Она умолкла и переключила внимание на музыкантов, которые называли себя Skull Feathers[4] – очевидная связь с названием клуба. Они достали инструменты, и музыка, игравшая в зале, стихла – слышались только одобрительные возгласы толпы.

– Кто? – Джульетта посмотрела на меня с недоумением на лице.

Я поднял палец кверху, призывая подождать.

Барабанщик дважды ударил в барабан, и из двух факелов по бокам сцены вырвались языки пламени. Джульетта засмеялась, вероятно, от неожиданности, и бросила на меня восхищенный взгляд. Я с улыбкой наблюдал за ней. Шоу-то я и раньше видел. Сотню раз.

Огонь бросал отблески света на ее лицо, блики пламени танцевали в ее зеленых глазах. Рот у нее был приоткрыт, а на лице написано удивление, как у ребенка, который впервые в жизни видит фейерверк. Она следила за происходящим на сцене словно зачарованная.

Группа начала играть, вибрации ударных резонировали в теле, и толпа обезумела. Люди топали ногами, трясли головой, прыгали. Группа исполняла кавер-версию композиции Роба Зомби Dragula. Когда народ завопил еще громче, я понял, кто появился на сцене, но не повернулся.

Я должен был увидеть реакцию Джульетты. Если происходящее внушит ей отвращение, я уведу ее отсюда и извинюсь перед ней. Если же ей понравится… Но я сомневался, что понравится. Это шоу было не для всех.

– Что? – Она вопросительно посмотрела на меня, но тут же снова переключила внимание на сцену.

Я наблюдал за ней, зная, что она видит.

Она видела темноволосую женщину, которой было за тридцать. Она не играла на инструментах, не пела и не танцевала.

– О боже, – Джульетта сдвинула брови, и тогда я понял: она начинает понимать, что здесь происходит. Ее глаза вспыхнули, и она наклонила голову набок, продолжая с интересом наблюдать за происходящим.

Я с улыбкой закрыл глаза. Меня отпустило. Она не испугалась.

Я выпрямился и одним махом выпил полбутылки воды, а потом приковал взгляд к женщине на сцене. Ее черный корсет подчеркивал талию, ажурные трусики приковывали внимание к той самой части тела, а высокий черный цилиндр прикрывал глаза, но я знал, что они были светло-карими. Черные волосы роскошными волнами струились по спине, а черные сапоги до середины икры и черный жемчуг на шее завершали ее образ в стиле стимпанка.

Полные губы женщины были накрашены красной помадой, глаза подведены темно-фиолетовыми тенями, но макияж не отвлекал внимание от ее естественной красоты – высоких скул, раскосых глаз и оливковой кожи.

Необыкновенно красивая и яркая, она была душой этого места. Все и вся здесь вращалось вокруг нее.

Она покачивала головой и крутила запястьями в такт музыке. Улыбалась и подпевала, заставляя толпу кричать еще громче.

А следом за ней на сцену вышли два работника с длинными дредами, в черных шортах, рубашках и сапогах. Они ухватились за металлические крючки, свисавшие с потолка.

Я бросил взгляд на Джульетту. В ее глазах читалось изумление. Я мог расшифровать ее эмоции исключительно по выражению ее лица.

Нахмурилась. В замешательстве. Удивлена. Подняла подбородок и прищурилась. Заинтересована.

Снова посмотрев на сцену, я увидел, что женщина улыбается толпе, подняв руки вверх. Она выглядела как какое-нибудь божество. Я не видел, что происходит у нее за спиной, но знал, что сейчас будет. И все равно у меня перехватило дыхание, когда она взлетела вверх.

– Джекс! – сказала Джульетта так, словно не верила своим глазам. – Она висит. На крючках.

По моему лицу расползлась улыбка, и я снова облокотился на столик.

– Это так и называется – подвешивание на крюках. Необычно, да?

Она кивнула.

– Да. Но… – Она запрокинула голову, глядя на то, как женщина вращается в воздухе. Ее кожа растянулась в тех местах, где к ней прицепили четыре крючка. – Она… она выглядит словно…

– Что?

– Словно ангел. Похожа на темного ангела, правда?

Я посмотрел вверх, вспомнив, как сам впервые увидел то, что сейчас видела Джульетта. Женщина парила над толпой – темный, зловещий силуэт, но при этом она была совершенно ослепительна. Она приковывала к себе внимание, взгляды и сердца всех собравшихся здесь.

Почти всех.

– Я и не знала, что люди такое делают, – задумчиво произнесла Джульетта, – но она правда потрясающая.

Я снова поднял глаза. Фиолетовые, алые и белые перья на шляпе женщины контрастировали с черным интерьером зала.

– Ее зовут Шторм Круз, – сказал я. – Этот клуб принадлежит ей.

Джульетта повернулась ко мне:

– Ты с ней знаком?

Я едва заметно покачал головой.

– Мы не общались.

– Но ты приезжаешь сюда и смотришь ее выступления.

– Сюда и в другие места, где она выступает, – признался я.

Проглотив комок в горле, я посмотрел, как женщина раскачивается над нами, и мне впервые захотелось, чтобы она посмотрела вниз, на меня.

Мой голос был не громче шепота, когда я сказал:

– Это моя мать.


Джульетта молчала, но я чувствовал, что она ждет, пока заговорю я. Выжав сцепление и переключившись на шестую передачу, я набрал воздуха в грудь и начал:

– Ей было восемнадцать, когда она меня родила. Несмотря на то что тогда мать употребляла наркотики и алкоголь, я родился здоровым. Но она меня бросила. – Я провел рукой по волосам, представив себя младенцем. Плачущим. Беспомощным. – Она оставила меня в больнице. Никаких родовых сертификатов заполнено не было, поэтому персонал не знал, кто мой отец, пока он сам не нашел меня через пару лет. – Лучше бы этого не случилось. – Ему не сразу удалось получить опеку надо мной, пришлось сделать тест на отцовство и все такое. А вот она вообще ушла и ни разу не оглянулась.

– Ты не можешь этого знать, Джекс. Уверена, что ей в то время было очень нелегко, – сказала Джульетта, стараясь подбодрить меня.

Но меня не нужно было подбадривать. Я не чувствовал боли. Ни из-за того, что потерял мать, которой у меня никогда не было. Ни из-за того, что лишился отца, которого ненавидел. Наверное, мне просто хотелось, чтобы меня признали.

– Я ее не виню, – сказал я. – В конце концов, кто знает, как с ней обошелся мой отец? Она унесла от него ноги. Сделала то, что должна была. Она счастливая и успешная, живет той жизнью, которой хочет. Не злоупотребляет ничем. В прекрасной форме. Я обрадовался, узнав, что у нее все хорошо.

Я был счастлив знать, что у моей матери – женщины, которая дала мне жизнь, – не было проблем. Заслуживала она того или нет, я все равно не мог пройти мимо.

– Но она меня не искала, – добавил я. – Это мне точно известно.

Если бы она захотела, то могла бы найти. Черт, мои данные в базе могли конкурировать с информацией о президенте. Всю мою жизнь задокументировали, зашифровали и сохранили. Так бывает, когда растешь в системе опеки.

– А что Джаред говорит? – спросила Джульетта.

– Джаред не знает. Мэдок – единственный, кому я рассказал.

Я посмотрел на нее и увидел замешательство в глазах. Она отвела взгляд. С Мэдоком было проще разговаривать, и, когда мне нужно было с кем-то поделиться, я делал выбор в его пользу.

– По мнению Джареда, все что угодно может мне навредить. Он не хочет, чтобы я о чем-то волновался, с чем-то боролся, не хочет, чтобы я был несчастен. Увидев ее, он бы решил, что мне лучше держаться от нее подальше. – Наряд, обстановка, подвешивание… – Именно так он думал насчет тебя, – поддразнил я ее, ухмыльнувшись.

– Насчет меня?

Я кивнул.

– Ты же знаешь, что я запал на тебя еще в старших классах. Но я никогда тебя не домогался. Не задумывалась, почему?

– Домогался, – засмеялась она. – Ты постоянно флиртовал со мной.

Я снисходительно усмехнулся.

– Детка, если бы я тебя домогался, ты бы стала моей еще тогда. – Я протянул руку и погладил ее по бедру. – Просто Джаред считал, что я слишком сумасброден для Кейси Картер. Он думал, что через какое-то время ты придешь в чувство и кинешь меня.

Улыбка осветила ее лицо, и, отстегнув ремень безопасности, она наклонилась к моему уху. Мои глаза едва не закрылись, когда она поцеловала меня в шею, и я силой удержал их открытыми, пытаясь сосредоточиться на дороге.

– Значит, он мне не доверял? – прошептала она. Ее дыхание щекотало мою кожу. Я сжал руль.

– Хочешь сказать, он был неправ? – пошутил я.

– Хочу сказать, что меня бесит, когда мне говорят, кто я. – Она приблизила свое лицо к моему и быстро поцеловала меня в щеку. Я был разочарован. – Поезжай в «Черную Деб», хорошо?

Тату-салон, в который ходил Джаред?

– Зачем? – спросил я.

– Просто поезжай.

Въехав в город, я припарковался у обочины напротив салона. Внутри горел свет, но табличка с надписью «открыто» была перевернута другой стороной.

Я повернулся к Джульетте, чтобы сообщить ей об этом, но она уже хлопнула дверью и обходила машину спереди, держа в руках свою черную тетрадь.

Черт. Я покачал головой, гадая, что вообще происходит. Она хочет сделать татуировку? Прямо сейчас?

И все же поспешил вылезти из машины. Перебежав дорогу, вошел вслед за Джульеттой в салон и сразу заметил Ауру – мастера, к которому ходил Джаред. Она сидела, склонившись над набросками, и жевала бутерброд.

Подняв глаза и увидев Джульетту, Аура перестала жевать.

– Можешь найти для меня время? – спросила Джульетта.

Аура перевела взгляд на меня, вероятно, надеясь услышать какие-то объяснения.

Мы были знакомы. Я приходил сюда вместе с Джаредом, и Аура несколько лет подряд пыталась убедить меня что-нибудь нарисовать. «С татуировками ты будешь еще сексуальнее, парень», – говорила она. Собственно, ради этого люди и делали татуировки. Джульетта, должно быть, набила свои крылья ангела здесь, потому как на местности ориентировалась отлично.

Аура поднесла бутерброд ко рту и язвительно – что было для нее характерно – произнесла:

– Там вроде как табличка на двери – «закрыто», верно?

Джульетта, пролистав свою тетрадь, вырвала лист и протянула ее Ауре.

– Я хочу вот такую. Здесь. – Она потерла внутреннюю сторону запястья, где был шрам. – Пожалуйста, – добавила, снимая часы.

Я подошел ближе и, встав рядом с Аурой, посмотрел на набросок, сделанный Джульеттой. Это был текст. Надпись жирными черными буквами затейливым шрифтом: Non Domini.

– Что это означает? – спросил я.

– Это на латыни. «Хозяев нет».

Джульетта посмотрела мне в глаза, и между нами промелькнула искра понимания.

Ни матерей. Ни отцов. Ни надзирателей. Ни хозяев.

Мне нравилось. Вырвав листок из рук у Ауры, я уселся в ее кресло.

– Я первый.

Улыбка расползлась по лицу Джульетты.

– Ты? – спросила она, и глаза у нее загорелись. – Ты хочешь сделать татуировку?

Я выгнул бровь.

– Если ты сейчас начнешь раздувать… – предостерег я.

Она вскинула руки.

– Нет-нет. Я просто не хочу, чтобы ты принимал поспешные решения, из-за которых наутро будешь плакать.

– Да, ясно. Но мне нравятся эти слова, – пояснил я. – В тему.

По правде говоря, они были мне очень близки и не вызывали отторжения. И я действительно был не против подобного напоминания на собственном теле – впервые в жизни.

– Хорошо, – кивнула Джульетта.

Подойдя ко мне и поцеловав в губы, она бросила свой блокнот мне на колени.

– Я в туалет. Вернусь через минуту.

Она ушла, сомкнув руки за спиной, чтобы юбка не задиралась при ходьбе.

Я беззвучно рассмеялся и принял расслабленную позу.

– Она мне нравится, – тихо сказала Аура, закатав рукав моей футболки и начав очищать кожу на левом бицепсе.

– Рад, что ты одобряешь, – пробормотал я. А потом опустил взгляд. – Эй, она же вроде хотела сделать татуировку на запястье. Зачем ты очищаешь мне руку?

– Она хочет себе сделать на запястье. У тебя будет на бицепсе.

Я закатил глаза. У меня было такое чувство, словно со мной говорит мама Джареда.

– Вот ты стерва. Удивлен, что ты еще при делах.

Она фыркнула.

– Тебе понравится, и ты сюда еще вернешься.

– Возможно, – согласился я, просто чтобы она замолчала.

Положив ладонь на тетрадь Джульетты, лежавшую у меня на коленях, я стал пролистывать тетрадь в поисках других эскизов для татуировок. Дневник раскрылся на том месте, где была прикреплена ручка, и я увидел запись.

Закрой. Закрой тетрадь.

Я собирался закрыть.

Я хотел закрыть.

Но не закрыл.


Дорогая Кейси!

Однажды я где-то вычитала, что для женщины будет лучше, если ей разобьют сердце. До тех пор она не сумеет узнать себя по-настоящему. Она не знает, что такое боль, ведь лишь в любви может понять, каково это – найти то единственное, что дает воздух, а потом потерять. Пройдя это, она все сможет вынести. Сколько бы ни было у нее расставаний впоследствии, она полагается на себя и идет дальше.