– Не бойся, – сказала я. – Я не психованная дура, а нормальный человек. Из-за пробок не собираюсь предъявлять тебе претензии. Лучше расскажи, как прошел твой день.

– В мыслях о тебе. Надеюсь, в ближайшее время ты не собираешься в какую-нибудь очередную командировку?

– Нет. Я уволилась.

– Ого! – поразился Леша. – Поздравлять или…

– Конечно, поздравлять! – убежденно произнесла я.

– Да ты отчаянная девчонка!

– Беру пример с тебя.

Мы переглянулись и засмеялись.

– Еще я ходила смотреть свой новый дом. По-моему, ничего так. Можно вселяться и жить.

– Вот так просто? И не надо стяжку делать и прочее?

– Нет, не надо, я же говорю: вселяйся да живи… – ответила я. – Хотя, возможно, какой-то ремонт все-таки потребуется.

– Я в полном твоем распоряжении, если что, – тут же отозвался Леша.

– Ты не обязан заниматься моим ремонтом. Не должен…

– Нет, не должен. Но почему же нет?! – тут же возразил он сам себе. – Вообще, при чем тут должен или не должен? Я так хочу. Мне в радость помочь тебе.

Мы встали в очередной пробке и, пользуясь моментом, поцеловались. «Сказать ему о том, что я сегодня виделась с Наташей, или нет?»

– О, вон оно, это место… этот дом! – наклонился Леша и указал мне на какой-то полуразрушенный особняк с остатками розовых стен. – Уже половину снесли, видишь? Утром еще целый стоял. Доходный дом какой-то вдовы, не помню ее фамилии… Девятнадцатого века. Я сегодня в новостях во время обеда прочитал. Исторический памятник, архитектурное наследие, а его снесли! На его месте новодел поставят, многоэтажный, разумеется. В этом особняке долгие десятилетия работала больница.

– Не люблю больницы, – вздохнула я, вдруг вспомнив о маме, а затем об отце. – Совсем не жалко, когда рушат старые больницы… Место страдания и смерти. Боли.

– Ты интересная… А то, что это памятник архитектуры, уникальное сооружение…

– Ну, у домов свой срок, – равнодушно ответила я. – Ты же не думаешь, что они все будут стоять вечно?

– Ты безжалостная. Это же память!

– Я думаю, что не все сооружения надо беречь. Пирамиды в Египте, храмы, дворцы… творения Гауди, Шехтеля… это да. Все это надо беречь и реставрировать. Но переживать из-за какой-то старой больницы… Да так сердца не хватит, из-за всего переживать!

– Ну правильно, твой дом снесут, ты любым разрушениям теперь рада…

– Да, представь! Я люблю все новое. Чистое. То, что не несет на себе груз прошлого… весь этот негатив, который накапливается годами. Я хочу жить легко и просто.

– Легко и просто? – поразился Леша. – То есть забыв обо всем, забыв о прошлом? Выплеснув вместе с недостатками и все достоинства?

– Не перегибай…

– Я не понимаю таких людей, как ты: вечно на позитиве, им все хорошо, им все легко и просто, прыг-скок, тру-ля-ля… Веселые и добренькие, с чистым, пустым мозгом… – с яростью произнес Леша.

У меня вдруг сжалось сердце… от ненависти к человеку, с которым я находилась рядом. В один миг будто вернулись прежние времена, когда мы с Лешей были друг другу врагами.

– Да, а вы, вечно недовольные и брюзжащие, считаете, что делаете мир лучше, когда изливаете свою желчь на окружающих! – огрызнулась я. – Каждый день пишете обличающие посты в соцсетях: «Доколе! Кто виноват? Что делать?» Да надоело.

– Мы стараемся сделать мир лучше, мы – неравнодушные люди, у нас обо всем болит сердце! А этот вечный позитив, эти благостные улыбочки…

– Останови, – сквозь зубы произнесла я.

– Что?..

– Я сказала, останови!

– Мы и так стоим, – пробормотал Леша. Он каким-то образом умудрился втиснуть свою машину в промежуток между пластиковыми ограждениями, стоявшими вдоль дороги.

Я выскочила из машины и – через провода, доски, кучи песка – пошла прочь. «Наталья была права… О, как она была права! Он всем недоволен, этот человек, и его любовь – как яд!»

– Лида… Лида, постой! – Леша бежал за мной. Мы оказались в каком-то сквере, с перекопанными газонами и штабелями плитки вокруг.

– Отстань от меня.

– Лида! – Он перехватил меня, обнял, прижал к себе.

– Пусти.

– Нет.

– Пусти, я сказала.

– Ты самое лучшее, что у меня есть. Ты делаешь меня лучше. Ты – свет и радость…

– Ой, ну вот не надо… – Я барахталась в объятиях Леши.

– Я люблю тебя, Лидочка.

– А потом опять возненавидишь. Как раньше, помнишь? – наконец перестав сопротивляться, устало произнесла я.

– Можно подумать, сейчас ты меня тоже прямо обожаешь…

– Я тебя ненавижу! – убежденно произнесла я.

Леша засмеялся, прижал меня к себе еще сильнее.

– И это нормально, – сказал он.

– Ненавидеть – нормально?

– Да. Только недолго. И не совсем всерьез.

– Тогда я тебя очень, очень ненавижу, – сказала я и прижалась щекой к его груди.

– И я тебя. Очень, очень, очень…

Как странно. Помнится, когда-то Артем признавался мне в любви и спрашивал, а люблю ли его я. Я говорила, что люблю. И все так красиво было, правильно в те далекие времена, теперь ставшие прошлым. Но, если вспомнить, меня уже тогда преследовало ощущение, что вокруг – сплошная ложь. Я лгу, и мне тоже лгут в ответ. И мы с Артемом тогда словно играли какую-то пьесу про каких-то других людей с похожими именами и судьбами. Но это были не мы. Это была не я.

Я – настоящая – существовала именно сейчас. Рядом с другим мужчиной. Сейчас я жила, а не разыгрывала пьесу.

Поэтому и Леша не мог превратиться в злое чудовище, как грозилась недавно Наталья. Он тоже был со мной настоящим, живым человеком. Никаких игр, никаких удивительных и страшных превращений! Он играл с Натальей, но со мной – нет.

Возможно, мы с ним часто будем спорить и даже ссориться, но и что с того. Это не самое страшное. Гораздо хуже, когда люди лгут, ходят с приклеенными улыбками на лице и скрывают свои истинные чувства.

Да и вообще, я, если честно, никогда не хотела замуж. Не хотела какой-то абстрактной семьи, каких-то абстрактных детей. Мне ничего не надо. Ни-че-го. Мне всего хватает. Я и правда очень холодная, рассудочная девушка. Женщина. Мне ничего не надо – ни друзей, ни мужей. Это же утомительно! Ни одного лишнего движения просто так, без повода я тоже не собираюсь делать.

Но. Но!

Оказывается (вдруг выяснилось!), мне нужен этот мужчина. Именно этот и никакой другой. Он, только он. Только его я хочу видеть рядом с собой всю свою жизнь. Если я и хочу детей – то лишь от него. И мне, в сущности, все равно, какой он. Наталья назвала Лешу чудовищем? Да и ладно, я люблю это чудовище. Если мне когда-то придется отдать свою жизнь, то отдам за него и за наших с ним детей.

…Мы с Лешей стояли, обнявшись, посреди захламленного стройматериалами сквера. А передо мной раскинулись кусты с первой, молодой, еще не успевшей запылиться листвой. Сквозь листву пробивались ветви, усыпанные крошечными, темными бутонами. Это в скором времени готовилась зацвести сирень.

«Ende gut, alles gut», – подумала я, что в переводе значит: все хорошо, что хорошо кончается…