Пенелопа Дуглас - Падение

Безумие какое-то.

После того как я рассказал ей, что избавил планету от двух педофилов, она поцеловала меня, усадила в кресло и, сняв с себя порванную одежду, надела мою белую футболку с V-образным вырезом.

Все очень спокойно. Как будто я сказал ей, что в тринадцать лет украл шоколадный батончик, а не заколол двух человек. Она или совсем рехнулась, или просто пыталась отвлечь меня.

И если ее целью было последнее, то получалось у нее отлично. Футболка едва прикрывала попу, и я не мог отвести от нее глаз.

– Что ты готовишь? – спросил я, начиная раздражаться.

– Стейк.

– Я не хочу стейк. – Я подскочил со стула и подошел к ней. Она стояла у плиты. – Перестань вести себя странно. Займись со мной сексом или наори на меня. Тебе же наверняка есть что сказать после всего, что ты от меня услышала.

Она повернулась, выгнула бровь с видом недовольной мамочки и указала мне на стул.

– Сейчас же.

Я провел рукой по волосам и плюхнулся обратно на стул.

Она потянулась к подоконнику и взяла пару резинок для волос. Ее попа в стрингах выглянула из-под футболки. Закусив губу, я наблюдал за тем, как она собирает волосы в два хвостика – по одному над каждым ухом. Мой член увеличился в размерах, мне стало тесно в этих чертовых зауженных штанах, которые Мэдок заставил меня купить.

– О господи, – простонал я. – Хвостики? Детка, прошу тебя.

Я поднялся, чтобы подойти к ней, но она тут же повернулась с убийственным взглядом и скомандовала:

– Сядь!

Я снова опустился на стул, зарычав. И стал ждать. Я никогда еще не был столь тихим и покорным. Пятнадцать минут ужасных мучений, пока она наконец не закончила.

Джульетта пожарила мясо, приготовила овощи на пару и, порезав все на кусочки, положила в большую миску.

Мне было чертовски трудно сдерживаться и все же нравилось смотреть, как она хозяйничает в моем доме. Я сделал ремонт почти везде, включая кухню, и теперь радовался как ребенок. Мне хотелось, чтобы она была здесь счастлива. Чтобы готовила здесь. Спала. Чтобы ей было здесь хорошо.

Ее изящные ножки ступали по темной сланцевой плитке, которую я выбирал сам, она изучала содержимое новых темно-вишневых шкафчиков, которые я повесил. Утварь из нержавеющей стали и рабочая поверхность из гранита были лучшим вариантом из всех возможных, но сейчас я впервые задумался о том, нравится ли мой выбор кому-то еще. Уютно ли ей у меня?

Джаред одобрил преображение, но у него был другой вкус. Они с Тэйт пытались уговорить меня сделать все в черном цвете. Мне нравится черный, но дом должен быть светлым.

Джульетта подошла к столу, поставила две бутылки с водой, а потом взяла в руки миску и вилку. Присев прямо на стол передо мной, она стала перемешивать еду.

Я обхватил ее за бедра, снял со стола и пересадил к себе на колени так, что она оказалась верхом на мне.

– Ладно, теперь можешь меня трогать, – ухмыльнулась она, наколов на вилку кусочек мяса и брокколи и протянув мне.

Я отстранился.

– Из твоих рук.

Она кивнула, отправила еду себе в рот и положила вилку на стол. Взяв пальцами кусочек мяса, поднесла его к моим губам. Я открыл рот, а потом сомкнул губы на ее нежных пальцах. Ее веки затрепетали, и она отняла руку. Я почти не ощущал вкуса еды, желая одного – чтобы я мог прикасаться к ней и не чувствовать ничего, что сейчас творилось у меня на душе. Смотреть на нее и знать, что в какой-то момент смогу с легкостью ее отпустить.

Но она сидела на мне верхом и кормила меня из рук, на ней была моя футболка, волосы собраны в два высоких хвостика, а ее ступни болтались сантиметрах в пятнадцати от пола. И я понимал, что всецело во власти человека, который едва не вдвое меньше меня.

Я принадлежал ей.

Она скормила мне еще один кусочек и прильнула лицом к моей руке, когда я погладил ее по щеке.

– Полиции известно о том, что ты сделал? – осторожно спросила она.

Я кивнул:

– Да. Об этом позаботились. Я не хотел, чтобы это висело надо мной.

Связи решали все. Киаран – контрабандист и наркодилер с ресурсами. Папа Мэдока – один из лучших адвокатов штата. И полиция, с которой я согласился сотрудничать. Никто не собирался преследовать ребенка, который в кошмарной ситуации сделал то, что вынужден был сделать.

Разумеется, мой отец думал, что тела все еще погребены в безымянной могиле. И пусть пока продолжает так считать.

– Твой отец придет сюда, когда его выпустят? – спросила она, и я провел руками по ее бедрам, понимая ее беспокойство.

– Вероятно. Очень вероятно.

Джульетта поставила миску, и я притянул ее к себе и поцеловал в восхитительные нежные губы. Я не мог позволить отцу здесь появиться. Теперь я понимал, о чем так беспокоился Джаред. Он думал не о себе.

Он хотел защитить Тэйт и меня. Людей, которых любил.

А мне нужно было защитить Джульетту. Даже сама мысль о том, что отец может ее увидеть…

Я крепко сжал ее в своих объятиях.

– Они ничего для нас не значат, – произнесла она. – Они нас не заслуживают.

Она имела в виду наших родителей.

– Ничего, – повторил я.

Джульетта обвила руками мою шею, и я наклонился к ее губам, желая раствориться в поцелуе. Она двинула бедрами мне навстречу, а я обхватил ее, наслаждаясь вкусом и запахом. Боже, она была невероятная.

Тяжело дыша, я через голову снял с нее футболку и бросил на пол. Покрыл поцелуями шею, коснулся пальцами нежнейшей кожи спины.

Я сделал вдох, пытаясь взять себя в руки. Я еще не занимался с ней любовью как следует. В постели. Но черт! Она была просто неотразима на этом стуле, верхом на мне, кожа к коже.

Джульетта сцепила руки под подбородком, закрыв грудь. Когда я попытался их убрать, она прервала поцелуй и покачала головой.

– М-м-м, нет. Прости. Ты должен помыть посуду.

Что?

Она высвободилась из моих объятий и поднялась, продолжая прикрывать руками грудь из скромности.

Я поднял брови в полном неверии.

– Посуду?

Она кивнула, прикусив губу, еле сдерживая улыбку.

– Посуду.

И повернулась, собираясь выйти из кухни.

На ее круглой попке все еще отчетливо виднелись отпечатки моих пальцев, и я в муках смотрел на эти кружевные черные трусики, которые мне хотелось сорвать.

– Я плачу за то, чтобы мне мыли посуду.

Она остановилась в дверном проеме и иронично посмотрела на меня.

– Я готовила. Ты убираешь. Все по справедливости. Я буду наверху.

И ушла.

Я никогда в жизни не убирался так быстро.

Джекс сорвался.

Он превратился в пороховую бочку, и я увидела тот же буйный нрав, который часто проявлял Джаред. То же продемонстрировал мне отец. Удивительно, но в тот момент никто из них мне не вспомнился.

Когда Джекс достал нож, я думала лишь о том, как привести его в чувство. Я не помышляла о бегстве. Я испугалась не его, а за него.

Все, что я видела перед собой, был Джекс. Что с ним произошло? И как мне поддержать его, когда он станет падать?

Поднимаясь по лестнице, я улыбнулась, услышав звон посуды и удар сковородки о пол. Кое-кто очень спешил.

Мне нравился этот парень. Боже, как он мне нравился!

Я вдруг вспомнила, как давным-давно папа Тэйт усадил нас обеих поговорить о тычинках и пестиках. Нам с ней было по четырнадцать или пятнадцать лет, и от школьных приятельниц мы уже в подробностях слышали о том, что такое минет. Но мистер Брандт решил, что самое время для такого разговора, несмотря на то что я его дочерью не была и просвещать меня он был не обязан. Он тогда сказал, что моя мать может надрать ему задницу.

Как бы то ни было, он поделился с нами тремя непреложными истинами в отношении мужского пола:

1. Мальчики будут обманывать вас, всеми правдами и неправдами пытаясь залезть к вам под юбку. А мужчина выдержит испытание временем. Заставьте его подождать, и сами увидите, каков он.

2. Некоторые будут убеждать вас, что приятнее заниматься сексом без презерватива. Просто назовете мне их адрес.

3. Отношения должны менять вашу жизнь к лучшему. Вы не тянете друг друга вниз. Вы помогаете друг другу удержаться на ногах.

В детстве мы верим, что истинная любовь – она как у Ромео и Джульетты: вместе жить или вместе умереть. Они не могли представить себе жизнь друг без друга. В юности мысль о самоубийстве в такой ситуации кажется романтичной. Лучше не жить совсем, и все такое. Но, повзрослев, ты понимаешь, что все это чушь собачья. Кому в такой ситуации хорошо?

Джекс был счастлив, когда видел меня счастливой. Я смогла бы пережить разлуку с ним, но он мне нравился. Он делал мою жизнь лучше. А еще давал мне стимул для роста.

Поднявшись на второй этаж и повернув к его спальне, я оглянулась на дверь кабинета и увидела замок. Затем вошла в его спальню, все еще не понимая, как относиться к участию Джекса в моей жизни. Он сильно заблуждался, если думал, что продолжит за мной приглядывать.

А эти люди, которые причинили ему вред, и то, что он с ними сделал? Наверное, меня должен был расстроить или даже напугать тот факт, что он способен на жестокость, но я знала, что его реакция не была опрометчивой или слишком поспешной. Но я задавалась вопросом: насколько сильно его нужно прижать, чтобы он совершил подобное? И повторит ли он свой поступок, если снова окажется в подобной ситуации?

Я не боялась попасть ему под горячую руку, но беспокоиться о том, что он может оказаться в беде, мне не хотелось.

Я стояла посреди спальни, глядя по сторонам. Первый и единственный раз я побывала здесь той ночью, когда Джекс ввязался в драку перед домом. Тогда было темно, и я не стала разглядывать детали обстановки. Теперь я осматривалась, и в животе у меня становилось горячо, а веки трепетали.

Его спальня.

Все было в темных тонах. Мне нравилось, как за счет мебели из вишневого дерева черный цвет штор и постельного белья казался теплее. Занавески были задернуты, а на столе в углу горела небольшая лампа, придавая комнате особое свечение, как в старой часовенке. Благодаря резной мебели спальня выглядела роскошной и элегантной, и в то же время она была уютной и уединенной, словно затерялась среди тысячи других в глубине огромного особняка и ее никто никогда не найдет.

Мне казалось, что если мы закроем дверь, то мне уже не захочется уходить. Не захочется, чтобы меня нашли.

У Джекса была большая двуспальная кровать, и у меня перехватило дух, когда я подумала о нем. Здесь. Со мной. Часы напролет.

Я провела рукой по комоду, наслаждаясь ощущением прохладной гладкой древесины. Она напоминала мне о нем. О его коже, гладкой и твердой. Я закрыла глаза, почувствовав прилив желания. Тяжело дыша, подняла руку и прикоснулась к своей груди, дотронулась до отвердевшего соска.

Джекс.

Спиной я ощутила тепло и собралась уже что-нибудь сказать, но услышала:

– Не открывай глаза.

По его голусу я поняла, что он улыбается. Джекс стоял позади меня, и я ощущала его теплое дыхание, мускусный запах кожи. Мне хотелось уткнуться носом ему в шею, прижаться всем телом. Я не отнимала руку от груди, мысли затуманились.

– Мне хочется прикасаться к тебе, – с улыбкой произнесла я, но глаз по-прежнему не открывала.

– Я все еще тебе нравлюсь? – спросил он.

– Да.

– Хорошо. Ты мне тоже.

– Знаю.

Он усмехнулся мне в плечо, а я запрокинула голову, взяла его руки и положила их себе на грудь. Он тут же начал поглаживать ее.

– Ты невероятная, – прошептал он мне на ухо, прихватив мочку зубами. – Я смотрю на тебя и не могу думать ни о чем больше – только о том, как сильно тебя хочу.

Одна его рука скользнула вниз, к моей промежности.

– О боже, – простонала я, возбужденная этим властным, собственническим жестом. – Джекс.

– Ты моя, черт возьми.

– Да, – я облизнула губы, задыхаясь.

Его рука стала еще требовательнее, отчего я выгнулась, прижавшись к нему. Он ласкал мою грудь, массировал промежность.

– У меня столько фантазий с твоим участием, Джульетта.

Его голос немного надломился. Я поняла, что он пытается не утратить над собой контроль.

– Столько ракурсов, в которых я хочу увидеть тебя. И многое из этого я планирую воплотить сегодня.

Его слова прозвучали почти как угроза. Открыв глаза, я увидела, что он стоит, склонив ко мне голову, и смотрит на меня так напряженно, так неотрывно, словно я – его любимая игрушка.

Я почувствовала движение рук за спиной и не успела подумать о том, что он делает, как Джекс расстегнул свой ремень и, вытащив его из штанов, щелкнул им в воздухе.

Вздрогнув, я нервно рассмеялась.

– Все в порядке? – с иронией спросил он, по-прежнему держа ремень в руке.

Я кивнула и тихо произнесла:

– Хм…

– Что?

Я отвела взгляд, подыскивая правильное слово.