Тот провернулся в замке. Люс неожиданно пробрала дрожь возбуждения. Пенн права, здесь куда интереснее, чем зарисовывать фамильное древо.

Они немного прошли по теплому сырому коридору, потолок которого лишь на несколько дюймов возвышался над головами. Спертый воздух смердел так, словно поблизости что-то сдохло. Люс почти радовалась тому, что в помещении слишком темно, чтобы ясно различать пол. Едва закрался страх перед замкнутым пространством, как Пенн достала новый ключ, открывший маленькую, но куда более современную дверцу. Пригнувшись, они нырнули внутрь, где уже смогли выпрямиться во весь рост.

В архиве попахивало плесенью, хотя воздух был куда прохладнее и суше. Внутри стояла непроглядная темнота, только табличка «выход» мерцала у них над головами тусклым красноватым светом.

Люс с трудом различала приземистый силуэт Пенн, шарящей руками в воздухе.

– Где же этот шнурок? – бормотала она. – Да вот же он.

Легонько потянув, она включила лампочку без абажура, свисающую с потолка на металлической цепочке. В комнате по-прежнему было сумрачно, но теперь Люс видела, что бетонные стены выкрашены в тот же оливково-зеленый цвет, а вдоль них выстроены тяжелые металлические стеллажи и картотечные шкафы. Полки тоже были заставлены множеством ящиков с карточками, а проходы между ними, казалось, таяли в бесконечности. Все покрывал толстый войлочный слой пыли.

Внезапно Люс померещилось, что солнечный свет дня остался далеко-далеко. Хотя она знала, что от поверхности земли ее отделяет лишь один лестничный пролет, с тем же успехом это могло быть и милей. Она зябко растерла голые плечи. На месте теней она бы не преминула поселиться именно в этом подвале. Пока никаких следов их присутствия не было, но Люс прекрасно знала, что это еще не повод чувствовать себя в безопасности.

Пенн, совершенно не беспокоясь царящим в подвале полумраком, вытащила из угла табурет-стремянку.

– Ух ты, – заметила она, волоча его за собой. – А кое-что изменилось. Раньше документы прямо тут и хранили. Наверное, устроили небольшую весеннюю приборку с тех пор, как я последний раз совала сюда нос.

– И как давно это было?

– Около недели назад.

Голос Пенн постепенно стих, когда она скрылась в темноте за высоким картотечным шкафом.

Люс не могла представить, зачем «Мечу и Кресту» могло понадобиться столько ящиков с бумагами. Она приподняла одну из крышек, извлекла из-под нее толстую папку, помеченную «Исправительные меры». И сглотнула пересохшим горлом. Возможно, ей лучше и не знать.

– Они тут в алфавитном порядке, по фамилиям учащихся, – приглушенно и словно бы издали сообщила Пенн. – Б, В, Г. А вот и Григори.

Люс двинулась по узенькому проходу на звук шелестящей бумаги и вскоре обнаружила Пенн с ящиком в руках, шатающуюся под его весом. Папку с личным делом Дэниела она зажала под подбородком.

– Какая тоненькая, – заметила она, приподняв голову так, чтобы Люс смогла забрать находку. – Обычно они куда как толще.

Она покосилась на подругу и прикусила губу.


– Ладно, теперь я говорю как одержимая фанатичка. Давай просто поглядим, что там внутри.

В папке Дэниела обнаружилась единственная страница. Черно-белая ксерокопия, по всей видимости, фотография из его ученического дела была приклеена в верхнем правом углу. Он смотрел прямо в камеру, на Люс, с едва заметной улыбкой на губах. Она не удержалась и улыбнулась ему в ответ. Он выглядел так же, как и той ночью, когда, ну, словом, она никак не могла вспомнить, когда именно. Его образ с подобным выражением лица четко вырисовывался в ее сознании, но она никак не могла определить, где его видела.

– Боже, он что, ни капли не изменился? – Пенн прервала размышления девушки. – Глянь-ка на дату. Этот снимок был сделан три года назад, когда он только попал в «Меч и Крест».

Люс наверняка должна была думать о том же самом. Да, тогда Дэниел выглядел точно так же, как и сейчас. Но ей казалось, что она думала – или вот-вот подумала бы – о чем-то другом, правда, не могла вспомнить, о чем именно.

– Родители неизвестны, – вслух читала Пенн, пока подруга заглядывала ей через плечо. – Опекун – сиротский приют округа Лос-Анджелес.

– Сиротский приют? – Люс прижала ладонь к сердцу.

– Это все, что здесь есть. Остальное относится к его…

– …истории правонарушений, – договорила Люс. – Праздношатание по общественным пляжам после их закрытия, вандализм по отношению к тележке для покупок, переход улицы в неположенном месте.


Пенн вытаращилась на нее во все глаза и подавила смешок.

– Красавчика Григори арестовали за переход улицы в неположенном месте? Согласись, это забавно.

Люс не хотелось представлять, как Дэниела арестовывают, за что бы то ни было. Еще меньше нравилось то, что, по мнению «Меча и Креста», вся его жизнь сводилась не более чем к списку мелких правонарушений. Тут внизу столько ящиков с бумагами, а про него нашлось только это.

– Должно быть что-то еще, – настаивала она. Над их головами послышались шаги. Взгляды Люс и Пенн метнулись вверх.

– В главной конторе, – прошептала Пенн, вытащив из рукава бумажный платочек, чтобы высморкаться. – Это может быть кто угодно. Но, поверь мне, никто сюда не спустится.

Секундой позже дверь в глубине комнаты со скрипом приоткрылась, и лестницу озарил свет из коридора. Шаги направились вниз. Пенн дернула Люс сзади за майку, втащив ее в просвет между стеной и стеллажом. Они затаились, задержав дыхание и сжимая в руках личное дело Дэниела. Вот так провал!

Люс зажмурилась в ожидании худшего, когда по комнате разлилось навязчивое, мелодичное гудение. Кто-то мурлыкал себе под нос.

– Ду-у-у да-да-да ду-у, – тихонько напевал женский голос.

Она вытянула шею, выглянув между двух ящиков с папками, и различила худенькую пожилую женщину с небольшим фонариком, укрепленным на голове на шахтерский манер. Мисс София. Она тащила пару больших коробок, поставленных одна на другую, так что единственной частью, видневшейся из-за них, оказался сияющий лоб. Ее походка казалась такой легкой, словно коробки набиты пухом, а не тяжелыми папками.

Пенн стиснула Люс руку. Девушки наблюдали за тем, как мисс София убирает коробки на пустую полку. Потом она достала ручку и что-то пометила в своем блокноте.

– Осталась еще парочка, – пробормотала мисс София и прибавила что-то совсем тихое, Люс не удалось это расслышать.

Секундой позже она уже плавно поднималась по лестнице, исчезнув столь же быстро, сколь и появилась. Мгновением позже стихло и ее мурлыканье.

Когда дверь захлопнулась, Пенн шумно выдохнула.

– Она сказала, что остались еще коробки. Скорее всего, она вот-вот вернется.

– И что нам делать?

– Поднимешься по лестнице, – велела Пенн, указывая направление. – Наверху повернешь налево и вернешься в главное здание. Если кто-то тебя увидит, можешь сказать, что искала уборную.

– А ты?

– Я уберу личное дело Дэниела и нагоню тебя у трибун. Мисс София ничего не заподозрит, если встретит меня одну. Я провожу тут внизу столько времени, будто это моя вторая спальня.

Люс с легким уколом сожаления посмотрела на папку, не готовая уйти. Примерно в то же время, когда решилась заглянуть в личное дело Дэниела, она заодно задумалась и о документах Кэма. Дэниел такой скрытный, и, к сожалению, его папка – тоже. А вот Кэм казался настолько открытым и понятным, что это пробудило ее любопытство. Интересно, сумеет ли она выяснить о нем что-нибудь такое, чем он сам не стал бы делиться. Но единственный взгляд на лицо Пенн подсказал, что времени у них в обрез.

– Если о Дэниеле возможно еще что-то разузнать, мы это сделаем, – пообещала Пенн. – Будем продолжать поиски. А теперь иди.

И она легонько подтолкнула Люс к двери. Девушка торопливо пробежала по вонючему проходу и распахнула дверь на лестницу. Воздух там еще был душным, но с каждой ступенькой вверх становился все свежее. Когда она наконец заглянула за угол, пришлось поморгать и потереть глаза, чтобы те привыкли к яркому солнечному свету, заливающему коридор. Она едва не на ощупь свернула, через побеленные двери вышла в главный вестибюль. И застыла на месте.

Два черных сапога на шпильках, скрещенные в районе щиколоток, выглядывали из телефонной кабинки, крича прямо-таки в голос о Злой ведьме с Юга[6].

Люс поспешила к входной двери, надеясь остаться незамеченной, но обнаружила, что сапоги на каблуках прилагаются к лосинам под змеиную кожу, а те, в свою очередь, – к неулыбчивой Молли. Крохотный серебристый фотоаппарат лежал у нее в ладони. Она взглянула на Люс, повесила телефонную трубку и со стуком поставила ноги на пол.

– И почему ты выглядишь такой виноватой, а, Котлетка? – Молли упирала руки в бока. – Позволь, я угадаю. Ты по-прежнему пропускаешь мимо ушей мой совет держаться подальше от Дэниела.

Все это разыгрывание из себя злобного чудовища – явно не притворство. Откуда знать Молли, где только что побывала Люс. Она вообще ничего о ней не знает. И у нее нет причин вести себя так недоброжелательно. С первого школьного дня Люс ничего ей не сделала, не считая попыток держаться от нее подальше.

– Ты что, забыла, каким чертовым несчастьем обернулся последний раз, когда ты пыталась навязаться не заинтересованному в тебе парню? – резко спросила та. – Как там его звали? Тейлор? Трумэн?

«Тревор».

Откуда Молли знает о Треворе? Вот он, ее самый жуткий секрет. Единственное, что хотела и должна была сохранить в тайне Люс.

Воплощение зла не только все о ней знает, но и не стесняется заводить разговор на эту тему, жестоко, надменно. Посреди административного корпуса школы.

Возможно ли, что Пенн солгала и Люс не единственная, с кем она делится своими открытиями? И найдется ли этому хоть какое-то разумное объяснение? Она обхватила руками плечи, чувствуя себя несчастной, выставленной на всеобщее обозрение. И необъяснимо виноватой, как и в ночь пожара.

Молли склонила голову набок.

– Наконец-то, – с заметным облегчением заключила она. – Что-то до тебя все-таки дошло.

Она повернулась к Люс спиной и настежь распахнула входную дверь. Перед тем как неторопливо прошествовать наружу, оглянулась и свысока воззрилась на нее.

– В общем, не стоит делать со старым добрым Дэниелом того же, что ты сотворила с этим, как там его. Усекла?

Люс бросилась было за ней, но в нескольких шагах от двери поняла, что, скорее всего, сломается, если попробует сцепиться с Молли прямо сейчас. Эта девица попросту слишком злобная. Затем, посыпая солью ее раны, от трибун рысцой поспешила Габби, встретившись с Молли посреди поля. Они стояли слишком далеко, чтобы различить выражения их лиц, когда обе повернулись и посмотрели на нее. Голова, увенчанная блондинистым хвостиком, склонилась к короткой темной стрижке. Самый зловещий разговор с глазу на глаз, какой когда-либо наблюдала Люс.

Она стиснула взмокшие кулачки, представляя, как Молли выложит все, что ей известно о Треворе, а Габби тут же побежит передавать новости Дэниелу. При мысли об этом от кончиков пальцев вверх по рукам и до самой груди раскатилась ноющая боль. Может, Дэниела и поймали за переходом улицы в неположенном месте, ну и что? Это и в сравнение не идет с тем, из-за чего сюда угодила Люс.

– Поберегись! – раздался окрик.

Она всегда терпеть не могла это слышать. Спортивный инвентарь любого рода обладал занятным свойством попадать точно в нее. Девушка прищурилась, оглянувшись против солнца. И ничего не успела увидеть, не говоря уже о том, чтобы заслонить лицо, прежде чем в него что-то вмазалось так, что у нее загудело в ушах. Ой.

Футбольный мяч Роланда.

– Отлично! – крикнул парень, когда мяч отлетел прямо ему в руки.

Будто она специально его отбила. Люс потерла лоб и сделала несколько неуверенных шагов в сторону.

Ладонь на запястье. Искорка жара, вышибившая из нее дыхание. Она опустила глаза, обнаружив на своей руке загорелые пальцы, обернулась навстречу глубоким серым глазам Дэниела.

– Ты в норме?

Она кивнула, он приподнял бровь.


– Если ты хотела поиграть в футбол, могла бы сразу так и сказать. Я был бы счастлив объяснить некоторые тонкости игры. Скажем, как большинство людей использует менее чувствительные части тела, чтобы отбивать мяч.

И он выпустил ее запястье. Люс показалось, что он тянется погладить пальцами саднящую сторону ее лица. На миг она застыла на месте затаив дыхание. Потом в груди все сжалось, поскольку Дэниел откинул челку, упавшую на глаза.

И только тогда Люс поняла, что он над ней смеется.

А почему бы ему и не смеяться? У нее на лице, должно быть, отпечатался футбольный мяч.

Молли и Габби, скрестив на груди руки, по-прежнему наблюдали за ней. А теперь еще и за Дэниелом.

– Похоже, твоя девушка начинает ревновать, – заметила Люс, показывая на них.

– Которая? – уточнил он.

– Я и не знала, что они обе твои девушки.