Лорен Кейт - Падшие

То, как он, засмеявшись, обернулся к ней, напомнило Люс отцовскую манеру, когда они вместе смотрели забавные фильмы, и ей сделалось немного легче.

Колеса вертелись уже очень быстро, и взлетной полосы оставалось совсем немного. Скоро им предстоит подняться в воздух. В противном случае, они загремят прямо в озеро.

– Кстати, знаю, о чем ты думаешь, – крикнул историк, перекрывая рев двигателя. – Не волнуйся, я постоянно этим занимаюсь!

Как раз перед тем, как внизу закончился грязный берег, он с силой дернул за рычаг между ними. Нос самолета запрокинулся к небу. На миг горизонт пропал из виду, и желудок Люс мотнуло куда-то вместе с ним, однако вскоре самолет выровнялся, и перед ними открылся вид на верхушки деревьев и чистое, еще звездное небо. Внизу мерцало озеро. С каждой секундой оно все больше отдалялось. Они взлетели, направляясь к западу. Самолет описал петлю, и вскоре в окне со стороны Люс показался лес, через который недавно пролетали они с Дэниелом. Она вглядывалась туда, прижимаясь лицом к стеклу, высматривая его, и, прежде, чем самолет снова выровнялся, ей померещилась небольшая лиловая вспышка. Она стиснула висящий на шее медальон и поднесла его к губам.

Теперь под ними проплывал школьный двор и примыкающее к нему кладбище. Место, где вскоре будет похоронена Пенн. Чем выше они поднимались, тем большая часть школы открывалась взору Люс, школы, где, наконец, раскрылась, пусть и несколько иначе, чем представлялось, ее величайшая тайна.

– Да уж, они действительно сурово обошлись с этим местом, – заметил мистер Коул, покачав головой.

Люс понятия не имела, как много ему известно о ночных событиях. Он казался таким обыкновенным, относился ко всему этому крайне спокойно.

– Куда мы летим?

– На маленький островок у побережья, – историк показывал вдаль в сторону моря, где горизонт еще терялся во мраке. – Это не слишком далеко.

– Мистер Коул, вы встречались с моими родителями?

– Очаровательные люди.

– Смогу ли я, словом, мне бы хотелось с ними поговорить.

– Разумеется. Мы что-нибудь придумаем.

– Они ни за что не смогут поверить во все это.

– А ты можешь? – спросил он, лукаво улыбнувшись, когда самолет взмыл выше.

В этом-то и суть. Она должна верить во все это. От первого мрачного явления теней до мига, когда их с Дэниелом губы встретились, до Пенн, лежащей замертво на алтаре придела. Всего этого не могло не произойти в реальности.

Как иначе ей удастся продержаться до тех пор, пока она вновь не увидится с Дэниелом? Люс сжала медальон на шее, хранящий память о целой жизни. Дэниел напомнил о том, что память со временем ей откроется.

Люс не знала, что обнаружит там, как, впрочем, не ведала и того, куда везет ее мистер Коул. Но утром в приделе, стоя рядом с Аррианой, Габби и Дэниелом, она ощутила себя частью чего-то. Не потерянной, испуганной и покорной, а будто значимой не только для Дэниела, но и для всех них.

Она глянула в ветровое стекло. По идее, они уже должны были миновать солончаки, и дорогу, по которой ее везли в тот ужасный бар на встречу с Кэмом, и длинную ленту песчаного пляжа, где она впервые поцеловала Дэниела. Теперь они летели над открытым морем, к своей цели, скрывавшейся где-то там, впереди.

Никто не явился немедленно, чтобы сообщить, что по-прежнему остаются битвы, в которых ей придется сражаться, однако Люс ощущала в себе это знание, ведь они находятся в самом начале чего-то долгого, важного и трудного.

Вместе.

И неважно, будут ли битвы ужасными, искупительными или теми и другими, Люс больше не хотелось быть пешкой. Странное, неведомое доселе, чувство медленно разливалось по ее телу, пропитанное всеми ее прошлыми жизнями, любовью, которую она питала к Дэниелу, и которая прежде угасала столько раз.

От этого чувства захотелось встать рядом с ним и сражаться. Сражаться за то, чтобы оставаться в живых достаточно долго и прожить с ним рядом целую жизнь. Сражаться за единственное, что казалось стоящим, благим, возвышенным, могущественным. Словом, чтобы ради этого рисковать всем.

Ради любви.

Всю ночь он следил за ее беспокойным сном на узкой брезентовой раскладушке. Единственный армейский зеленый фонарь, висящий на одной из низких потолочных балок бревенчатой хижины, озарял ее фигуру. Мягкое сияние высвечивало ее блестящие черные волосы, разметавшиеся по подушке, и щеки, гладкие и розовые после умывания.

Всяуий раз, когда морские волны с ревом накатывали на заброшенный пляж, она переворачивалась на другой бок. Ее футболка настолько плотно обтягивала тело, что, когда тонкое одеяло сбилось, он сумел различить крохотную ямочку на ее нежном левом плече. А прежде он столько раз целовал ее.

Она, то вздыхала во сне, то дышала ровно, то стонала откуда-то из глубин сновидения. Но от удовольствия или от боли, он не мог сказать. Дважды она позвала его по имени.

Дэниелу хотелось спуститься к ней. Оставить насест на запорошенных песком старых ящиках из-под боеприпасов, однако она не может знать, что он здесь, да и вообще где-то поблизости. И что уготовили следующие несколько дней.

Позади, в окне с двойным переплетом, покрытом налетом соли, он краем глаза уловил мелькнувшую тень. Потом услышал легчайшее постукивание в стекло. С усилием оторвав взгляд от нее, Дэниел передвинулся к окну и отпер задвижку. Поток дождевой воды хлынул наружу, вновь объединившись с морем. Черное облако скрыло луну, и на лицо гостя не упало ни единого лучика света.

– Я могу войти? Кэм опоздал.

Хотя тот вполне был способен просто появиться из пустоты рядом с Дэниелом, тем не менее, шире открыл створку окна, позволяя ему протиснуться внутрь. В эти дни требовалась не меньшая формальность. Для обоих было важно ясно продемонстрировать то, что Дэниел именно пригласил Кэма войти.

Лицо Кэма по-прежнему скрывалось в тени, но не было заметно, что он преодолел под дождем несколько тысяч миль. Темные волосы и кожа оставались сухими, золотые крылья, теперь небольшие и плотные, – были единственной светящейся частью. Будто их выковали из чистейшего червонного золота. Хотя он аккуратно сложил их за спиной, когда присел рядом с Дэниелом на растрескавшийся деревянный ящик, их будто потянуло к переливчато-серебряным крыльям второго ангела. Таков естественный порядок вещей, необъяснимое доверие. Дэниел не мог отодвинуться ни на дюйм, не отказавшись от возможности беспрепятственно смотреть на Люс.

– Она так прекрасна, когда спит, – тихонько заметил Кэм.

– И поэтому ты хотел, чтобы она уснула навеки?

– Я? Да никогда. И я бы убил Софию за ее попытку, но не позволил ей свободно сбежать, как поступил ты.

Кэм подался вперед, поставив локти на ограждение чердака. Внизу Люс натянула повыше одеяло.

– Я просто хотел ее. Сам знаешь, почему.

– Тогда мне очень жаль, поскольку в финале тебя ждет разочарование.

Кэм встретился взглядом с Дэниелом и потер подбородок, еле слышно и горько рассмеявшись.

– О, Дэниел, твоя недальновидность меня поражает. Ты еще не заполучил ее.

Он окинул Люс еще одним долгим взглядом.

– Она сама может так считать. Но мы-то оба знаем, насколько мало она смыслит.

Крылья Дэниела плотно прижимались к лопаткам, кончики все равно топорщились. В сторону крыльев Кэма. Он не мог этому воспрепятствовать.

– Перемирие длится восемнадцать дней, – напомнил Кэм. – Хотя у меня такое чувство, что мы можем понадобиться друг другу гораздо раньше.

Он встал, оттолкнув ногой ящик. От скребущего звука, донесшегося с потолка, глаза Люс распахнулись, но оба ангела успели нырнуть в тень прежде, чем ее взгляд успел за что-либо зацепиться.

Они застыли лицом к лицу, по-прежнему измотанные битвой, но знающие, что это всего лишь предвестие грядущего.

Кэм медленно вытянул вперед бледную правую руку.

Дэниел вытянул свою.

И пока внизу Люс снилось, как разворачиваются самые великолепные на свете крылья, подобных которым она никогда прежде не видела, два ангела на стропилах пожали друг другу руки.

Огромное спасибо всем сотрудникам издательств «Рэндом Хаус» и «Делакорт Пресс». Они проделали большую работу хорошо и быстро!

Спасибо Венди Лоджиа. Его самоотверженное великодушие и воодушевление подстегивали меня с самого начала.

Кристе Витоле – за невероятно полезную закулисную работу.

Бренде Шильдген из Калифорнийского университета в Дэвисе – за информацию и вдохновение.

Наде Корнье – за помощь в том, чтобы вся эта затея сдвинулась с места.

Теду Малаверу – за резкое, любезное и забавное редакторское руководство.

Майклу Стернсу, бывшему шефу, а теперь надежному коллеге и другу. Ты просто гений!

Моим родителям; дедушкам и бабушкам, Робби, Ким и Джордану. Моей новой семье в Арканзасе.

И Джейсону, который разговаривает со мной о персонажах так, будто они реальные люди, и до тех пор, пока мне не удается понять их характер до конца. Ты вдохновляешь меня и каждый день смешишь, бросаешь мне вызов. Тебе принадлежит мое сердце.

Мне не хватает слов, когда я думаю о вашей постоянной поддержке.

Я люблю вас всех.