— Операция увеличивает продолжительность отека вокруг позвоночника, — добавила Лайла.

— Да, но прошло уже две недели. Пора бы наступить улучшению, а его нет.

— Он все еще парализован?

— Да.

— Потерял чувствительность ниже пояса?

— Да.

— Пора бы приступать к терапии.

Тэд виновато отвел взгляд.

— Уже начали, — догадалась Лайла, — ведь так?

— Да, — нехотя пробормотал Тэд. — Он не поддается лечению.

— Сопротивляется ему, — решительно заключила Лайла. — Замкнутый круг. Это только подтверждает мою точку зрения. Мужчины, вроде Адама, терпеть не могут терапевтического вмешательства. Главным образом из опасения никогда не стать прежними. Они либо хотят лечиться согласно их собственным фантазиям, либо не хотят ничего. А как обстоят дела с Кэйвано?

— Он ничего не хочет.

Она фыркнула.

— Ты его обвиняешь? — с некоторым раздражением спросил Тэд.

— Не моя это забота — обвинять кого бы то ни было, — резко ответила Лайла. — Моя работа — максимально использовать то, что осталось у пациента. И не сюсюкать с ним, когда он оплакивает свои потери.

Тэд смущенно пригладил волосы.

— Я понимаю, извини. Но, черт возьми, если бы ты только видела, как он лежит на этой чертовой больничной койке не в состоянии двигаться и выглядит таким… жалким.

Лицо Лайлы смягчилось.

— Я врачую таких пациентов ежедневно. Встречаются жалкие, но Адаму Кэйвано до них далеко.

— Ну конечно. — Тэд глубоко вздохнул. — Я без всяких намеков на какие-то преимущества Адама по сравнению с другими больными, тем паче на недостаток сердобольности с твоей стороны.

— Все дело в том, что Адам — наш друг, — спокойно продолжила Элизабет. — И очень близкий.

— И мой самый заклятый враг, — напомнила ей Лайла. — С самого первого взгляда мы почувствовали взаимную неприязнь. Ты, наверное, помнишь, Лиззи. Мы познакомились у тебя в «Фантазии».

— Конечно, помню.

— А ваша свадьба? Мы с Адамом едва не подрались, танцуя всего лишь один обязательный вальс.

— Он возмутился тем, что ты пыталась вести.

— Точно, точно! Мне не понравилось, как он ведет!

Элизабет и Тэд переглянулись. Не будь ситуация столь серьезной, они бы с удовольствием посмеялись над этими воспоминаниями Лайлы.

— А прошлое Рождество! Как только я появилась, он не придумал ничего лучшего, как под нелепым и неубедительным предлогом сразу же удалиться.

— Да-да, после твоей милой шуточки по поводу принесенного им гуся.

— Я лишь заметила, что, судя по всему, чертова птица не стоит тех денег, которые заплатили за то, чтобы отрубить ей голову.

— Он обиделся, Лайла, и я его прекрасно понимаю. Традиционный гусь — в знак внимания… Его превосходно приготовил шеф-повар одного из отелей и…

— Дорогуши, — прервал их Тэд, страдальчески вздохнув.

Женщины, разом замолчав обернулись к нему, он обратился к Лайле.

— Ваша с Адамом несовместимость ни для кого не секрет, но нам кажется, что в данном случае надо отбросить соображения личного характера.

— Мои личные соображения? Как терапевту мне придется быть с ним обходительной и любезной. Он же будет вытворять что заблагорассудится, и ему все сойдет с рук.

— Не исключено, Лайла. Но ведь речь идет о жизни человека.

— Он жив.

— Да, но не в его собственном понимании. Я сейчас имею в виду качество жизни. Уж тебе-то известно, что до этого происшествия жизнь била в нем через край — честолюбие, энергия. Он, как лавина, устремился вперед, сметая все на своем пути.

— Он возродится, — возразила Лайла. — Все врачи до единого утверждают, что этот паралич носит временный характер.

— Но Адам сомневается, и поэтому не имеет значения, что говорят врачи. Нужно убедить его, что такое состояние не вечно, и по возможности поскорее. Кто-то из врачей дал мне понять, что надежды на полное выздоровление растают без следа, если и дальше тянуть время.

— Это уж точно.

Элизабет подошла к сестре и сжала ее руки в своих:

— Пожалуйста, Лайла. Знаю, я прошу почти невозможного. Но почему бы тебе не поработать на Гавайях?

— Не честно, Лиззи. Как можно отказать женщине в твоем положении?

Элизабет улыбнулась одними губами, глаза ее оставались серьезными.

— Прошу тебя!

— Тогда мне придется взять бессрочный отпуск на своей постоянной работе. — Она просто придумывала предлоги, и все трое это прекрасно понимали. И тем не менее Лайла хотела еще немного поломаться. — Придется бросить своих пациентов, не доведя до конца курс лечения.

— Здесь целый штат квалифицированных терапевтов, вполне способных заменить тебя.

— Ну так наймите одного из них, чтобы работать с этим прославленным коридорным.

— Но лучше тебя никого не найти.

— Лесть.

— Ты станешь зарабатывать втрое больше.

— Взяточничество.

— Твой фантастический загар по возвращении сведет всех с ума.

— Принуждение. — Искоса взглянув на них, она в задумчивости прикусила губу. — Давайте по-честному. Сколько терапевтов пытались лечить Кэйвано?

— Я не уверена…

— Трое.

Невинная ложь Элизабет была прервана прежде, чем успела сорваться с губ. Она с негодованием повернулась к мужу.

— К чему скрывать, — сказал он, пожимая плечами. — Лайла узнает сразу же по приезде.

— К тому времени нас уже будет разделять Тихий океан.

Лайла засмеялась:

— Трое, вот как! Боже мой, он даже хуже, чем я предполагала. Какие претензии к терапевтам?

— Первому, мужчине, — ответил Тэд, — Адам заявил, что у него руки мясника с пудовыми гирями внутри и он, должно быть, прибыл прямо из тренировочного лагеря Рокки Бальбоа.

— Какой милый парень, — усмехнулась Лайла, широко раскрыв глаза. — Ну, дальше?

— Следующая в слезах просто выбежала из его палаты. Не буду наверняка утверждать, что он ей сказал…

— Ей? И она молоденькая?

Тэд кивнул.

— Могу себе представить. Ей Богу, вас неприятно бы удивили непристойные и немыслимые требования, которые срываются с уст паралитиков, — заметила она. — Ну а что же третий?

Тэд поморщился.

— Попробовал еще один мужчина. Адам брякнул, что он… э-э-э…

— Гомик, — подсказала Лайла.

— Да, что-то в этом роде.

Покачав головой, Лайла произнесла:

— Ваш друг — классический случай, это уж точно.

Она поднялась с софы и, сунув руки в задние карманы джинсов, повернулась спиной к Тэду и Элизабет. Затем задумчиво подошла к окну и невидящим взглядом посмотрела на улицу. Третий день подряд шел мелкий, моросящий дождь. Все было по-осеннему серым. Гавайи, конечно, могли бы стать приятной переменой климата и пейзажа.

Неужели она всерьез подумывает о том, чтобы лечить Адама Кэйвано, человека, одно только имя которого заставляет вздрагивать от неприязни?

Но ведь это же пациент, жертва несчастного случая, он серьезно болен, и еще неизвестно, сможет ли снова вернуться к нормальной жизни. Многое зависит от степени повреждений. Не меньше и от предписанной ему терапии. А она — профессионал в своем деле. Именно так.

Лайла обернулась к родственникам.

— Вы обсудили эту идею с персоналом больницы в Гонолулу?

— Да, нам дали добро.

— Я должна полностью контролировать ход лечения. Не потерплю никаких сомнений в моих методах, никаких подсказок, никаких медсестер с горящими от восторга глазами, готовых исполнить любую его прихоть и тем самым свести всю мою работу на нет, никаких дублеров или командиров.

— Какую участь ты уготовишь бедолаге?

Лайла улыбнулась: вопрос Тэда прозвучал с большой долей сомнения.

— Пусть только медицина придет к заключению, что он по-прежнему способен ходить, и он возненавидит меня прежде, чем сделает первый шаг. Начнет гнать лошадей, пройдет огонь, воду и медные трубы, и я вместе с ним.

Элизабет нервно сцепила руки вокруг раздувшегося живота.

— Ты не… Конечно, я понимаю, вы с Адамом не очень-то жалуете друг друга, но ты же не можешь…

— Умышленно причинить ему боль? — сердито спросила Лайла. — Ну, Лиззи! Я, быть может, и способна на глупости, но моя профессиональная честь безупречна.

— Безусловно, безусловно. Извини. — Элизабет потерла виски от усталости и огорчения. — Я уверена, ты приложишь все усилия, ты сделаешь все возможное для Адама.

— Я еще этого не сказала.

— Сделаешь?

— Кто мне платит, он?

— Вообще-то это проводится через бухгалтерию, но деньги поступают с личного счета Адама, а не корпорации.

— Хорошо. Он может себе позволить оплачивать мои услуги. Тысяча долларов в день. — Взглянув на их вытянувшиеся от изумления физиономии, добавила, словно оправдываясь: — Не бойтесь, я не зарвалась. Я отработаю с лихвой. Тысяча долларов в день, мой проезд и бесплатное проживание.

— Договорились, — согласилась Элизабет, уверенная, что у нее не будет никаких трудностей, чтобы оправдать эти расходы перед преданными Адаму подчиненными.

— И он не вправе уволить меня. Мое увольнение только в твоей компетенции.

— Согласна. Ты официально принимаешь предложение?

Лайла закатила глаза и произнесла на одном дыхании сакраментальную фразу, отчего Элизабет в глубине души порадовалась своему решению оставить детей дома:

— Ну да, да, черт возьми! Как можно упустить шанс подчинить себе самого Адама Кэйвано?!

— Тут, вероятно, какая-то ошибка. Кэйвано. К-э-й-в-а-н-о. Имя — Адам.

— Я хорошо знаю это имя, — ответила Лайле дежурная в приемном отделении, — но повторяю еще раз: господин Кэйвано уже выписан из больницы.

Лайла переложила тяжелую дорожную сумку с одного плеча на другое.

— Этот человек парализован. Уж не хотите ли вы сказать, что он сам ушел отсюда?

— Я не уполномочена обсуждать состояние пациентов.

— Тогда позовите того, кто имеет право. И побыстрее.

Дежурная не торопилась. Спустя сорок пять минут Лайла, словно миниатюрный вулкан, готовый прямо в коридоре вот-вот начать извержение на первого попавшего под руку, чуть не сорвалась на подошедшего доктора.

— Мисс Мэйсон?

Лайла в сердцах отшвырнула журнал, который она уже практически выучила наизусть.

— Да. Кто вы?

— Бо Арно.

— Шутите?

— Нисколько. Прошу прощения, что заставил вас ждать. — Он дружелюбно улыбнулся, но Лайла держалась как кремень. Он стушевался. — Не пройдете ли в мой кабинет?

Доктор попытался было взять ее багаж, но Лайла уже опередила его, втащив в лифт чемодан и сумку. В гнетущем молчании они поднялись на шестой этаж. Лишь плюхнувшись в кресло в его кабинете, она снизошла и согласилась выпить чего-нибудь прохладительного и благосклонно кивнула секретарше, протянувшей ей сок.

Отхлебнув, она требовательно спросила:

— Адам Кэйвано все еще в больнице?

— Нет, его здесь нет.

Она выругалась про себя.

— Значит, кто-то противится его распоряжениям. Меня наняли в качестве его персонального терапевта. Я пересекла несколько часовых поясов и целый чертов океан. И все ради чего?

— Мы не успели вас вовремя предупредить, я весьма сожалею. Вчера утром мы вынуждены были подчиниться требованию господина Кэйвано выписать его домой, на Мауи. — Врач поднял руки, демонстрируя бессилие.

— Опишите состояние господина Кэйвано перед отъездом.

— Он все еще очень плох. Я рекомендовал ему не торопиться, пока мы не составим исчерпывающего мнения о его состоянии. С него хватит, заявил он. И окончательно примирился с тем, что до конца своих дней останется паралитиком, прикованным к постели. Откровенно говоря, мисс Мэйсон, меня больше волнует его душевное состояние, нежели паралич, который, я не сомневаюсь, носит временный характер.

— Перелома позвоночника не было?

— Нет. Очень сильная травма. Но, полагаю, когда все отеки спадут с помощью физиотерапии, чувствительность постепенно восстановится.

— Чувствительность и способность лазить по горам — разные вещи. Возможно, Кэйвано думает также.

— Вы правы. — Бо Арно с огорчением согласился. — И от наших докторов, и от специалистов с материка он жаждал абсолютных гарантий в своем скорейшем и полном выздоровлении. К сожалению, никто не смог его однозначно обнадежить. Как правило, мы лишь теряемся в догадках, как заживут такие повреждения и насколько в конце концов восстановится подвижность пациента.

— Ладно, в любом случае я бы хотела хорошенько наподдать ему за то, что зря потратила время.

Доктор рассеянно провел по щеке.

— Я переговорил с вашей сестрой, миссис Рэндольф. Я разделяю ее предположение, что вы немедленно последуете на Мауи к мистеру Кэйвано и сразу же приступите к лечению.