Пенелопа Дуглас - Падение

Свобода.

Я просто отпустила себя.

Я упала на колени и дрожащим голосом пропела:

«Тебе просто нужно… зажечь… свет». – Мой голос снова окреп. – «И позволить ему гореть». – Я развела руки в стороны, продолжая выкрикивать чертовы слова: – «Будь королевой ночи, как Четвертое июля!»

И когда загремела барабанная дробь, я оторвала колени от пола, вскочила и начала прыгать как ненормальная. Я пела для себя самой. Трясла волосами, хохотала, улыбалась, вскидывала руки вверх. Запрыгнула на кровать и снова соскочила на пол, кружилась по комнате, забыв о вечеринке снаружи.

Эта песня звучала у меня внутри, и я, черт возьми, была счастлива впервые в жизни. Мне не удалось испытать это с Лиамом. Не довелось с Джексом. Ни с друзьями, ни в семье.

Когда песня закончилась, я включила ее снова. А потом еще раз. И еще.

Я танцевала. Смеялась. Я была живой.

Наверное, все мы становимся сильнее через печаль, разочарования и опыт. Просто со всеми это происходит в разное время и по-разному.

Тэйт бесили вечеринки Джареда, поэтому она их срывала.

Меня бесили вечеринки Джекса, поэтому я к нему присоединилась.

Мне нужно было лишь одно: хотеть.

Мы все хотим иметь дом, машину, деньги на роскошный отдых, репутацию, черт возьми, – и что же мы для этого делаем? Мы учимся и находим себе ненавистную работу, чтобы купить то, о чем мечтаем. Мы взаимодействуем с людьми, которые нам не нравятся, и годами просиживаем штаны в скучных офисах под флюоресцентными лампами, выслушивая докучливых коллег. А все ради того, чтобы выкупить себе жалкие крохи бесценного времени и насладиться тем, что приносит нам радость. Вкусить толику жизни и почувствовать, что все это того стоило.

Мы жертвуем, чтобы что-то получить.

У меня был дом. Не какой-нибудь особняк, но вполне себе уютный, чистый дом. Мне отдала его женщина, которая любила меня и заменила мать, чего делать была совсем не обязана.

У меня был автомобиль. Не «феррари», не какой-нибудь престижный спортивный суперкар, но достаточно громкий и быстрый «мустанг GT». Его подарил мне брат, которого я любил.

У меня была роскошная, мать ее, жизнь, которую обеспечили мне новые родственники, забрав из приюта.

У меня была репутация. Разумеется, это распространялось лишь на маленький городок Шелберн-Фоллз, а за его пределами никто меня, черт возьми, не знал, но меня заботило только мнение людей, которых я видел ежедневно и считал своими друзьями.

У меня было все, за что любой другой готов продать свою жизнь.

Все, за исключением Кейси Картер, а я по-настоящему хотел лишь ее одну.

Когда я увидел Кейси впервые, земля ушла у меня из-под ног, и все вокруг встало с ног на голову. Несмотря на то что у меня были девчонки и секс – сложно сосчитать, сколько раз, – я еще ни на кого так не западал.

И мне это нравилось. Мне нравилось ее сопротивление.

Я хотел ее, и это желание привлекало меня больше, нежели сама мысль об обладании ею. Я стал жить этим чувством, каждый день ждал, что увижу ее в школе. Она в столовой. Я ощущаю ее присутствие.

Стоя в компании ребят, среди которых была она, я чувствовал непреодолимое желание прикоснуться к ней, словно мы были двумя долбаными магнитами, и мне приходилось изо всех сил сдерживаться, чтобы не протянуть к ней руку. Волоски на моем теле вставали дыбом, как только она оказывалась поблизости. Я знал, что она смотрит на меня, и упивался тем, как она отворачивалась в ту же секунду, когда я ловил ее взгляд.

Всякий раз, когда у нее вырывалось какое-нибудь оскорбление в мой адрес или когда она корчила рожицу, я готов был расхохотаться: она станет настоящим трофеем, черт возьми.

Но я не напирал. Я не предпринял ни одной настоящей попытки. Желание обладать ею стало пагубной привычкой, наркотиком, поэтому я так и не сделал шага. Мне больше хотелось, чтобы она была в моих мыслях, нежели в моей постели. Я не желал, чтобы эта погоня кончалась.

До тех пор пока не поцеловал ее там, в качалке. В тот момент все вышло из-под контроля.

– Ты серьезно? – заорала она, пытаясь перекричать грохот музыки.

Я стоял на улице, облокотившись на свою машину, с другими ребятами, в числе которых были Мэдок и Фэллон. Мы смотрели, как два копа на пороге дома Тэйт разговаривают с Кейси по поводу устроенного ею шума.

Я ухмыльнулся, и все вокруг меня расхохотались, когда она протопала мимо копов – босоногая, в своих миленьких пижамных шортиках и короткой футболке, немного оголявшей живот.

Яростно размахивая руками и ругаясь, она шла к нам.

– Я несколько часов терплю этот грохот, и ты после этого подаешь на меня жалобу? – выкрикнула она. – Ты у меня получишь, Джексон Трент!

Я сотрясался от смеха. Блин, она такая очаровательная, когда ведет себя, будто ей пять лет.

Кейси подошла ко мне вплотную, занесла руку, и я пригнулся как раз в тот момент, когда она собиралась залепить мне пощечину. Я обхватил ее ноги, рывком оторвал от земли и перекинул через плечо, прижав ее задницу к своей щеке.

– Полегче, тигрица, – пожурил ее я, погладив по бедру.

– Отпусти! – завопила она, дрыгая ногами.

Я покрепче перехватил ее колени и, посмотрев на полицейских, сказал:

– Спасибо, парни. Дальше я сам. – И кивнул, давая им понять, что они свободны.

– Злоупотребляешь нашей дружбой, Джекс, – проворчал один из них, Уайатт, шагая прочь.

– Отпусти! – Кейси ударила меня ладонью по спине, а потом начала молотить кулаками, и я зарычал, пытаясь удержать ее.

Развернувшись, поднялся по ступенькам и вошел в дом, ощущая, как музыка вибрирует под ногами.

– Слушайте, все! – крикнул я, не обращая внимания на ее вопли. – Это Кейси. Сегодня она правит бал. Если она просит вас отвалить, вы отваливаете. Усекли?

Не дожидаясь реакции собравшихся, я снял Кейси с плеча и поставил на ноги. Прежде чем она успела отреагировать, я обхватил ее рукой за шею и притянув к себе, нос к носу, произнес:

– Не можешь нас победить – будь с нами в одной команде.

С этими словами я протянул руку к ведерку со льдом и выдернул оттуда бутылку с коктейлем из вина и фруктового сока. Открутив крышку, вручил напиток Кейси, а затем повернулся к Фэллон и Шейн, которые вошли в дом следом за нами.

– Фэллон, Кейси. Вы же помните друг друга, верно? – Я взглянул на Кейси с предостережением во взгляде, а потом обратился к Фэллон и Шейн: – Напоите ее, дамы. Только пусть она берет напитки исключительно из ваших рук или у нас с Мэдоком, ладно? – Я ухмыльнулся, увидев, что Кейси прищурилась и в недоумении открыла рот. – Развлекайся, – прошептал я ей и пошел прочь.

И хотя я понимал, что она на меня злится, но был уверен, что она не уйдет. Фэллон и Шейн рядом, чтобы в случае необходимости подставить ей плечо, и, кроме того, я только что вручил ей ее любимый алкогольный напиток.

И, несмотря на то что сам я почти никогда не напивался, мне было очень любопытно посмотреть, как она немного выйдет из берегов. Может быть, мы доведем до конца начатое в моей машине на прошлой неделе.

Когда пару часов назад Шейн появилась здесь, она упомянула, что Кейси расстроена встречей с матерью и тем, что не смогла забрать какие-то дневники, поэтому я решил выманить ее из дома. Всякий раз, когда она звонила в полицию и жаловалась на меня, я об этом узнавал и делал музыку еще громче.

И вот теперь она была здесь, в компании подружек, с выпивкой в руке и – я бросил взгляд на диван, где они устроились, – улыбалась.

Очко в мою пользу. Черт, а я хорош.

Я пытался сдержать ухмылку, играя в бильярд с Мэдоком и время от времени украдкой посматривая на нее. Кейси была такая малышка. Не настолько маленькая, чтобы перепутать ее с ребенком, но определенно миниатюрнее, чем Тэйт, Фэллон и Шейн. Ее тоненькую талию можно было без усилий обхватить одной рукой. Это я проверил еще в качалке. Клянусь, на ее ногах не было ни грамма жира, а таких сексуальных, подтянутых бедер, как у нее, я еще не видел. Даже ее икры были подтянутыми, а загорелые стопы и персиковые ноготки сводили меня с ума – я с упоением рассматривал каждый обнаженный участок ее тела.

Мне нравилось, что она одевалась ярко, мне нравились все эти прелестные детали ее одежды. Пока я рос, меня окружал мрак, и Кейси была для меня словно красная тряпка для быка.

Ее темно-русые волосы до пояса были разделены на пробор посередине и то и дело лезли ей в лицо. Мне никогда прежде не нравились зеленые глаза, но ее глаза были прекрасны. Как первая летняя трава в лучах солнца. Светло-зеленые, с золотистым отливом.

Я крепко сжал в руке бильярдный кий. Внезапно мне безумно захотелось затащить ее наверх и принять вместе душ.

Какого хрена?

– Значит, по-прежнему сохнешь по ней, да? – голос Мэдока ворвался в мои мысли, возвращая в реальность.

Повернувшись к нему, я оперся на вертикально стоявший кий и попытался сделать невозмутимое лицо.

– Ты о Кейси? – уточнил я с ухмылкой, стараясь говорить как ни в чем не бывало. – Да, чем-нибудь я бы с ней занялся.

– Я так же думал о Фэллон, – кивнул он. – Типа «Ух ты, прикольно!». А теперь «Ух ты, я женат!».

Он нервно рассмеялся, и моя грудь тоже затряслась от беззвучного смеха.

Я все еще удивлялся тому, что Мэдок и Фэллон поженились, когда им было по восемнадцать. Они только поступили в колледж и перед свадьбой встречались совсем недолго. Но пока что все было в порядке. Во время учебного года, когда они посещали Северо-Западный университет, то жили в Чикаго, а летом или путешествовали, или жили в своем доме в Шелберн-Фоллз.

– Послушай, – начал Мэдок, глядя куда-то между мной и бильярдным столом, – Фэллон хотела, чтобы я поговорил с тобой.

Я поднял брови, заметив, что Мэдок стоит, уставившись на стол, будто бы обдумывая следующий удар, хотя уже и так надрал мне задницу, ведь я был всецело поглощен тем, что старался не пялиться на Кейси.

Мэдок так и не посмотрел мне в глаза, и я понял, что он никак не может собраться с духом. Вероятно, сказать он собирался то, что я совсем не хотел слышать.

Я ждал.

Он наклонился для удара.

– Ей известно, что ты работаешь на ее отца, Джекс. Мистер Пирс, может, парень и неплохой, но очень опасный. О чем ты вообще думаешь?

Я прикрыл глаза, внутренне готовясь к тому, что будет дальше.

– Джекс, – сказал Мэдок. Я точно знал, что сейчас он на меня смотрит. – Фэллон это не нравится. Черт, и мне это не нравится. А Джареду это не понравится определенно.

Я выпрямился. Мэдок загнал меня в тупик.

Разумеется, Джаред меня не поймет. Он был безупречен. Он поступал правильно, даже когда был неправ. Он оценивал ситуацию, устанавливал свои правила и принимал решения в соответствии со своим представлением о том, как все должно быть. Для брата не существовало компромиссов.

Так что я давным-давно привык рассказывать ему не обо всем.

Он не знал, зачем я езжу в Чикаго.

Ему было известно, что я шарю в компьютерах, но он не знал, что я занимаюсь хакерством и создаю нелегальные программы для отца Фэллон, который живет в Бостоне и ведет противозаконную деятельность.

И он не знал, что произошло в том подвале в доме нашего отца шесть лет назад.

– Джаред видит только черное и белое, – произнес я, взяв кий и собираясь сделать удар. – С ним не все можно обсуждать.

– Он твой брат, а я твой друг. Мы за тебя переживаем.

Я горько усмехнулся, покачав головой.

– Я что, по-вашему, маленький и неспособен о себе позаботиться?

Подойдя к стене, я сел на табурет и запустил руки в карманы.

– Может, я и младше вас на целый год, но сильнее и пережил больше, чем вы двое вместе взятые. Я сам добывал себе еду с пяти лет, и вам вряд ли захочется знать, каким способом, поэтому не лезьте ко мне.

Даже моя поза выражала настороженность. Я знал, что и другие присутствовавшие здесь ребята меня слышали, но мне было плевать. Мой брат и Мэдок даже представления не имели, каков этот гребаный мир на самом деле, хотя вели себя так, словно им это известно. Какая разница, чем я зарабатываю на жизнь, если эти деньги кормят меня?

Эти двое в пять лет шарили в холодильнике, пытаясь решить, что им взять – апельсиновый сок или виноградный. Я же рылся в мусоре, чтобы найти остатки отцовской еды из «Макдоналдса», и пил пиво, потому что вода была отключена.

И хотя мама Джареда – Кэтрин – была первой нормальной матерью в моей жизни, я не собирался садиться ей на шею, даже если сама она ничего не имела против. Она пыталась баловать меня одеждой и гаджетами, но я возвращал ей сторицей. Я должен был платить за все сам.

Мэдок прищурился, вероятно, ошеломленный моей внезапной вспышкой. Он не привык к такому моему поведению, но совесть меня не мучила. Поставить мои решения под сомнение было все равно что оскорбить меня.