Он показал на здание.

Люс определенно могла это понять. Здесь она постоянно чувствовала себя и задыхающейся, и выставленной напоказ. Кэм – последний, кого будет мучить синдром новичка. Он такой сдержанный. После вечеринки прошлой ночью, а теперь еще и запретного эспрессо она ни за что бы не заподозрила, что и он тоже ощущает удушье. Или выберет ее, чтобы поделиться этим ощущением.

За его спиной виднелся запущенный школьный двор. Отсюда не было заметно разницы между местностью по разные стороны кладбищенских ворот.

Люс решила согласиться.

– Только пообещай, что спасешь меня, если опрокинется еще какая-нибудь статуя.

– Нет, – пообещал Кэм так серьезно, что это разом свело на нет ее шутку, – этого больше не произойдет.


Ее взгляд упал на то место, где лишь парой дней раньше они с Дэниелом оказались близки к тому, чтобы остаться на кладбище навсегда. Теперь мраморный ангел, опрокинувшийся на них, исчез, оставив после себя лишь пустой постамент.

– Идем, – позвал Кэм, увлекая ее за собой.

Они обходили разросшиеся кусты сорняков. Кэм неизменно оборачивался подать ей руку, когда они перебирались через холмики грязи, раскопанной неизвестно кем.

Один раз Люс едва не потеряла равновесие и схватилась за какое-то надгробие, чтобы удержаться на ногах. Это оказалась большая отполированная плита, одна из сторон которой была оставлена необработанной.

– Мне всегда оно нравилось, – заметил Кэм, указывая на розоватый камень под ее пальцами.

Люс зашла с другой стороны, чтобы рассмотреть надпись.

– Джозеф Майли. С тысяча восемьсот двадцать первого по тысяча восемьсот шестьдесят пятый. Храбро сражался с северными захватчиками. Пережил три пули и пять павших под ним лошадей, прежде чем обрести вечный покой.

Люс хрустнула суставами пальцев. Может, Кэму нравится это надгробие, потому что полированный розоватый камень выделялся среди преимущественно серых? Или из-за замысловатых завитушек над надписью? Она вопросительно изогнула бровь.

– Ну да, – Кэм пожал плечами. – Мне просто нравится то, как оно повествует о его гибели. Это честно, понимаешь? Обычно люди не хотят в это углубляться.

Люс отвела взгляд. Это она усвоила слишком хорошо по уклончивой эпитафии на могиле Тревора.


– Подумай, насколько интереснее стало бы это место, если бы на надгробиях высекли причину смерти каждого.

Он указал на небольшую могилку чуть в стороне от места упокоения Джозефа Майли.

– Как думаешь, отчего она умерла?

– М-м, от скарлатины? – предположила Люс, пробираясь ближе.

Похороненная здесь девушка была младше нее, когда умерла. Не хотелось всерьез задумываться о том, как это могло случиться.

– Возможно. Либо так, либо при загадочном пожаре на сеновале, где юная Бетси невинно «прикорнула» вместе с соседским пареньком.

Люс прикинулась было оскорбленной, но выжидательное выражение на лице Кэма заставило ее рассмеяться. Как давно она последний раз прогуливала уроки с парнем. Конечно, сейчас это малость мрачнее, в отличие от обычного киношного флирта. Ну, или театрального, или на парковке, к которому она привыкла. Но эта мрачность присуща и всем учащимся «Меча и Креста». Хорошо это или плохо, но теперь Люс одна из них.

Она последовала за Кэмом на дно вогнутого кладбища, к более изукрашенным могилам и мавзолеям. Надгробия, казалось, наблюдали за ними со склонов, словно они актеры, выступающие в амфитеатре. Полуденное солнце оранжево сияло сквозь листву огромного кладбищенского дуба, и девушке пришлось ладонями заслонить глаза от света. День выдался самым жарким за всю неделю.

– Теперь об этом парне, – продолжил Кэм, указывая на огромную могилу, обрамленную коринфскими колоннами. – До конца уклонялся от призыва. Задохнулся, когда в его подвале рухнула балка. Что лишь доказывает: не стоит прятаться от облавы конфедератов.

– Вот как? Напомни-ка мне, отчего ты так хорошо в этом разбираешься?

Даже когда она поддразнивала его, Люс не оставляло ощущение странной избранности оттого, что она находится здесь с ним. Он постоянно поглядывал на нее, убеждаясь, что она улыбается.

– Всего лишь шестое чувство, – невинно усмехнулся Кэм. – Если захочешь, найдутся и седьмое, и восьмое, и девятое чувства.

– Впечатляюще. Пожалуй, пока удовольствуюсь чувством вкуса. Умираю от голода.

– К твоим услугам.

Кэм вытащил из сумки одеяло и расстелил его в клочке тени под могучим дубом. Открыл термос. Люс учуяла запах крепкого эспрессо. Она обычно не пила черный кофе, но Кэм наполнил стаканчик льдом, плеснул в него эспрессо и добавил сверху необходимый слой молока.

– Я забыл прихватить сахар.

– Я без сахара.

Люс отпила немного ледяного безалкогольного латте, первый за всю неделю изумительный глоток кофеина, запрещенного в школе «Меч и Крест».

– Повезло, – заметил Кэм, доставая из сумки продукты.

Глаза Люс все больше и больше округлялись, пока она наблюдала за тем, как он раскладывает еду. Темный хлеб, небольшая головка тающего сыра, глиняная плошка с оливками, мисочка фаршированных яиц и два ярко-зеленых яблока. Невероятно, как удалось Кэму запихнуть все это к себе в сумку. Неужели он планировал съесть все сам?


– Где ты это достал? – Люс притворилась, что полностью сосредоточена на отламывании горбушки хлеба. – Кстати, с кем ты собирался разделить пикник, пока под руку не подвернулась я?

– Пока под руку не подвернулась ты? – Кэм рассмеялся. – Я едва могу припомнить мою унылую жизнь до тебя.

Люс одарила его слегка язвительным взглядом, показывая, что сочла этот ответ крайне низкопробным и только самую малость лестным. Она оперлась локтями на одеяло и вытянула скрещенные ноги. Кэм сидел по-турецки к ней лицом, а когда потянулся через нее за ножом для сыра, его ладонь скользнула, а потом и вовсе оперлась о ее коленку. Парень взглянул на нее, словно спрашивая: «Это ничего?».

Люс не отпрянула, и он, оставшись в той же позе, взял у нее из рук буханку, воспользовавшись ее бедром словно столешницей, пока раскладывал на хлеб треугольнички сыра. Ей понравилось ощущение его веса на своей ноге.

– Я начну с вопроса попроще. Пару дней в неделю я помогаю на кухне. Это часть соглашения, касающегося моего возвращения в «Меч и Крест». Предполагается, что я должен это отрабатывать, – он закатил глаза. – Знаешь, я не против. Думаю, дело в том, что мне нравится жара. Конечно, если не считать ожогов от масла.

Кэм, подняв руки, продемонстрировал множество крохотных шрамов на внутренней стороне запястий.

– Производственный риск, – небрежно пояснил он. – Зато у меня есть доступ в кладовую.

Люс не смогла удержаться и провела пальцами по мельчайшим бледным рубцам, растворяющимся на еще более бледной коже. Прежде чем она успела смутиться от собственной развязности и отстраниться, Кэм перехватил и сжал ее руку.

Она уставилась на его пальцы, обхватившие ее ладонь. Удивительно, насколько близки оттенки их кожи. В этих краях среди покрытых загаром южан Люс всегда стеснялась своей бледности. Но кожа Кэма оказалась такой поразительной и броской, почти с металлическим блеском. И теперь Люс осознала, что, возможно, выглядит так же, как и он. Ее плечи вздрогнули, и слегка закружилась голова.

– Замерзла?

Встретившись с ним взглядом, Люс поняла: он знает, что ей не холодно.

Кэм придвинулся ближе и понизил голос до шепота.

– Теперь, полагаю, ты захочешь, чтобы я признался, что увидел из окна кухни, как ты идешь по двору, и упаковал все это, надеясь уговорить тебя прогулять вместе со мной уроки?

Сейчас она охотно уткнулась бы в свою чашку, выуживая оттуда лед, если бы тот уже не растаял на душной сентябрьской жаре.

– И ты заранее рассчитал весь этот романтический пикник, – заключила Люс. – На живописном кладбище.

Кэм тронул пальцем ее нижнюю губу.

– Эй, это ты завела разговор о романтике. Девушка отпрянула. Он прав. Она слишком самонадеянна. Второй раз за день. Щеки вспыхнули, когда она попыталась не думать о Дэниеле.

– Я шучу, – вздохнул он, покачав головой при виде пришибленного выражения ее лица. – Неужели это не очевидно?

Он взглянул на стервятника, описывающего круги над огромным белым памятником в форме пушки.


– Знаю, тут отнюдь не рай, – заметил он, бросая Люс яблоко, – но просто представь, что мы в песне Smiths[5]. Что до меня, – продолжил Кэм, облокачиваясь на одеяло, – по-моему, место вполне приемлемое.

Люс с сомнением покосилась на него. Заодно пожалела, что он отстранился, но застенчивость не позволила ей пододвинуться.

– Там, где я вырос, жизнь не слишком-то отличалась от тюремных порядков, принятых в «Мече и Кресте». В итоге я абсолютно невосприимчив к тому, что меня окружает.

– Не может быть. Если бы я вот сейчас протянула тебе билет на самолет до Калифорнии, ты бы не пришел в полнейший восторг от возможности вырваться отсюда?

– М-м, скорее, остался бы умеренно равнодушным.

– Я тебе не верю, – Люс пихнула его в бок.

– Должно быть, у тебя было счастливое детство. Девушка вгрызлась в плотную зеленую кожицу яблока, слизнула побежавший по пальцам сок, мысленно перелистала перечень всех хмурых взглядов родителей, визитов к врачам, смен школ, окутанных, словно саваном, черными тенями. Нет, она бы не назвала свое детство счастливым. Но если Кэм даже не ищет выхода из «Меча и Креста», не видит на горизонте ничего обнадеживающего, возможно, его детство было еще хуже.

У их ног раздался шорох. Люс сжалась в комок, когда толстая зеленая с желтым змея проползла мимо. Пытаясь не придвигаться к ней слишком близко, девушка перекатилась на колени и уставилась на мерзкую тварь. Не просто змея, а змея в линьке. Полупрозрачная шкурка сходила с ее хвоста. Змеи водятся по всей Джорджии, но Люс никогда не видела сброшенной кожи.

– Не кричи, – попросил Кэм, положив ладонь ей на колено.

От его прикосновения действительно стало спокойнее.

– Она уползет, если мы просто оставим ее в покое.

Быстро это закончиться не могло. Люс отчаянно хотелось завизжать. Она всегда терпеть не могла и боялась змей. Они такие скользкие и чешуйчатые, и…

– Фу-у.

Она дрожала, но не могла отвести глаз от змеи, пока та не скрылась в высокой траве.

Ухмыляясь, Кэм подобрал сброшенную шкурку и положил ей на ладонь. На ощупь кожа все еще казалась живой, словно влажная головка чеснока. Правда, эта штуковина только что свалилась со змеи. Гадость. Люс швырнула ее на землю и вытерла руку о джинсы.

– Ну же, неужели тебе не показалось это милым?

– Меня что, выдала дрожь?

Ее слегка смущало то, насколько по-детски она, должно быть, выглядела.

– Как насчет твоей веры в силу преображения? – спросил Кэм, ощупывая сброшенную кожу. – В конце концов, для этого-то мы здесь.

Он успел снять очки. Изумрудные глаза казались такими уверенными. Он снова застыл, ожидая ее ответа.

– Мне начинает казаться, что ты несколько странный, – наконец выдавила она, вымученно улыбнувшись.


– О, и только подумай о том, как много тебе еще предстоит узнать обо мне, – он придвинулся ближе.

Ближе, чем когда появилась змея. Ближе, чем от него ожидала Люс. Он медленно провел ладонью по ее волосам. Она напряглась.

Кэм красив и притягателен. Непонятно, почему, когда она должна была превратиться в комок нервов, вот как сейчас, ей по-прежнему было уютно. Хотелось находиться там, где она есть. Люс не могла оторвать глаз от его губ, полных, розовых, придвигающихся ближе, отчего голова закружилась еще сильнее. Он прижался к ее плечу своим, у нее в груди зародилась непривычная дрожь. Она смотрела, как он приоткрывает губы. Потом прикрыла глаза.

– Так вот вы где! – запыхавшийся голос выдернул Люс из настроения.

Она раздраженно вздохнула и переключила внимание на Габби, стоящую перед ними с завязанным сбоку высоким хвостиком и рассеянной улыбкой на лице.

– Я вас повсюду ищу.

– И с какой стати ты этим вообще занимаешься? – мрачно уставился на нее Кэм, чем в глазах Люс заработал еще несколько очков.

– О кладбище я подумала в последнюю очередь, – продолжала трещать Габби, загибая пальцы. – Проверила ваши комнаты, потом под трибунами, потом…

– Чего ты хочешь, Габби? – оборвал ее Кэм, едва ли не по-братски, будто они знакомы уже долгое время.

Та моргнула, прикусила губку.

– Эта мисс София, – призналась Габби, прищелкнув пальцами. – Точно. Она просто обезумела, когда Люс не появилась на занятии. Твердила, какая ты многообещающая ученица и все такое.

Люс никак не могла понять эту девицу. Она говорит правду и просто выполняет поручение? Высмеивает Люс за то, что произвела хорошее впечатление на учителя? Ей недостаточно того, что она вьет веревки из Дэниела, собирается отбить еще и Кэма?

Габби должна была почувствовать, что чему-то помешала, но нет, она стояла, моргая огромными оленьими глазами и накручивая на палец прядку светлых волос.