Я смотрю на него теперь, широко открыв глаза, и в них чувствую свои невыплаканные слезы. Мне и больно, и страшно… А еще сердце вот-вот вырвется… или разорвется… От пугающей эйфории, затопившей, словно огромная волна, сверху. От этого его «Лала» спустя столько лет… Никто меня так не называл, кроме него… Никто и не знал об этом моем имени… Никому бы не позволила так называть, даже если бы и узнали… Чтобы никто не марал… Не пачкал… Лала была только его, только Алмаза…

Но минутная нежность отходит на второй план от его сильного захвата пятерней на моей шее. Такого сильного, что я начинаю хрипеть, задыхаясь.

— Получай, Камила. Получай нового Алмаза, которого ты создала сама!

Мои трусы рвутся, и он одним движением заполняет меня. Болезненно, резко…

Замирает… Мы смотрим в глаза друг другу. Не отрываясь….

Его лицо искажает гримаса вожделения и… боли…

— Я, Лала… Я должен был стать твоим первым и единственным мужчиной… Только я… Нежно… Сладко… Волшебно… Ты должна была быть моей принцессой… Богиней… А ты продалась за ништяки. И теперь я трахаю тебя, как шлюху. В чужой машине. Жестко, грязно… И теперь только так… Ты не оставила нам другого выбора… Ты теперь всегда будешь грязной потаскухой, изменяющей мужу…

Дергается во мне сильно, резко, глубоко. Я привыкшая к такому. Арсен часто пользует меня так, особенно когда я не хочу претворяться и проглядывает мое истинное лицо, истинное отношение к нему, и каждый раз это пытка боль, унижение… Но… сейчас во мне что-то щелкает… Странно, но сухая боль от вторжения, привычно неприятные ощущение от трения сменяются на какую-то неизвестную мне, незнакомую влажную томность. От удивления я широко раскрываю глаза и робко трогаю его холодными и влажными от прохлады кондиционера и нервов пальцами за острые скулы. Он замирает во мне, и тут же резко отстраняется на секунду от моих прикосновений, как от раскаленного железа, но все же не пытается увернуться, с опаской разрешает продолжать его трогать, словно настороженный зверь, не привыкший к ласке, но желающий ее…

Его движения теперь более спокойны, медленны. Он растягивает меня, и впервые мне хорошо. Так хорошо, что я невольно начинаю ему подмахивать, инстинктивно извиваюсь под ним, от удовольствия с губ срывается стон, тело выгибается дугой. Он словно оживает от оцепенения и теперь вколачивается все резче и резче, но я покорно это принимаю, уже не чувствуя себя и не думая ни о чем, кроме как о его такой нестерпимо приятной близости…

А потом меня накрывает вспышка яркого света, зародившаяся где-то в середине живота. И от этого ощущения я кричу. Не знаю, как сильно, но крик такой, словно он годами был застрявшим у меня в горле, словно я откашливаюсь от мешка пыли, мешавшей мне до сих пор дышать… Это и есть оргазм, о котором пишут в книгах, про который снимают фильмы… О котором мечтает каждая девушка, еще не познавшая горечь взрослой жизни, витающая в мечтах о неземной любви и сокровенной тайне интимной близости между мужчиной и женщиной… Наверное, именно такой сказочной эта близость и должна быть. Именно таким чудом и должен мир благословлять мужчину и женщину на зарождение новой жизни. Но вот только большинству таких, как я, маленьких девочек из косной, консервативной среды, не имеющих роскоши выбора, это чудо остается неоткрытым до конца жизни, потому что с самого детства не имеем мы никакого выбора… И хотя глаза застилает поволока удовольствия, вижу его взгляд на себе. Он неотрывен. Он поглощает мой оргазм, он буквально впитывает его каждой своей клеточкой, запоминает меня такой… Знаю… Потому что ровно через секунду я делаю то же самое… На подкорках сознания слышу его рык. Лицо Алмаза искажает гримаса удовольствия. Он глубоко и порывисто дышит, резко двигаясь. А потом обессилено падает на меня.

Я не знаю, сколько мы так лежим. Молча, восстанавливая дыхание. Тяжесть его огромного тела на мне. Мои горячие слезы, смазывающие его шершавую щеку, прижавшуюся скулой к моей щеке.

Он молча возвращается обратно на свое сидение. Не смотрит на меня. Достает салфетки с заднего сидения одной рукой, швыряет мне на колени.

— Вытрись.

Я тоже не могу на него смотреть. Мое тело трясет. То, что сейчас было, стало для меня полным шоком. Он… Во мне… Насильно… Желанно… Грубо… Нежно… Больно… Потрясающе… Стыдно… То, что мы сделали, не найдет оправдания ни в одном, даже самом прогрессивном обществе. Мы мерзавцы, заслуживающие только осуждения… То, что было-измена. Моя измена. Мой позор… Ему хотя бы кто-то найдет оправдание… А что? Кто из мужчин не имел интрижек с замужними? Идеальные любовницы, говорят… нехорошо, конечно, Бес попутал. Но ведь всегда женщины виноваты- сучка не захочет, кобель не вскочит…. А я… Я теперь всегда буду грязной потаскухой, изменяющей мужу… Вот правда нашей жизни…

Низ живота болезненно, но приятно простреливает. Я трясущимися руками натягиваю на волосы сбившийся платок, поправляю юбку и снимаю со второй ноги разорванные трусы, с ужасом понимая, что должна теперь во что бы то ни стало от них незаметно избавиться… Дома нельзя… Прислуга может найти… Они вечно шныряют по пятам…

Он заводит машину и так же молча рулит по бескрайним пескам. Я совершенно не понимаю, где мы, куда он едет, как мы вообще найдем дорогу назад. Но почему-то молчу… Потому что где-то в глубине души мне хочется, чтобы мы так и остались затерянными в этих песках, не возвращаясь в ту нашу жизнь… К моему мужу, к Его обидам… Но мои мечты так и остаются иллюзиями, миражом этой древней пустыни, хранящей столько тайн и секретов, одним из которых теперь стала наша постыдная близость… Колеса машины съезжают с песка на твердый асфальт и он жмет на газ, так и не посмотрев на меня ни разу… Так и не проронив ни слова… Через десять минут мы оказываемся у бедуинского лагеря, вернее, в его милых декорациях, стилизованных специально для туристов… И только сейчас я замечаю встроенный на водительском табло навигатор с точками движения… Вот бы и в жизни так… Плыть по бескрайним, неспокойным водам, но точно знать, куда идти, чтобы не потеряться…



Глава 22

Глава 22


Когда мы подъехали к лагерю, наш водитель как ни в чем не бывало стоял со своими коллегами и курил, казалось, даже не обратив на наше появление никакого внимания. Молча проследовали к нашему столу, где уже вовсю налегали на еду.

— А мы думали, вы все же вернулись в город с Арсеном, — не отрываясь от своего риса с барашком, отозвался Эмиль. Сегодня он был не очень пьян, без баб. И поэтому более-менее адекватен.

— Навигатор барахлил у водителя, — мрачно и равнодушно ответил Алмаз, встретив в ответ тяжелый взгляд Руслана и еще более заинтригованно-заинтересованный Златы.

Трапеза закончилась и гостям было предложено насладиться традиционными бедуинскими развлечениями- вернее, тем, какими их представляли себе туристы… Потому что трясущая дрябловатым телом славянка в бисерном костюме, исполняющая подобие танца живота и вышедший следом за ней худой паренек в костюме дервиша-электроника, с десятками пришитых к круглой толстой юбке огоньков, — на самом деле едва ли могли быть отнесены даже к намеку об истинной бедуинской культуре.

— Я что-то устала, хотела бы уехать к город, не дожидаясь окончания представления, — сказала я тихо нашей компании, теперь мирно развалившейся на топчанах и курившей кальяны. — Злата, ты со мной?

Девушка молча кивнула. Честно говоря, меня это даже удивило… Перспектива остаться в окружении троих мужчин, еще и абсолютно свободных, как мне казалось, была пределом ее мечтаний. Но видимо, читавшийся на ее лице невооруженным глазом интерес к нашему загадочному отставанию от компании и море вопросов ко мне в этой связи победили даже зов природы…


Уже сев в машину и отъехав от лагеря, она таки обрушила на меня водопад своих вопросов.

— Что это было, Камила?

— Ты о чем? — как ни в чем не бывало, переспросила я.

— Ты думаешь, я не заметила вашего водителя стоявшим среди других еще минут за сорок до вашего появления? Где вы пропадали?

— Как ты заметила нашего водителя? Тебе больше делать нечего, как пялиться на водителей? — решила перевести все в шутку.

— В отличие от тебя, Камила, я обращаю внимание на всех симпатичных мужчин в радиусе досягаемости. Не только по борцу-однокласснику слюни пускаю…

— Ты сейчас о чем?

— А ты думаешь, не видно, как вы друг друга глазами пожираете? Что у вас, рассказывай! Ты с ним спала? — откровенность Златы меня порой убивала.

— Нет, мы просто поговорили… — соврала я, при том не только Злате. Я так искренне хотела верить в то, что все произошедшее пару часов назад- сон, что в реальности этого не было… Потому что было слишком… страшно, слишком… волнительно, слишком… потрясающе…

— О чем поговорили, интересно? — саркастический тон ее не отпускал.

— О ситуации… Мы правда друг друга… не переносим… Еще со школьных времен отношения непростые… — подобрала я слова…

Девушка лишь хмыкнула.

— Скажу тебе только одно. Будь осторожна, Камила… Арсен-не тот мужчина, с которым можно вот так поступать… Мало тебе жутких примеров среди ваших же земляков? Помнишь ту кошмарную историю про изнасилованную битой бутылкой любовницу Аушерова?

Я помнила, конечно… И это напоминание мне очень не понравилось… Аушеров Тимур был компаньоном моего мужа, так сказать, совладельцем его игорного и бойцовского бизнеса, практически ровесником, может, на пару лет помладше. Но если Арсен преимущественно завязал с жестяком, то Аушеров продолжал жить понятиями лихих девяностых, с гордостью нося погоняло «Буйного». В их деле он брал на себя исполнение всей так называемой «черной» работы. Дикий был мужик- с перестрелками в центре Москвы, похищениями девочек, которые осмелятся дерзко и вызывающе вести себя с ним, наказаниями подчиненных за косяки всякими унизительными вещами. Так, например, он заставил одного из своих катал, уличенного в сговоре с игроками, два часа стоять перед ним раком, а сам при этом закинул на него ноги, словно тот- стол. А еще я помню отвратительную картину, которая открылась нам в один из столь нежеланных случайных заездов к нему домой. Арсену надо было срочно у него забрать какие-то документы, в городе мы были вместе, а «радушный» хозяин, узнав, что Арсен со мной, настоял, чтобы мы зашли к нему оба, на чай… Чай, действительно, был. Его нам подавала заплаканная прехорошенькая горничная в одном переднике, совершенно на голое тело, а во рту у нее торчало огромное прикушенное зубами яблоко… Признаться, мы оба были шокированы этой картиной, а Тимур совершенно серьезно, словно говорил о воспитании своего глупого пса или нашкодившего кота, объяснил, что служанка совсем потеряла стыд и, мол, вместо добросовестного исполнения своих обязанностей в рабочие часы крутит шашни с одним из его охранников и что, мол, он сам их застукал средь бела дня в подсобке, когда в ярости вломился на кухню отчитать прислугу за червивое немытое яблоко, затесавшееся в корзину с фруктами на завтрак. «Зачем из кожи вон вылезать, чтобы повилять задницей перед тупорылым абмалом- теперь, когда она полностью голая, его внимание будет постоянно на ней и от работы отвлекаться больше не понадобится»- с кривой усмешкой комментировал появление в таком виде бедной девушки Тимур, пока она разливала нам чай, не в силах сдержать слезы.

Я категорически отказалась присутствовать при этом унижении, потребовав дать бедной девушке хотя бы какую-то вещь, чтобы прикрыться, но Тимур лишь посмотрел на меня одним из своих черных, тяжелых взглядов, схватил девушку за ягодицу, при этом звонко шлепнув, посоветовал моему мужу взять на вооружение его приемы в воспитании «взорванных» красавиц…

— Тимур, ты омерзителен. Только слабаки не дают людям выбора… Удовольствие доставляет самоутверждаться за счет бедной девочки?! — выпалила я тогда, с вызовом смотря ему в глаза… А он так же смотрит на меня, не отрываясь, словно пытаясь спалить своим пренебрежением и высокомерием в отношении меня. Ненавидела то, как он смотрел… Чувствовала его взгляд везде… Прожигающим меня насквозь, пачкающим, унижающим…

Наша дуэль взглядов продолжалась несколько минут, пока Аушеров не разразился раскатами хохота, словно грома.

— Послушай, девочка, — сказал он вдруг серьезным голосом, резко прекратив свой смех, — у всех людей, пойманных мною на лжи, пытающихся делать из меня дурака, был выбор. Они нарушили правила, накосячили, мухлевали, и были разоблачены — им было предложено понести соответствующее наказание- увольнение, штраф, удержание из зарплаты… Или… пойти на унижение… Самым смешным в этом всем является то, что почти все выбирают унижение… Немножко позора, зато задница прикрыта, в тепле… Так что можешь сколько угодно сейчас кидать на меня злобные испепеляющие взгляды своими красивыми глазами, но винить тебе стоит не меня, а людей… Читала «Мастера и Маргариту» Булгакова… Вон таким как раз об этом….