— Я никогда бы этого не сделала.

— Может быть, но у тебя не было бы причин оставаться одной в Тамаре, если бы меня убили. Что касается писем из Испании, они касались дел, связанных с войной и моим решением подать в отставку. Были формальности, которые требовали моего участия, их я уладил при поездке в Вулвич. Теперь с этим покончено. А та добрая женщина, которая выхаживала меня после ранения в Саламанке и которой я всегда буду благодарен, немолода, она уже бабушка десяти внуков.

Дельфина чувствовала, как сумасшедшая радость заполняет ее существо — она единственная, это о ней он думал, когда метался в бреду.

— Как же глупо я себя вела. Но ты должен понять — я тебя любила и поэтому страдала, временами от боли было трудно дышать.

— Прости меня, дорогая. Хочу признаться, что письма из Испании и причина, по которой я оставил армию, связаны с ужасными событиями, которые мне пришлось пережить там.

— Расскажи мне, — горячо попросила она, — что заставило тебя оставить армию.

— По правде говоря, изменения во мне произошли раньше, наверное, в тот момент, когда я оставил тебя и вернулся в часть. Уже тогда мне хотелось остаться с тобой, армия меня больше не влекла. Но высшей точки разочарование достигло после Бадахоса. До этого мы потеряли тысячу людей в сражении, а потом еще пять тысяч полегло при осаде Бадахоса. И я стал свидетелем, как люди, мои товарищи в бою, перестали повиноваться, столкнулся с ужасным превращением, когда нормальные до этого солдаты, твои товарищи теряют человеческий облик и становятся кровавыми убийцами невинных.

— Но к французским пленным всегда относились неплохо.

— К военнопленным конечно. А когда в Бадахос ворвались наши солдаты, испанское гражданское население, которому, как считалось, мы несли свободу, подверглось избиениям, насилию. После Бадахоса я понял, что для меня все кончено. Позже, когда я получил твое письмо с известием, что родилась Лоуэнна, я осознал, что она родилась в тот самый день, когда произошли события в Бадахосе.

Слезы текли по лицу Дельфины. Она слушала, как внешне он спокойно рассказывает о своих переживаниях, ставших настоящей пыткой для него, и понимала, какую боль он испытывал и продолжает испытывать. Кроме своего участия, она мало чем могла помочь ему, но оставалась надежда, что со временем эти ужасные воспоминания потускнеют и придет облегчение.

— Я никогда не задавала тебе вопросов об Испании, не хотела расспрашивать, хранила молчание долгое время, потому что боялась нарушить то хрупкое равновесие, которое между нами установилось. Но часто об этом думала и всегда хотела знать правду. Почему ты не рассказал мне раньше, например в тот день, когда мы ездили на прогулку и останавливались обедать в гостинице «Голова сарацина»?

— Я считал, что эго недостойно мужчины — своей откровенностью я только переложу часть ноши на твои плечи, а мне это не принесет облегчения. Кроме того, не хотел выглядеть в твоих глазах человеком, разочарованным в своей карьере, которая прежде была смыслом моей жизни.

— Мне так жаль. Ведь я прекрасно знаю, что для тебя значила армия, поэтому понимаю, как ты себя чувствуешь. Но признайся, мы оба вели себя неправильно. Из-за этого произошло много недоразумений между нами.

Он приподнял ее лицо и заглянул в глаза. Взгляд синих глаз был серьезен.

— Ты права — мы вели себя глупо. Весь наш брак с самого начала был полон недопонимания. Наша встреча, мое поведение и высказанное бездумно отношение к женщинам дали тебе повод думать, что в Испании меня ждет другая женщина и моя страсть к тебе быстро остынет, если я добьюсь своего. А я боялся дотронуться до тебя, потому что каждый раз, когда я приближался к тебе, ты настораживалась, и я понимал, что моя настойчивость вызовет только большее сопротивление. Мне казалось, что тебе неприятны мои прикосновения и мы отдаляемся друг от друга все больше. Мы оба ошибались. Оказывается, надо больше доверять своим инстинктам. — Он поцеловал ее в плечо. — Но все кончено и забыто. Ты счастлива, любовь моя?

— Да, очень.

— Твои глаза сияют, твои щеки пылают, ты вся светишься.

— Это все твоя заслуга.

— Моя? — Он приподнял бровь.

— Потому что ты такой замечательный, и я так люблю тебя, что совершенно и безоговорочно счастлива.

— Мне повезло с женой, — он многозначительно улыбнулся, — и ты снова вызываешь во мне желание.

Опустив глаза, она увидела подтверждение его слов и рассмеялась призывным, дразнящим смехом счастливой женщины.

— Ты ведешь себя возмутительно — это неприлично.

Он понял, что она имеет в виду, тоже засмеялся и уронил в воду кусок мыла, которым намыливал Дельфину, брызги попали ей в лицо, она охнула от неожиданности, зажмурилась, потом плеснула на него, и оба в этот момент были похожи на двоих расшалившихся детей.

Услышав осторожный стук в дверь, они притихли и вдруг поняли, что ужасно голодны. Пришлось закончить приятную игру, покинуть ванну, одеться и идти завтракать.

Обустройство нового помещения приюта успешно продвигалось. Дельфина была занята, надо было обеспечить приют необходимым: постельное белье, одежда для детей, еда, поиск и наем воспитателей. Тетя Селия планировала открыть школу — площади позволяли, равно как и огромные пожертвования, которые щедро выделили друзья Стивена. Теперь они смогут купить учебники, школьные принадлежности и все, что надо для образования детей. Не были забыты и медикаменты, ведь дети всегда подвержены болезням и простудам.

И вот наконец все было готово, назначен день открытия. Переехать помогали все, кто работал в старом приюте. Дети, многие из которых не покидали пределов Уотер-Лейн или грязных улочек Сент-Джилл, попали в прекрасный новый дом на лоне природы. И вскоре уже бегали и играли на большой территории, окруженной оградой.

К концу дня переезд был закончен. Обняв на прощание проливавшую слезы счастья тетю Селию, Стивен, Дельфина и Мэйзи отправились в Лондон в арендованный дом. Ночью, уютно устроившись в объятиях мужа, Дельфина нежно прошептала:

— Благодарю тебя, дорогой, никогда без твоей помощи дети не смогли бы покинуть Уотер-Лейн.

— Я рад, что сделал это. Всю мою жизнь я не хотел видеть, не понимал, что есть много людей на свете, бедных и несчастных, не имеющих еды и одежды, даже крыши над головой, лишенных надежды. Ты не только прекрасная, страстная женщина, Дельфина, ты с такой же страстью предана своему делу, ты добра, у тебя отзывчивое сердце, ты забываешь о себе, самоотверженно помогая другим. — Он склонился и нежно поцеловал ее в волосы. — Но разве можно удивляться, что я влюбился в тебя без памяти?

Тронутая его словами, она еще теснее прильнула к мужу.

— А я счастлива, что ты любишь меня, потому что сама люблю тебя так сильно, что не перенесла бы, если бы ты не отвечал мне взаимностью.

— Я буду любить тебя и заботиться о тебе до конца моих дней. Мне повезло, но я никогда не задумывался, не осознавал этого, пока не увидел сиротский дом на Уотер-Лейн. С самого детства мне никогда ни в чем не было отказа, но я принимал все как должное. Я рад, что смог помочь с приютом. Когда старшие дети пойдут учиться, появится возможность пополнять приют новыми нуждающимися детьми.

— Грустно, но всегда будут такие дети. Мне хотелось бы всех их сделать счастливыми.

— Ты не сможешь, это не в твоих силах, любовь моя. Помнишь, когда мы собирались в Тамару, ты сказала, что поедешь с радостью, потому что тебе не хватало в жизни перемен, ты нигде не была и мало что видела. Что хотела бы искать и найти смысл жизни и тогда будешь счастлива.

— Я удивлена, что ты запомнил.

— Я часто думал о твоих словах в Испании, и это мне придавало сил. Так вот, я хочу спросить тебя теперь. Дельфина, ты нашла свое счастье?

— Мой мир стал полон в тот момент, когда ты вернулся из Испании. Может быть, нам пора домой, в Тамару?

Он еще крепче прижал ее к себе.

— Все, что ты захочешь, любовь моя.

Эпилог

Прошло шесть месяцев с тех пор, как они вернулись в Тамару. День выдался солнечным, и Дельфина решила, что наконец можно пойти сегодня с мужем на берег и осуществить свою давнюю мечту.

В одной нижней сорочке она вошла в воду и вздрогнула, когда ее обдало брызгами легкого прибоя, чувствуя, как волна, набегавшая на песок, ласкает ноги. Распущенные волосы Дельфины развевал бриз, и ее охватило такое радостное волнение от чувства необыкновенной свободы, что она громко засмеялась от счастья и, обернувшись, протянула руку Стивену:

— Помнишь? Ты обещал научить меня плавать?

— Как я мог забыть? Ты напоминала об этом каждый день с тех пор, как мы вернулись в Тамару. Пилила меня день и ночь.

Она возразила с шутливым негодованием:

— Я никогда тебя не пилю.

Оторвав взгляд от своей молодой очаровательной жены, Стивен всмотрелся в безбрежную даль. Сегодня день действительно выдался подходящий, море было спокойным, лишь небольшие волны плавно накатывали на берег.

— Ты не замерзнешь? Вода очень холодная.

— Я выдержу. — И поддразнила. — Может быть, ты не хочешь, потому что сам боишься замерзнуть? — Она посмотрела с улыбкой на мужа, потом зашла по колено и, набрав в пригоршни воды, обернулась и плеснула на него с озорным смехом.

Он ответил тем же и бросился к ней, она пыталась убежать, тонкая рубашка, намокнув, облепила ее тело, и она была восхитительна сейчас. Когда вода дошла до бедер, холодная волна с силой плеснула, окатив ее, и Дельфина остановилась, дыхание перехватило, вода была ледяной. Волны становились все выше, она обернулась. Стивен, голый до пояса, в легких, закатанных до колен брюках, был необыкновенно красив сейчас. Лишь белый длинный шрам на груди говорил о тяжелом ранении, жестокое напоминание о битве при Саламанке.

Он догнал Дельфину, обхватил ее, удерживая на ногах, и повел дальше, теперь вода доходила им до шеи. Она прижималась к нему, обняв широкие, мощные плечи, смеясь от счастья, уверенная, что эти сильные руки ее удержат. Неужели он принадлежит ей, этот сильный, мужественный, такой красивый человек? Его смеющиеся синие глаза были устремлены на нее с восхищением и любовью. Она поцеловала его в солоноватые от воды губы, и они постояли в волнах, обнимая друг друга.

Он ответил продолжительным и чувственным поцелуем, напомнившим ей о недавней ночной близости, и теплота разлилась по телу, и сразу знакомая искра пробежала между ними, а кровь заиграла, согревая тела.

— Ну как, я согрел тебя, любовь моя? — оторвавшись от ее губ, с улыбкой спросил он.

Она счастливо засмеялась:

— О, во всяком случае, мне уже не холодно.

— Итак, миледи, начнем. Если хочешь научиться плавать, надо усвоить первый урок.

— Что я должна делать?

— Смотри на меня, потом повторишь мои движения. А пока стой на месте.

Он начал делать округлые движения руками, подгребая под себя воду, потом поплыл, сильно отталкиваясь ногами. Она залюбовалась его мощными гребками и скоростью, чувствовалось, что он родился и вырос рядом с морем. Вдруг он приподнялся из воды и нырнул. Она замерла и, затаив дыхание, ждала, испытывая гордость и легкую тревогу. Наконец он показался, перевернулся, лег на спину, потряс головой, стряхивая воду с волос.

Потом быстро подплыл к ней.

— Ну как? Ты следила за моими движениями?

Она нервно засмеялась.

— Ты выглядел как большая лягушка!

— Так и должно было быть.

— Но это не очень красиво.

— Никто и не утверждает обратного. Но это правильно, хотя и не величественно и грациозно. А теперь попробуй ты, я стану тебя поддерживать снизу.

— Смотри не утопи меня.

— Не бойся, я тебя не отпущу.

Она зашла глубже, вытянула перед собой руки, бросилась в воду, чувствуя, как его руки подхватили ее, поддерживая тело на плаву, выпрямилась, оторвав ноги ото дна, полежала немного, потом попробовала делать движения руками, слушая указания Стивена.

— Ноги разводи шире, — скомандовал он.

Она вдруг обернулась со смехом:

— Для вас, милорд, в любой момент, как только вам будет угодно.

— Ах ты, распутная девчонка, — отозвался он, — а теперь не отвлекайся, сосредоточься, держи тело в горизонтальном положении и делай округлые гребки. — И похвалил: — Вот так, правильно.

Она смогла сделать несколько гребков, волосы заструились по воде.

— Ты сейчас похожа на прекрасную рыжеволосую русалку. — Он не мог отвести глаз от этого зрелища.

— Надеюсь, что вскоре буду плавать как она.

— А ты решительно настроена, как я вижу.

— Абсолютно! Можешь не сомневаться. — И не успела договорить, как он отпустил руку, поддерживающую ее на поверхности, и она камнем ушла под воду. Забила отчаянно руками, хлебнув при этом открытым ртом воды, прежде чем всплыть на поверхность, задыхаясь и жадно ловя ртом воздух. — Ты отпустил меня! — закричала она, рукой отводя облепившие ее лицо волосы.