Как бы я ни хотел злиться на Лалу, ненавидеть ее, презирать, один взгляд ее глаз оборачивал в тлен весь мой негатив. Разве она может быть плохой, может быть корыстной предательницей, всегда выбирающей бабки? Разве ее трепет в моих руках наигранный? Разве женщина, которая так смотрит, может не любить… Что означала ее фраза о том, что она себе добровольно такой жизни не выбирала… Что вообще она скрывает… Задавал себе сотни вопросов и сам же себя ругал. Не верь, Алмаз. Не верь этой сирене. Пользуйся, наслаждайся, имей, но не подпускай снова близко к сердцу, не давай там снова зарубцеваться дырой этой бриллиантовой пуле, которая всего в микроне от того, чтобы разорвать в клочья твою аорту… Открываю телефон и вижу ее сообщение. Так тепло становится, так… волнительно.

— Привет, все хорошо у тебя? — пишет моя куколка.

— Выспалась…? — отвечаю невежливо вопросом на вопрос.

— Поспала. Приготовила тебе кое-что. И… приезжай, Алмаз… мне страшно и холодно без тебя…

Дочитал последние буквы и реально надавил на газ с громким выдохом… Она к себе звала, Сама. Добровольно. И это стоило, сука, всего в этом мире…


Камила


Я так и не поспала… Не смогла заснуть… Слишком много всего в голове, слишком много эмоций на сердце… Как на автомате слонялась по дому, на который впервые за все эти годы посмотрела каким-то другим, более светлым что ли взглядом, и думала, думала, думала… Обо всем думала. О нашей ночи, о том ужасном вечере накануне- со всеми разоблачениями Капиева и Аушерова, со всем тем ушатом презрения и боли, которые на меня выплеснул Алмаз… Что дальше? Куда мы идем? К чему приведет это сумасшествие… Попыталась успокоиться, выдохнуть и реально поддаться течению. Пожить хотя бы эти несколько дней, неделю, две… не знаю, сколько он решит… для себя… Ни о чем не думать… Если и были на свете чьи-то объятия, в которые мне захотелось бы завернуться сейчас, это были его объятия, его мозолистые кисти рук, шершаво ласкающие мою чувствительную кожу, об одной только мысли о чем по телу пробегал сладостный озноб… Зашла на кухню в десятый раз за день, словно бы удостовериться, что ничего не забыла, что все приготовила… Так это смешно было, даже волнительно. Сто лет ни для кого не готовила. Капиев ел в ресторанах или помощница кашеварила, а я и не рвалась. Женщину тянет создавать домашний уют, когда есть очаг, когда хочется согреть всех тех, кто рядом, кто с тобой. А мне не хотелось. Никогда. Мне было плевать, что он там ест. Не было у нас никогда очага. Было одно большое пепелище.

Зато сейчас мне не терпелось, как маленькой школьнице, готовившей в первый раз для родителей, порадовать Алмаза чем-то вкусным, удивить, сделать приятное… Хотя кулинар из меня был тот еще… Сварила наваристый домашний суп из баранины, испекла хлеб, немного подгорел, но сойдет, сделала котлеты и салат. И откуда я все это умею? Хотя вру, умеют сейчас все, кому ни лень, все могут стать кулинарами- был бы выход в интернет… И вот, снова заруливаю на кухню… Включаю свет и… истошно ору… На полу самое страшное, что я могла увидеть, после Капиева, наверное, хотя… Это была огромная, жирная, черная, устрашающе шевелящаяся медведка (прим. — крупного и среднего размера насекомые, с удлиненным телом, покрытым густыми тонкими волосками.), которых тут в сезон водилось предостаточно- очень уж они любили жрать созревающие в земле клубни картошки и других высаженных овощей… Для меня ее появление на кухне было реально сравнимо с взрывом авиабомбы… Я с самого детства буквально в обморок падала от отвращения, только посмотрев на этих гадких, постоянно находящихся в движении ножек.

Не нашла ничего умнее, как запрыгнуть от ужаса на стул и вот так вот стоять… Зачем, что я делаю… Почему не убежала прочь из кухни… Меня сковал какой-то первобытный страх, а медведка при этом, как ни в чем не бывало, продолжала свои наступательные движения. Наверное, это и есть фобия… Ужасно, просто ужасно…

— Камила! — слышу в дверях спасительный голос. Господи, спасибо! Спасибо, что Он так вовремя…

— Я здесь! — кричу сквозь страх и слезы ему. — Пожалуйста…

Алмаз заходит быстро, но не сразу понимает, что произошло… А потом видит меня и мой испуг, стоящую на стуле с мертвенно-бледным лицом, видит наглую тварь, которая теперь подползла почти до моего стула. Усмехается и молча ликвидирует ее, а потом уже убирает и последствия ее «ликвидации» под очередную волну моего визга… Я закрываю лицо руками… И только после того, как чувствую, как хватает меня за талию и порывисто прижимает к себе, понимаю, что война с медведкой выиграна. Он несет меня в зал, на ближайшую горизонтальную поверхность. И я чувствую его твердость между ног. Но вот сама еле-еле шевелюсь. Мысль о том, что он сейчас жестко, как обычно, войдет и начнет меня брать, вызывает страх и панику. Целует в губы. Страстно и горячо.

— Спасителю полагается награда… — шепчет нежно и горячо, сжимая попеременно ягодицы.

Садится со мной на руках на диван… А я вся сжимаюсь… Мне так хочется, и в то же время, так саднит. Алмаз словно чувствует мое напряжение и все понимает без слов. Немного выдыхает, восстанавливает дыхание, зарывается головой в мои волосы, мы сидим так, прижавшись друг к другу с несколько минут.

— Ты пахнешь печеным хлебом… — говорит тихо, — это просто какой-то охрененный кайф… Вот так держать тебя в домашнем простом платье, с запахом хлеба в волосах, без грамма косметики и прочих этих твоих наворотов женских… Вот такую, дрожащую… сжимать ладонями… И он поднимает на меня свои глаза… И я тону в них, конечно… Как всегда…


Дортогие читатели! По объективным причинам главы будут выходить немного медленнее, чем планровала на праздники! Но обещю делать это регулярно раз в 1–2 дня! С праздюниками!

Глава 46

Глава 46


Алмаз


Не знаю, что меня прошибло окончательно. Этот ее беспомощный вид с призывом о помощи на стуле в неравной схватке с несчастным насекомым, эти ее старания мне угодить- я ведь заметил краем глаза, сколько всего стояло на плите, дожидалось моего прихода, ее внутренний трепет, то, как сжималась, понимая, что хочу ее, но при этом не отталкивала, не отказывала, хотя знала, что может быть больно после вчерашнего… Снесло мою башню… Окончательно… Когда я посмотрел в ее красивые лучезарные глаза хотелось хрипеть только одно. Люблю. Люблю. Люблю, Камила… Как же я тебя сильно, злую ведьму, люблю… Или невинного ангела… Или коварную искусительницу. Или продажную стерву… Не знаю, кто ты… Но ты была абсолютной и беспрекословной повелительницей моего сердца, души, дыхания, мыслей… Всего… Все только для тебя…

Но я промолчал, не нужно было ей этого знать… Просто прижал ее к себе еще ненадолго, пытаясь унять свое дикое возбуждение. Пусть эта иллюзорная идиллия еще продлится. Пусть она еще побудет такой, в моих объятиях, перед тем, как снова уйти в свои мысли и расчеты…Перед тем, как все вернется на круги своя- мои обиды, и презрение, ее предательство и подозрительность… Эту чертову правду не выкинешь из нашей жизни, как ни пытайся… Наивно полагать, что все это в одночасье возьмет и забудется…

— Пойдем есть, Камила… Под ложечкой сосет. Страшно голодный.


Она кормила меня, и мне было кайфово от того, что она сама получала удовольствие от этого процесса. Я не гурман, в принципе, привык к тому, чтобы просто было сытно и по диете. Если соревнования- одно питание, соревнований нет-можно позволить себе что-то пошире из ассортимента. Да, я ждал этих послаблений, но не сказал бы, чтобы с ума сходил от еды, когда можно было нарушать запреты в потреблении пищи. Зато сходил с ума от ее заботы обо мне. Такой, домашней, уютной, родной… Вот о таком я всегда мечтал, когда смотрел на свою Лалу. О том, чтобы вот так кормила меня, сама ненароком подъедая что-то из моей же тарелки, но себе упорно не накладывая, так как «сыта». Чтобы вот так вот расслаблена была, беззаботна, проста… Я таял от этого зрелища и потихоньку, с насыщением, на меня все-таки наваливалась нечеловеческая усталость от последних бессонных ночей и многокилометровых разъездов с гор на равнину и обратно.

— Будешь чай? — смотрит на меня и нежно улыбается, видя пустые тарелки.

— Боюсь красавица, чай я уже не потяну. Я очень устал, Камила. И ты тоже, судя по твоим синякам под глазами… Врала, что поспала, да? — она поджала губы и отвела глаза, ответив тем самым без слов, — пойдем поспим. Именно поспим. Не бойся… Как бы я сейчас ни хотел, моих сил хватит только до кровати доползти…


Она охотно поспешила за мной, как только убрала со стола. Зашла в комнату, когда я снимал с себя одежду. Почувствовал ее приближение всеми клетками своего тела- даже поворачиваться не надо было. Я полностью разделся и услышал сзади ее нервный выдох.

— И ты тоже, Камила. Давай. Не надо так выдыхать. Не бойся. Я ничего не сделаю… Поверь, даже если попытаюсь, засну прямо на тебе, как бы это смешно и асексуально ни звучало… Но одежду долой… Это еще одно мое правило. Мои женщины спят в постели всегда голыми… Давай…

Едва моя голова коснулась подушки, я стал проваливаться в зовущую глубину сонной неги. И в этот же самый момент почувствовал теплоту ее тела подле себя. Блаженно положил руку на ее бедро и улетел в нирвану…


Камила


Усталость в буквальном смысле унесла меня в забытье. Я так глубоко заснула. Казалось, не спала так давно… Возможно, стресс немного отступил. А может быть, это его присутствие на меня так действовало. Я чувствовала себя… Защищенной… Да, наверное, именно это слово характеризовало мое состояние сейчас. Я спала и ощущала на своем теле нежные прикосновения и поцелуи. Какой сладкий сон, какая прекрасная нега. Чувствую, как тело обдает струя прохладного воздуха, потому что одеяло теперь откинуто. Открываю глаза и понимаю, что это вовсе и не сон. В полном мраке, лишь в слабо-белёсом свете диска луны на небе, мягко подающего в комнату, я вижу его тень над собой. Он вглядывается в меня спящую, нежно гладит и целует мою оголенную перед его глазами плоть. Шею, груди, живот… Нет его привычной нахрапистости, нет ярости, резкости. Одно сплошное удовольствие и мягкость… Зовущая, чарующая, расслабляющая и отвлекающая.

Он аккуратно разводит мне ноги и я снова инстинктивно напрягаюсь, но он цокает языком и к моему удивлению делает то, чего я даже предположить не могла в самых откровенных фантазиях.

— Расслабься, не будет больно…

Его рот накрывает мое лоно и он в буквальном смысле начинает его пить. Это не грубо, не резко, не больно… Это удивительно нежно и чувственно. Я даже не знала, что такое бывает, что такое возможно. Тело простреливает волна удивительного, совершенно нового для меня удовольствия… Еще и еще… А я вдруг ловлю себя на мысли, что вот такие вот действия вашего мужчины- это самая высокая степень его власти над вами… Это как заключительный аккорд. Это как поглощение всей сути женщины… Это интимно, нежно, сокровенно… Это то, что касается только двух любящих друг друга людей… В таких действиях а-приори не может быть пошлости и низости… Только любовь и нежность способны порождать такие ощущения… Или это только я себе такое напридумывала… Или это только с ним так… Снова выгибаюсь дугой от его языка на своих лепестках, а потом меня накрывает жаркая волна удовольствия, от сердцевины по всему телу разливается нежность и эйфория. Я буквально чувствую, как эти два чувства бегут по моим венам, смешиваясь с еще более ярким, зреющим в моих глубинах ощущением- желанием почувствовать его внутри…

— Алмаз… — шепчу я… — Прошу…

— Скажи это… — слышу его хриплое дыхание у себя на бедрах и меня просто скручивает от вожделения по нему…

— Войди в меня, прошу, Алмаз…

Он глубоко выдыхает. Это он и хотел услышать. Мой медвежонок, знающий меня лучше меня самой…

Накрывает своим телом и медленно растягивает меня, наполняя.

— Я буду нежным, Лала… Тебе будет хорошо… — снова это горячее дыхание на шее, от которого и так уже хорошо, уже блаженно..

А я страстно обхватываю его ногами и подаюсь наверх, выгибаясь. Мне уже не хочется, чтобы он был нежным. Хочу его всего, такого, какой он есть… Моего яростного, ненасытного Алмаза… Не хочу, чтобы он сдерживался… Мне уже не больно… Я такая мокрая, такая готовая для него, что выдержу все, что бы он мне ни приготовил, как бы он ни захотел меня взять.

Он рычит, но не пускается во все тяжкие. Сохраняет спокойствие и выдержку… Может, и ему самому нужно сегодня вот так вот… Нежно, мягко… Запоминая каждую секунду… И мы с ним улетаем… Просто улетаем… И зависаем где-то между раем и адом в свободном падении…


Алмаз остался со мной на целых пять дней. И эти дни стали самыми сказочными в моей жизни. Мы проживали их только для себя, лишь изредка выныривая из нашего оазиса в обычный мир- когда приходилось время от времени проверять телефоны, когда я звонила тете, а он быстро решал текущие рабочие вопросы, когда привозили еду. Мы болтали, смеялись, гуляли по округе, готовили вместе поесть, собирали и тут же поедали, кормя друг друга, фрукты и ягоды в саду. Мы вспоминали школьные годы, молодость, нашу нежную невинную любовь, смотрели любимые фильмы каждого из нас, рассказывали о своих профессиях, словно желая поделиться всем тем, что было прожито нами в отрыве друг от друга.