– Хотите чипсов?

– Конечно, – кивает Джон и берет немного. – Слушай, мне говорили, ты неплохо умеешь плести интриги. Это правда?

– С чего ты это взял? – с опаской спрашивает сестра.

– Это ведь ты разослала письма Лары Джин, так?

Китти кивает.

– Тогда, должен сказать, ты действительно хорошо плетешь интриги.

– Ну да. Наверное.

– Супер! Нам нужна твоя помощь.

Идеи Китти слегка экстремальные. Например, проколоть Женевьеве шины или бросить бомбу-вонючку к ней в дом, чтобы ее выкурить. Но Джон записывает все советы Китти, что она тут же подмечает. Она все подмечает.

46

На следующее утро китти долго ковыряется в тосте с арахисовой пастой, и папа, выглядывая из-за газеты, говорит:

– Если не поторопишься, опоздаешь на автобус.

Она слегка пожимает плечами и не спеша идет наверх за учебниками. Наверняка она думает, что, если пропустит автобус, сможет поехать со мной, но я и сама опаздываю. Я проспала, а потом не могла найти любимые джинсы, так что пришлось довольствоваться теми, что у меня на втором месте.

Споласкивая миску из-под хлопьев, я выглядываю в окно и вижу, как мимо проезжает школьный автобус Китти.

– Ты опоздала на автобус! – кричу я ей наверх.

Нет ответа.

Я засовываю в сумку свой обед и кричу:

– Если поедешь со мной, то поторопись! Пока, пап!

Когда я обуваюсь у входной двери, Китти пробегает мимо меня и выскакивает на улицу, сумка с учебниками качается у нее на плече. Я тоже выхожу и закрываю за собой дверь. А там, через дорогу, прислонившись к своему черному «Ауди», стоит Питер. Он широко улыбается Китти, а я застываю на месте, полностью ошеломленная. Моя первая мысль: Он приехал меня увидеть? Нет, не может быть. Моя вторая мысль: Это ловушка? Я оглядываюсь по сторонам в поисках какого-либо следа от Женевьевы. Ее нигде нет, и мне становится стыдно за то, что я могла так подумать. Он бы не поступил настолько жестоко.

Китти радостно машет и бежит к Питеру.

– Привет!

– Готова, малышка? – спрашивает он Китти.

– Да! – она оборачивается и смотрит на меня. – Лара Джин, можешь поехать с нами! Я сяду к тебе на колени.

Питер опускает взгляд в телефон, и малейшая надежда на то, что отчасти он приехал увидеть меня, испаряется.

– Нет, не надо, – говорю я. – Там место только для одного пассажира.

Питер открывает перед Китти дверцу, и та забирается в машину.

– Поехали быстрее! – командует она.

Он едва на меня смотрит, и они уезжают. Что ж, видимо, вот и все.


– Какой ты мне готовишь торт? – Китти сидит на табуретке и наблюдает за мной.

Я пеку торт сегодня, чтобы он был готов к завтрашнему празднику. Я вбила себе в голову, что пижамная вечеринка Китти должна быть лучшей ночью в ее жизни, отчасти потому, что она долго откладывалась, а значит, должна быть достойна ожидания, а также потому, что десять лет – это важная дата в жизни девочки. Пусть у Китти нет мамы, но у нее будет незабываемая ночевка, раз уж я могу этому поспособствовать.

– Я же говорю, это сюрприз. – Я сыплю заранее отмеренную муку в миску для замешивания теста. – Ну, как прошел твой день?

– Хорошо. Я получила пять с минусом за контрольную по математике.

– Ого, круто! А что еще интересного случилось?

Китти пожимает плечами.

– Кажется, мисс Бертоли случайно пукнула, пока проверяла присутствующих. Все смеялись.

Разрыхлитель, соль.

– Круто, круто. Ну а… Питер отвез тебя прямо в школу, или вы где-то останавливались по пути?

– Он отвез меня за пончиками.

Я закусываю губу.

– Как мило. Он что-нибудь говорил?

– О чем?

– Ну, не знаю. О жизни.

Китти закатывает глаза.

– О тебе он ничего не говорил, если тебя это интересует.

В сердце кольнуло.

– Это меня совершенно не интересует, – вру я.


Мы с Китти спланировали ночевку до самых мелочей. Макияж зомби. Фотокабинка с реквизитом. Маникюр.

Рецепты торта для Китти я выбирала с особой тщательностью. Он шоколадный, с малиновым джемом и глазурью из белого шоколада. Еще я приготовила три вида соусов. Сметанно-луковый, хумус с красным перцем и холодный шпинатный. Овощная тарелка. Сосиски в тесте. Соленый карамельный попкорн для просмотра фильма. Пунш с лаймовым щербетом, тот, в который обычно добавляют имбирный эль. Я даже раскопала на чердаке старую миску для пунша, которая также отлично подойдет для военной вечеринки. Утром на завтрак я испеку блинчики с шоколадной крошкой. Я знаю, что для Китти тоже важны детали. Она не раз упоминала при мне, что на дне рождения Бриэль ее мама приготовила им клубничный смузи. И как можно забыть, что мама Алисии Бернард испекла всем блинчики, если Китти постоянно о них говорит?

Папу на вечер отослали в его комнату, чему он был несказанно рад. Но сначала я заставила его стащить вниз небольшой винтажный комод из моей комнаты. Я красиво уложила свою коллекцию ночных рубашек и пижам, разноцветные носки и пушистые тапочки. У нас с Китти и Марго набралась внушительная коллекция пушистых тапочек.

Все сразу начинают переодеваться в пижамы, смеются, визжат и сражаются за самые красивые.

Я облачаюсь в бледно-розовый пеньюар, который нашла в секонд-хенде абсолютно новым, с неоторванным ценником. Я чувствую себя Дорис Дэй из мюзикла «Пижамная игра». Мне не хватает только пушистых тапочек с маленьким каблучком. Я пытаюсь убедить Китти, что надо устроить вечер старых фильмов, но она тут же бракует эту идею. Чтобы выглядеть забавно, я накручиваю волосы на бигуди. Я предлагаю и остальным девочками последовать моему примеру, но все визжат и отказываются.

Они такие громкие, что я продолжаю повторять: «Тише, девочки!»

В самый разгар сеанса маникюра я замечаю, что Китти стоит в стороне. Я думала, она будет в своей стихии, она же именинница, королева бала, но она выглядит смущенной и играет с Джейми.

Когда все девочки убегают наверх в мою комнату делать грязевые маски, которые я подготовила, я хватаю Китти за локоть.

– Тебе весело? – спрашиваю я.

Она кивает и пытается убежать, но я строго на нее смотрю.

– Слово сестры?

Китти колеблется.

– Шанайя стала дружить с Софи, – признается Китти, будто вот-вот расплачется. – Теперь Софи – ее лучшая подруга, а не я. Ты видела, они сделали одинаковый маникюр? Они меня даже не спросили, хочу ли я такой же.

– Не думаю, что они специально оставили тебя в стороне, – успокаиваю я ее.

Она пожимает своими худенькими плечами.

Я обнимаю ее одной рукой, и она просто стоит, напрягшись, поэтому я кладу ее голову себе на плечо.

– С лучшими подругами бывает тяжело. Вы обе растете и меняетесь, и сложно расти и меняться с одинаковой скоростью.

Китти поднимает голову, но я кладу ее обратно себе на плечо.

– С тобой и Женевьевой тоже так случилось? – спрашивает она.

– Если честно, я сама не знаю, что случилось у нас с Женевьевой. Она переехала, и мы все равно дружили, а потом перестали. – С запозданием я понимаю, что это не самые утешительные слова для девочки, которая чувствует, что ее бросили подруги. – Но я уверена, что с тобой такого не произойдет.

Китти обреченно вздыхает.

– Почему все не может оставаться так, как было раньше?

– Если бы ничего не менялось, ты бы никогда не выросла. Тебе бы навсегда осталось девять, и никогда не исполнилось десять.

Она вытирает нос тыльной стороной ладони.

– Я бы не возражала.

– Тогда ты бы не смогла водить машину, поступить в колледж, купить дом и взять на воспитание кучу собак. Я знаю, что ты все это хочешь. В тебе дух приключений, а маленький возраст ему мешает, ведь нужно спрашивать разрешения у взрослых. Когда ты вырастешь, ты сможешь делать все, что захочешь, и ни у кого не надо будет спрашивать разрешения.

– Да, это точно, – соглашается Китти, вздыхая.

Я отодвигаю волосы с ее лба.

– Хочешь, я включу вам фильм?

– Ужастик?

– Конечно.

Она оживляется и моментально переключается в деловой режим, как настоящая бизнес-леди.

– Только чтобы шестнадцать с плюсом, никакой детской ерунды!

– Хорошо, но, если вам станет страшно, я не пущу вас спать к себе в комнату. В прошлый раз я из-за вас всю ночь уснуть не могла. А если чьи-то родители будут жаловаться, я им скажу, что вы взяли фильм без моего разрешения.

– Без проблем.

Я смотрю, как она несется вверх по ступеням. Какой бы невыносимой ни была Китти, я люблю ее такой, какая она есть. Я бы тоже не возражала, если бы она навсегда осталась девятилетней. У Китти еще так мало проблем, что они могут уместиться у меня на ладони. Мне нравится, что она до сих пор от меня зависит. Ее заботы и потребности заставляют меня забыть свои собственные. Мне нравится, что я нужна ей, что я несу за кого-то ответственность. Расставание с Питером – это не так важно, как десятилетие Кэтрин Сонг Кави. Она росла как сорняк, без матери, только с отцом и двумя сестрами. Это настоящий подвиг. Она уникальна.

Но ей десять лет, ничего себе! Десять – это уже не маленькая девочка. Это ровно посередине. Она становится взрослее, перерастает свои игрушки, свой набор для творчества… от этой мысли мне становится немного печально. Взросление – горькая радость.

Мой телефон жужжит. Это жалостливое сообщение от папы.


Вниз спускаться безопасно? Я хочу пить.


Горизонт чист.


Вас понял.

47

Следить за Женевьевой – на удивление знакомое чувство. В памяти всплывают незначительные детали. Это головокружительное сочетание того, что я о ней знала, с тем, чего не знала. Она подъезжает к окошку для автомобилистов в закусочной «Вендис», и я не глядя могу сказать, что у нее в пакете. Маленький молочный коктейль, маленькая картошка, чтобы макать в него, и шесть куриных наггетсов, тоже чтобы макать.

Мы с Джоном какое-то время ездим за Женевьевой по городу, но, потеряв ее на светофоре, решаем поехать в Бельвью. Мне нужно на встречу по планированию военной вечеринки. До нее осталось всего несколько дней, так что мы все удваиваем усилия, чтобы успеть подготовиться. Бельвью стал моим утешением, моим безопасным местом. Отчасти потому, что Женевьева о нем не знает и не сможет меня осалить, а также потому, что это единственное место, где я не наткнусь на них с Питером, которые вольны делать все, что им захочется, теперь, когда Питер снова свободен.

Во время нашего собрания начинается снег. Мы толпимся у окна, чтобы посмотреть. Качая головами, все повторяют: «Снег в апреле! Невероятно!», а потом мы возвращаемся к работе над декорациями для военной вечеринки. Джон помогает с баннером.

К тому времени, как мы заканчиваем, выпадает уже несколько сантиметров снега, и сверху он покрывается корочкой льда.

– Джонни, нельзя садиться за руль в такую погоду. Я тебе запрещаю! – волнуется Сторми.

– Бабуль, да все будет нормально, – отвечает он. – Я хорошо вожу.

Сторми резко шлепает его по руке.

– Я же просила не называть меня бабулей! Просто Сторми. И я говорю «нет»! Только через мой труп. Вы оба переночуете сегодня в Бельвью. На дорогах слишком опасно. – Она бросает на меня строгий взгляд. – Лара Джин, сейчас же позвонишь отцу и скажешь, что я запрещаю тебе выходить в такую погоду.

– Он может за нами заехать, – предлагаю я.

– Чтобы этот бедный вдовец по пути сюда попал в аварию? Нет. Я этого не позволю. Дай мне свой телефон. Я сама ему позвоню.

– Но… мне завтра в школу, – возражаю я.

– Все занятия отменили, – отвечает Сторми с улыбкой. – Только что передали по телевизору.

– Но у меня нет с собой никаких вещей! – протестую я. – Ни зубной щетки, ни пижамы, ничего!

Она обнимает меня одной рукой.

– Расслабься и позволь Сторми обо всем позаботиться. Не забивай ерундой свою маленькую красивую головку.

Вот как вышло так, что мы с Джоном Амброузом Маклареном вместе проводим ночь в доме престарелых.


Метель в апреле – это волшебство. Даже если дело в перемене климата. В саду, который видно из окна гостиной Сторми, уже начали расцветать розовые бутончики, и снег их все запорошил, подобно тому, как Китти посыпает блинчики сахарной пудрой: быстро и много.