя давить. Я вообще эту тему не поднимал. К тому же у парней есть другой способ… – он краснеет. – Сбросить напряжение.

– Значит… ты смотришь порнуху?

– Лара Джин!

– Я любопытная от природы! Ты это знаешь. И ты всегда отвечал на мои вопросы.

– То было раньше. Сейчас все по-другому.

Иногда Питер может сказать что-то невероятно проницательное и даже не заметить. Сейчас и правда все по-другому. Раньше было проще. Раньше мы спокойно обсуждали секс.

Я сбивчиво говорю:

– В контракте мы пообещали всегда быть честными друг с другом.

– Ладно, но я не буду говорить с тобой о порно!

Я открываю рот, чтобы задать другой вопрос, но Питер добавляет:

– Я одно могу сказать: любой парень, который утверждает, что не смотрит порно, врет.

– Значит, ты смотришь, – киваю я сама себе.

Ясно. Приму к сведению.

– Знаешь, ученые любят подсчитывать статистику, и я где-то читала, что мальчики-подростки думают о сексе каждые семь секунд. Неужели это правда?

– Нет. И заметь, пожалуйста, что это ты постоянно говоришь о сексе. Похоже, девочки-подростки гораздо одержимее мальчиков.

– Может быть, – соглашаюсь я, и его глаза расширяются от изумления.

– То есть мне, разумеется, любопытно, – поспешно вставляю я. – Есть о чем подумать. Но я не думаю, что буду делать это в скором времени. Ни с кем. Включая тебя.

Я вижу, что Питеру неловко, по тому, как он быстро говорит:

– Ладно, ладно, понял. Давай уже сменим тему. – Еле слышно он добавляет: – Я вообще не хотел говорить об этом.

Так мило, что ему неловко. Я не думала, что он смутится, учитывая его опыт. Я тяну его за рукав свитера.

– В любом случае, когда я буду готова, если буду готова, я дам тебе знать.

И потом я притягиваю его к себе и мягко целую. В ответ он раскрывает губы, и я думаю, что я могла бы целовать его часами.

Внезапно он говорит:

– Погоди, так у нас не будет секса? Никогда?

– Я этого не говорила. Но не сейчас. В смысле, пока я не буду по-настоящему, окончательно уверена. Ладно?

Парень смеется.

– Конечно. Ты правишь балом. С самого начала. А я стараюсь поспевать. – Он прижимается ближе и нюхает мои волосы. – У тебя новый шампунь?

– Позаимствовала у Марго. Сочная груша. Тебе нравится?

– Ничего так вроде бы. Но, может, вернешься к тому, которым пользовалась раньше? С кокосом. Мне так нравился этот запах. – На его лице появляется мечтательное выражение, как вечерний туман, опускающийся над городом.

– Если сама захочу, – отвечаю я, и он надувает губы.

Я уже планирую купить заодно и кокосовую маску для волос, но мне нравится держать его в ежовых рукавицах. Он сам сказал, что я правлю балом. Питер притягивает меня к себе и обнимает сзади, накрывая меня всем своим телом. Я кладу голову ему на плечо, а руки – на колени. Мне так хорошо и уютно. Только он и я, далеко от всего мира, хотя бы ненадолго.


Так мы и сидим, когда я вдруг вспоминаю кое-что очень важное. Капсула времени! Бабушка Джона Амброуза Макларена подарила ему эту штуку на день рождения в седьмом классе. Он просил видеоигру, но капсула времени – это все, что он получил. Джон сказал, что собирался ее выбросить, но потом подумал, что кому-нибудь из девчонок она может понравиться. Я сказала, что хочу ее, и Женевьева сказала, что хочет, и тогда, разумеется, Крис тоже ее захотела. В итоге мне пришла в голову мысль закопать ее прямо там, на заднем дворе Пирсов, под домиком на дереве. Меня очень воодушевила эта идея, и я велела всем положить в капсулу что-нибудь ценное, что было у них с собой. Я сказала, что мы вернемся в день выпускного, откроем ее и будем ностальгировать.

– Помнишь капсулу времени, которую мы здесь закопали? – спрашиваю я Питера.

– О да! Игрушка Макларена! Давай ее выкопаем!

– Нельзя открывать ее без остальных, – говорю я. – Мы же собирались выкопать ее все вместе, после выпускного. – Тогда я думала, что мы до сих пор будем дружить. – Ты, я, Джон, Тревор, Крис, Элли.

Я не называю имя Женевьевы, но Питер, похоже, этого не замечает.

– Ладно, тогда подождем. Все, что моя девушка пожелает.

30

Дорогая Лара Джин,

Я пришлю тебе твое письмо при одном условии. Ты должна дать торжественную нерушимую клятву, что после прочтения ты мне его вернешь. Мне нужно физическое доказательство того, что в средней школе я нравился девочке, иначе кто в такое поверит?

И, между прочим, тот шоколадный торт с арахисовой пастой, что ты мне испекла, был самым вкусным тортом, что я когда-либо ел. Я никогда не пробовал другого столь же прекрасного торта, да еще и с моим именем, написанным разноцветным драже. Я до сих пор его иногда вспоминаю. Такой торт забыть невозможно.

У меня к тебе один вопрос: сколько еще писем ты написала? Хочется знать, насколько особенным мне себя чувствовать.

Джон.

Дорогой Джон,

Я, Лара Джин, торжественно клянусь – то есть даю нерушимую клятву – вернуть тебе мое письмо в целости и сохранности. А теперь отправляй его мне!

Кстати, ты такой лжец! Ты прекрасно знаешь, что многие девчонки сохли по тебе в средней школе. На пижамных вечеринках они всегда разделялись на две группы: команда Питера и команда Джона. Не делай вид, что ты этого не знал, Джонни!

Отвечаю на твой вопрос: всего было пять писем. Пять значимых парней за всю мою жизнь. Хотя теперь, написав это, я думаю, пять – это достаточно много, учитывая, что мне всего шестнадцать лет. Интересно, сколько их будет к тому времени, как мне стукнет двадцать? В доме престарелых, где я работаю волонтером, есть одна дама, у которой было множество мужей и множество жизней. Я смотрю на нее и думаю: должно быть, она ни о чем не жалеет, потому что она уже все сделала и все увидела.

Я тебе говорила, что моя старшая сестра, Марго, уехала в Шотландию, в Университет Сент-Эндрюс? Там познакомились Принц Уильям и Кейт Миддлтон. Может, она тоже встретит принца, ха-ха! Куда ты собираешься поступать? Ты уже знаешь, на кого хочешь учиться? Думаю, я останусь в нашем штате. В Вирджинии замечательные государственные колледжи, и так будет гораздо дешевле. Но, думаю, главная причина в том, что я очень близка со своими родными и не хочу быть от них слишком далеко. Раньше я собиралась пойти в Университет Вирджинии и жить дома, но теперь думаю, что лучше выбрать общагу, чтобы испытать все прелести студенческой жизни.

Не забудь прислать обратно мое письмо,

Лара Джин.

Папа в больнице, но он приготовил большую кастрюлю овсянки, целое ведро, прямо как на полевой кухне. К этому времени каша стала клейкой, и мне пришлось вылить в нее полбутылки кленового сиропа и добавить сушеную вишню, чтобы ее можно было есть. Но даже после всего этого сомневаюсь, что мне нравится овсянка. Я делаю миску для себя, покрошив сверху орех пекан, и миску для Китти, полив ее порцию медом.

– Поешь каши! – кричу я.

Она, разумеется, пялится в телевизор.

Мы сидим на табуретках за барной стойкой и едим овсянку. Мне кажется, есть что-то приятное в том, как каша обволакивает тебя изнутри, словно клейстер. Пока я ем, я не свожу глаз с окна.

Китти щелкает пальцами у меня перед лицом.

– Алло! Я тебе вопрос задала!

– Почту еще не приносили? – спрашиваю я.

– По субботам почтальон приходит не раньше двенадцати, – говорит Китти, слизывая мед с ложки.

Взглянув на меня, она добавляет:

– Почему ты всю неделю так ждешь почту?

– Мне должно прийти письмо, – говорю я.

– От кого?

– Да так… никого важного.

Глупая ошибка! Надо было выдумать имя, потому что теперь Китти щурится и становится по-настоящему заинтересованной.

– Будь это не важно, ты бы не пялилась в окно как сумасшедшая. От кого оно?

– К твоему сведению, это письмо от меня. Одно из тех любовных посланий, что ты отправила. – Я тянусь через стол, чтобы ущипнуть ее за руку. – Оно ко мне возвращается.

– От парня с забавным именем? Амброуз. Что это за имя такое?