Я поднесла телефон к уху.

– Алло!

– Привет, баламутка, – послышался низкий ироничный голос.

Джаред.

– Класс, – пробубнила я. – И ты теперь надо мной издеваться будешь? Сам-то, насколько мне помнится, тоже попадал под арест.

Я услышала на другом конце линии тихий смешок. Мы с братом Джекса – и по совместительству парнем Тэйт – были друзьями, но не особенно близкими. Я не видела Джареда целую вечность.

– Это все Тэйт виновата, – сказала я. – Ее влияние.

– Это точно.

Тэйт была той еще бунтаркой, и об этом знал весь город. Они с Джаредом дружили в детстве, а в старших классах школы он начал издеваться над ней по неведомым мне причинам. Когда Тэйт решила дать ему отпор, то стала делать это буквально. На ее счету был один сломанный нос, удар коленом по яйцам, несколько пощечин и разбитая тачка Джареда.

Тэйт была просто бесподобна.

– Так откуда все знают? – спросила я, вспоминая теперь уже бесполезный совет директора держать произошедшее в секрете. – Об этом напечатали в прессе или что?

– Тэйт от меня ничего не скрывает. Тебе это известно. И да, – продолжал Джаред, – можно сказать, что напечатали. Лиам, твой жополиз-бывший, опубликовал пост на фейсбуке.

Резко остановившись прямо посреди парковки, я выпалила:

– Что?

Все мое тело напряглось.

– Забей. – Он попытался меня успокоить. – Что сделано, то сделано. По заслугам он получил. Джекс от души вмазал ему.

Запрокинув голову назад, я закрыла глаза и ощутила, как в груди поднимаются эмоции такой силы, что мои нервные окончания стали похожи на бенгальские огни.

Горящие, шипящие, оставляющие след бенгальские огни.

– Невероятно, – выдохнула я. Так вот, значит, почему Джекс напал на Лиама на прошлой неделе. Причиной тому был вовсе не инцидент между ним и мной на вечеринке, а тот факт, что Лиам публично унизил меня в соцсети.

– Не злись на Джекса, – проворчал Джаред. – Лиаму было бы хуже, если бы мы с Мэдоком тоже в этом поучаствовали. Черт, – продолжал он, – а если бы Тэйт там была? Да уж.

Да уж. Тэйт бы еще не то ему устроила.

Я покачала головой. Люди – сотни людей, учившихся со мной в одной школе, и родственники Лиама – теперь смеялись надо мной.

Теперь меня саму подмывало дать ему по морде. Интересно, Тэйт ощущала то же самое, когда поняла, что терпение кончилось? Я внезапно почувствовала себя так, словно мне пять лет и хочется кого-нибудь толкнуть.

Я с силой выдохнула, вспомнив, что Джаред по-прежнему на другом конце линии. Джаред. Парень Тэйт. Парень, с которым я целовалась перед тем, как они сошлись. Точно.

– Зачем ты позвонил? – наконец спросила я, решив перейти к сути.

Он какое-то время молчал, и я начала нетерпеливо похлопывать ладонью по ноге. Джаред никогда не звонил мне.

Наконец я услышала, как он медленно набирает воздух в грудь.

– Расслабься. Тэйт в курсе, что я тебе звоню. Мне просто нужно знать… – он сделал нерешительную паузу и наконец закончил фразу, – как дела у брата.

У Джекса? С чего Джареду спрашивать об этом у меня? А потом я вспомнила ссору между ними, когда Джекс был в кабинете медсестры.

– Э-э-э… – Я пыталась придумать невинный ответ и невольно вернулась мыслями к тому, что было между нами с Джексом в тренажерном зале и на «Петле». – Честно говоря, я не знаю, что на это ответить.

– Он выглядит здоровым?

– Здоровым? – повторила я. Я подумала о мышцах Джекса, которые, похоже, удвоились в размерах за последние два года, и о его белоснежной улыбке, с которой он бегал по школьному полю, когда я изо всех сил пыталась не глазеть на него из окна. – Да. Очень даже.

– А чем он занимается?

– Джаред, в чем проблема?

Джаред звонил мне. Странно. Джаред спрашивал у меня про Джекса. Странно. Джаред был обеспокоен кем-то, кроме себя самого и Тэйт. Крайне странно.

– Прости, – сказал он, в его голосе сквозило необычное для него смущение. – Ведь ты сейчас его соседка. Думаю, от тебя не укрылось, каким влиянием он сейчас обладает, верно? Все эти перемены в доме. «На Петле». Я просто хочу убедиться в том, что с ним все в порядке.

– Он же твой брат. Спроси его сам.

– Уже спросил, – буркнул Джаред. – И у меня нет причин подозревать, что с ним что-то не так. Просто я далеко, и…

Я подняла брови, удивляясь этой запинке.

– Меня бесит, что я не там, – закончил он. – Мне нужно точно знать, что он всем доволен и у него все хорошо.

Хм… Я возобновила шаг, размышляя о том, насколько обеспокоен Джаред, если решился мне позвонить.

– Ну, вроде все в порядке.

Не нормально, но в порядке.

– В порядке. – Он рассмеялся. – Ты и впрямь ни о чем не догадываешься, да?

Я обогнула парковку и вышла на тротуар, врываясь пятками в асфальт.

– О чем ты?

Он молчал достаточно долго для того, чтобы я начала злиться.

– Власти штата Аризона позволяют тебе вернуться в твой родной город для выполнения общественных работ. Как удобно, да?

Я сдвинула брови.

– Ну а почему нет?

Точно, почему нет?

– Хм, – протянул он. – И вот ведь как здорово, что ты спокойненько сидишь в своей школе и занимаешься тем, что тебе по душе, а не убираешь мусор на автострадах, да?

Я замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась на тротуаре под кронами деревьев.

Директор Мастерс не знает, от кого пришло письмо с предложением устроить меня в школу. Я выдохнула.

А власти Аризоны отпустили меня без обязательства явиться в суд.

Я сжала телефон в руке.

Судья не стал назначать мне штраф, тогда как стандартный штраф за первое правонарушение составлял как минимум двести пятьдесят долларов.

Я с трудом заставила себя прошептать:

– На что ты намекаешь?

– Ни на что, – пропел он. – Я ведь и сам ни фига не знаю. Увидимся через пару недель, баламутка.

И он повесил трубку.

По пути домой я пинала гравий, и камешки разлетались по дороге.

К черту Джареда. О чем, блин, он пытался мне сказать?

О, я знала, о чем. Я не идиотка. Да, порой веду себя глупо, но не идиотка же.

То есть Джекс действительно мог подергать за ниточки для того, чтобы меня перевели из одного штата в другой? И, как предполагал Джаред, Джекс устроил мне место в школе тоже?

Качая головой, я прокручивала его слова.

Ерунда какая-то. Во-первых, у Джекса не было такого рода влияния. Во-вторых, Джекс не стал бы так впрягаться за меня. А в-третьих…

К черту Джареда. И Джекса тоже. Эти двое вели себя так, словно им известны все тайны вселенной, а остальные пребывают в неведении.

– Ладно, – заговорила я вслух, вздохнув и проигнорировав свист из проезжающих мимо автомобилей. – Джекс мог предложить мою кандидатуру директору Мастерсу, когда услышал, что я возвращаюсь в город. Но… – Я сделала паузу, когда в наушниках зазвучала песня Hemorrhage группы Fuel. – Но откуда Джексу было знать, что мне нравились уроки письменной речи? На самом деле я была бы намного счастливее, если бы собирала мусор на обочинах, – ворча, добавила я.

– Эй, детка! – послышался мужской голос из пассажирского окна проезжающей мимо машины.

Я отмахнулась, даже не посмотрев в ее сторону.

Не знаю, почему парням нравился такой способ заигрывания. Одета я была вроде как не вызывающе. Остальные кураторы носили повседневную одежду, а я оставалась верной классическим юбкам и шортам в сочетании с симпатичными блузками, надеясь, по крайней мере, выглядеть так, как будто нахожусь здесь не по принуждению.

И хотя с матерью я не виделась, в глубине души я знала, что она будет разочарована, если увидит меня в неподобающей одежде.

Но сегодня я все же рискнула.

Тэйт оставила дома свои фиолетовые «чаксы». Оказалось, что кеды отлично подходят к белым шортам и лавандового цвета блузе в крестьянском стиле, которые я надела сегодня, поэтому я воспользовалась возможностью и пошла в школу в них.

– А еще, – продолжала я вслух, – мне определенно не нравится быть куратором. Никому из моих знакомых и в голову бы не пришло, что с моим темпераментом можно преподавать, а уж это-то Джекс должен обо мне знать.

«Корректировка поведения нужна не этим ребятам, а тебе».

Я засунула руки в карманы и прищурилась.

Ребятам. Этим ребятам. В душу закралось чувство вины. Пусть я и всего на три года старше них, но я уже фактически взрослый человек. А они – подростки, которых необходимо направлять, вдохновлять и подбадривать.

А я их подвожу.

Я шла и шла, размышляя над словами Джекса, вспоминая, как Тэйт сказала мне, чтобы я дала себе волю, и гадая, что я могла бы сделать по-другому за минувшие две недели в школе.

Я шагала по улицам, на которых прежде бывала лишь проездом, по прекрасным аллеям, где столько раз наблюдала смену времен года. Забавно, что сейчас мне так нравились прогулки пешком. Несмотря на то что я вся вспотела, а волосы, которые я выпрямляла пол-утра, теперь были собраны в высокий растрепанный пучок, в голове у меня было ясно.

И в конечном итоге я приняла решение.

«Джульетта! Ты можешь служить Господу, служить своей стране или тем, кого ты любишь. Просто помни, что для того, чтобы обрести истинное счастье, ты всегда должна служить кому-то или чему-то, кроме себя».

Мой отец. Эти слова он сказал мне в тот день, когда был еще в больнице, в тот редкий момент ясности, когда не принимал меня за мою сестру. Это был чуть ли не последний раз, когда кто-то, кроме Шейн, назвал меня Джульеттой.

Я миновала дом Тэйт, затем дом Джекса, у которого заметила припаркованный автомобиль Мэдока, и, пройдя еще несколько кварталов, остановилась перед собственным домом, который перестал казаться мне моим с тех пор, как его покинул отец.

Когда я подняла глаза на двухэтажное здание из красного кирпича в колониальном стиле, мои руки в карманах непроизвольно сжались в кулаки, а в груди разлился жар.

Мать точно мне не обрадуется.

Я потянулась к ручке двери, но отдернула руку, задумавшись о том, не должна ли постучать. Проглотив слюну, внезапно скопившуюся во рту, я сжала дверную ручку покрепче и стиснула зубы.

Толкнув незапертую дверь, вошла в дом.

– Мама! – позвала я, ступив в прихожую.

В носу защипало от запаха лимонной полироли для мебели. Можно было подумать, что светлый деревянный пол буквально пропитан ею. Все сияло. От стерильно белых стен над лестницей до сверкающих столешниц в гостиной и столовой.

Бросив взгляд на стену, я увидела все те же старые фотографии. На них – моя сестра и я. Но на фотографиях мы были запечатлены не как сестры – нет, они отражали взросление единственного в семье ребенка. Снимки сестры от рождения до пяти лет, момента ее смерти, и мои фотокарточки от пяти лет и старше, словно жизнь Кейси продолжалась.

Все фотографии Кейси Картер – сестры, с которой я была даже не знакома. Ни единой фотографии меня настоящей. Я как-то прочла про это в интернете. Дитя, зачатое для того, чтобы заменить другого ребенка, называется ребенок-призрак.

Это я.

Услышав шаги на верхнем этаже, я подняла голову, и мое сердце забилось чаще.

– Кейси! – Сначала я услышала голос, а потом увидела мать, которая обошла лестницу и, остановившись, посмотрела на меня сверху вниз.

Я тоже смотрела на нее, рассеянно барабаня пальцами по ноге внутри кармана.

Мать была похожа на Мэри Поппинс. Она всегда выглядела именно так. Стройная и красивая. Бесподобный кремовый оттенок кожи подчеркивала красная помада. Черные волосы всегда собраны в высокую прическу – что-то наподобие пучка или узла. Одежда, даже домашняя, всегда чистая и выглаженная.

Сегодня на ней была желтая юбка-клеш до колена и белый кардиган на пуговицах. Легкий, судя по виду, и все равно на улице в нем должно быть невыносимо жарко.

– Вынь руки из карманов, – спокойно распорядилась мать.

Я послушалась, внезапно подумав, что, перед тем как приходить сюда, стоило принять душ и привести себя в порядок.

– Здравствуй, мама.

– Рада видеть. Я звонила. И писала, – произнесла она раздраженно, сцепив пальцы рук в замок.

Я ей так и не перезвонила и, разумеется, знала, что это ее взбесит.

Но делала я это отнюдь не ради того, чтобы ее позлить. Просто не хотела с ней разговаривать.

Облизнув губы, я тоже сложила руки перед собой.

– Извини. Я была вся в работе.

Она кивнула и начала спускаться по ступеням.

– Сейчас неподходящее время. Нужно звонить, прежде чем без предупреждения являться в чей-то дом. Ты и сама это знаешь.

Чей-то дом?

Было время, когда мать относилась ко мне чуточку теплее. До того, как отец стал терять рассудок. Но ее всегда волновало, что подумают другие, и мне было интересно, почему. Ее брат – врач – во многом был похож на нее. Лощеный и бесстрастный. Но сестра – мать Шейн – выросла очень доброй. Какой была моя мать в детстве? Смеялась ли она? Устраивала ли беспорядок? Ошибалась ли?