Она долго спала без сновидений, хотя порой казалось, что ее тревожат какие-то звуки — выкрики, ржание коней, плач, лязг металла. В какой-то момент Джоанна даже приоткрыла глаза, но усталость не отпускала, и через миг она опять погрузилась в сон. Мартин ведь сказал, что законы гостеприимства у бедуинов святы, а значит, ей не о чем беспокоиться.
Но когда она наконец проснулась и увидела темный тент палатки над головой, когда смогла более-менее сосредоточиться, первая ее мысль была именно о Мартине. Джоанна вдруг с удивлением поняла, что не испытывает к нему прежнего гнева. Странно это — знать, что тебя столько времени обманывали и использовали, и при этом не сомневаться, что ты под защитой этого обманщика, что он о тебе позаботится.
Джоанна приподнялась и огляделась. Она лежала на кошме в черной бедуинской палатке; снаружи, там, где был приподнят полог, под тент лились яркие потоки света, и по их оттенку Джоанна поняла, что солнце уже клонится к закату. Как же долго она спала!
Молодой женщине было душно, пропотевшая одежда липла к телу. И еще запахи — немытой шерсти, кизяков, мочи, пота… и аромат кофе с имбирем. Джоанна увидела неподалеку двух женщин — одна качала люльку с младенцем, вторая подкладывала в открытый очаг лепешки из кизяка. Обе были в черных одеждах до пят, их кисти и запястья украшало множество дешевых медных браслетов, тихо позвякивающих при каждом движении.
Первой пробудившуюся гостью заметила та, что возилась у очага, — худая, загорелая до черноты старуха с красной повязкой на голове, обшитой металлическими бляшками.
— Мир тебе, Иоханна иудейка.
Джоанна вспомнила, что именно так ее представил бедуинам Иосиф, заявив, что она его сестра и оба они из иудейского племени эль-тееха. Мартина и Эйрика Иосиф представил как нанятых им охранников.
— И тебе мир, женщина, — отозвалась англичанка, усаживаясь на кошме. — Прости, что не знаю твоего имени.
У Джоанны был явный акцент, но женщины, приняв ее за еврейку, не придавали этому значения. Старуха сказала, что ее зовут Фатима, она жена пастуха Кутайбы, а с ребенком сидит ее невестка Камиля. При этом Фатима приказала той оставить ребенка и угостить гостью.
Молодая бедуинка вышла и вскоре вернулась с большой миской, которую протянула гостье. При этом она сперва поболтала в миске указательным пальцем с черным ободком вокруг ногтя — знак гостеприимства, ибо перемешать напиток значило выказать особое почтение гостье. Джоанне пришлось проглотить ком в горле, прежде чем она решилась поднести к губам миску. Еще ранее в Петре, при общении с племенем эль-тееха, англичанке пояснили, что отказываться от угощения бедуинов не следует, иначе они могут сильно обидеться. Поэтому Джоанна храбро проглотила содержимое миски, внушив себе, что выпить в жару сквашенное козье молоко — истинное удовольствие. По крайней мере ощущения сухости во рту больше не было, и она признательно улыбнулась Камиле.
Молодая бедуинка, худощавая, узколицая, с сеткой морщин в уголках глаз, смотрела на мнимую иудейку не так приветливо, как ее свекровь. Джоанна обратила внимание, что Камиля с явной завистью рассматривает ее украшения в волосах надо лбом — те подвески с хрусталем и ляпис-лазурью, какие остались у нее после бегства из гарема в Монреале. Джоанна не снимала их и в дороге, так как Иосиф пояснил, что для женщины пустыни быть без украшений все равно что ходить раздетой и, если Джоанна хочет выдавать себя за местную уроженку, надо следовать традиции. Однако сейчас, видя, какая зависть светится в глазах Камили, Джоанна хотела спросить у нее: разве Кутайба не передал своим женщинам ее подарок, браслеты? Да и эти цепочки с подвесками она бы отдала им без сожаления, если бы за время путешествия по пустыне они почти не зацементировались в ее пропотевших и запыленных волосах.
Возвращая миску, Джоанна улыбнулась и произнесла, указав в сторону приподнятого полога:
— День уже на исходе. Я долго проспала! Но это от утомления в пути.
В носу Камили поблескивало медное колечко, в уголках рта темнели линии татуировки, которые сдвинулись, когда женщина скривила губы в презрительной усмешке:
— Так спала, что могла бы сонной и в рабство попасть, красавица.
Джоанна опешила, а старуха Фатима стала бойко рассказывать о том, что произошло за время ее сна.
Оказывается, на стойбище племени бдул было совершено нападение.
— Это все наши враги, проклятые бедуины племени джахалин, пусть шайтан подстелет им свой хвост! У нас с ними всегда идет соперничество за право делать стоянку в этом месте, возле источника Дар Звезд. И хотя еще наши предки договаривались с джахалин, что мы будем стоять в этом месте по очереди, эти проклятые не оставляют надежды отогнать нас навсегда от сладкого источника Дар Звезд и завладеть им только для себя. Вот и этой ночью они напали. Наверняка проведали, что наши мужчины как раз отправились с оружием на промысел («В набег», — догадалась Джоанна). О, чтобы шакалы таскали их сыновей из люлек, а джинны завели всех подлых джахалин в безводную пустыню в самый знойный день!
Старуха принялась ругаться и бойко жестикулировать, в то время как Камиля более спокойно пояснила: это старая война между племенами, однако на этот раз бдул могли бы и проиграть.
— Правда, ты еврейка, — закончила Камиля с презрением, — и вряд ли поймешь наше соперничество.
Джоанна, вынужденная выдавать себя за женщину из народа, который недолюбливали ее единоверцы, неожиданно для себя сказала:
— Даже в гареме у Пророка одной из наложниц была еврейка Зуфия, что, однако, не умаляло ее ценности в глазах Мухаммада. Когда его ревнивые жены-арабки ругали Зуфию «еврейкой», Мухаммад посоветовал ей: «Скажи им: Исаак — отец мой, Авраам — мой предок, Измаил — дядя мой, а Иосиф — мой брат». Разве арабы не почитают евреев? — Джоанна улыбнулась, про себя отметив, что ее беседы с евнухом Фазилем по изучению Корана не прошли бесследно. А еще удивилась, с чего это она вдруг стала заступаться за евреев перед бедуинкой?
Камиле нечего было возразить, она только буркнула, что еврею всегда есть что ответить. А вот Фатима, услышав ответ гостьи, даже рассмеялась и отправила невестку вытряхнуть кошмы. Похоже, свекровь и невестка не очень-то ладили. После ее ухода Фатима уже более спокойно поведала о том, как ближе к рассвету в стойбище появились чужие всадники джахалин, как кричали женщины, которых чужаки хватали прямо с циновок, на которых те спали вокруг костра, а шейх Хабиб схватил свою саблю и бросился на пришельцев. Он еще крепкий мужчина, Хабиб, да и на помощь к нему сразу поспешили четверо из оставшихся в становище мужчин бдул. Однако нападавших было куда больше, и еще неизвестно, как бы все сложилось, если бы к защитникам не присоединились охранники Иосифа и Иоханны.
— Евреи знают, кого нанимать, — отметила с уважением бедуинка. — Вот это воины! Быстрые, ловкие, изворотливые! Их оружие не знало промаха, их руки не ведали усталости! О, эти двое положили столько разбойников джахалин, что те в ужасе бежали, не успев угнать у бдул даже пары коз. Теперь эти грязные шакалы долго еще не осмелятся к нам подступиться!
Так вот какой шум слышала Джоанна сквозь сон! И возможно, Камиля была права, уверяя, что она могла попасть в плен, даже не поняв, что случилось. Но она избежала подобной участи, потому что рядом был Мартин…
— Где теперь наши охранники? — спросила она у Фатимы.
— Наш шейх Хабиб от всего сердца отблагодарил ваших Али и Исмагила, — заулыбалась Фатима.
Джоанна поняла, что такими именами представились Мартин и Эйрик, но кто взял себе какое имя, не стала уточнять. Только выслушала, как шейх хвалил защитников перед всем племенем, позволив им взять себе любую женщину бдул, какую пожелают, а также выбрать в стаде любого барана или даже коня, какой им приглянется в табуне племени.
— И если Али обрадовался, что может сойтись с понравившейся ему женщиной, — продолжала рассказывать Фатима, — то Исмагил попросил только, чтобы его госпоже Иоханне было позволено отправиться к Дару Звезд и пробыть там столько, сколько она пожелает. Так что, как только ты выявишь желание, Камиля отведет тебя к источнику.
Значит, Исмагил — это Мартин. Кто еще позаботится о Джоанне, зная, как христианке хочется оказаться у воды?
Молодая женщина почувствовала прилив благодарности. Даже сердце забилось чаще. Но, может, заботливый обманщик просто хочет расположить ее к себе?
В любом случае Джоанна оживилась и сказала, что готова отправиться к Дару Звезд прямо сейчас.
Камиля проводила ее к проходу среди скал, который охраняли несколько мальчишек-бедуинов, и указала на видневшийся вдали зеленый оазис. Причем сказала, чтобы еврейка сама запомнила дорогу, ибо она не станет ее ждать, — надо вернуться, пока ребенок не проснулся. А еще предупредила, чтобы Иоханна долго не задерживалась у воды, ибо к ночи к источнику могут прийти на водопой дикие звери.
Джоанна прошла к оазису и через миг восхищенно замерла. Воистину — Дар Звезд! Это было небольшое, почти круглое озеро среди светлых скал, куда по уступам из расселины сбегали струи воды, сверкавшие в лучах заходившего солнца. Вокруг росли раскидистые пальмы, зеленели заросли граната и смоковниц, благоухали цветы и, не умолкая, стрекотали цикады. Просто райское место!
Англичанка почти бегом кинулась к озеру. Она скинула свою пыльную, пропотевшую одежду и с наслаждением подставила тело под струи ледяной воды водопада, даже взвизгнула, как девчонка, от удовольствия. О, какое же это счастье, когда столько воды!
Выросшая в краю, где часто идут дожди, где вода блестит на изумрудных заливных лугах, а ручьи и реки являются чем-то обыденным и привычным, она никогда не думала, что вода — такое ценное сокровище. Но теперь она наслаждалась ею, как небесным благословением, даром звезд… Джоанна то спускалась в озеро, пусть и мелковатое, но достаточное, чтобы в него можно было полностью погрузиться, то обливалась водой под водопадом, пока наконец не ощутила себя чистой. Выстирала она и свою одежду, как стирают обычные прачки: старательно прополоскав, она свернула ткань жгутом и принялась отбивать ее по камням, а затем снова полоскала, пока не решила, что та достаточно избавилась от песка и пыли. Развесив одежду на ветвях кустарника, она снова опустилась в воду. Наслаждаясь ее прикосновением, англичанка закрывала глаза, подставляла лицо ледяным брызгам. Какое блаженство!
Хотя солнце понемногу садилось, было достаточно тепло, чтобы одежда быстро высохла, и Джоанна с удовольствием оделась. Потом она долго расчесывала волосы, впервые не жалея, что пришлось подрезать косы, — что бы она делала в пустыне с той огромной массой волос, за которыми обычно ухаживали слуги, заплетали, умащивали, укладывали. Теперь же волосы Джоанны едва доставали до локтей. После купания волосы стали блестящими, как черный шелк, а чистое тело дарило непередаваемое ощущение свежести, почти забытое во время блужданий по пустыне силы. Месячные уже закончились, и Джоанне даже горько было вспоминать, какой грязной, несчастной и измученной она чувствовала себя еще недавно.
Пора было уходить — Джоанна не забыла предупреждение Камили о диких зверях, приходивших к озеру на водопой. Да и от селения сюда мог кто-то прийти за водой. Похоже, племя бдул считало Дар Звезд своим сокровищем, и еще неизвестно, пустили бы ее сюда, если бы Мартин не выторговал для нее это разрешение. И женщина снова почувствовала благодарность к этому обманщику… своему спасителю и защитнику.
Джоанна вышла из расселины, и впереди открылось пространство с палатками бедуинов. Англичанка не спешила возвращаться на стоянку и, сев на склоне под пальмами, стала наблюдать за угасающим над горами закатом, наслаждаясь порывами теплого ветра, развевавшего ее распущенные черные волосы.
Есть в пустыне два восхитительных часа: один — утром, сразу после восхода солнца, другой — как сейчас, на исходе дня. В такое время спадает удушающая жара, небо приобретает нежный перламутровый оттенок, а воздух становится ласковым, мягким. Приятно ощущать, как тепло идет уже не от раскаленного неба, а поднимается от земли и обволакивает тело мягкими волнами. Джоанна сидела, обхватив колени, расслабленно покачиваясь, и думала о том, что рано или поздно ее утомительная одиссея закончится, она вернется к своим, сможет наконец-то расслабиться и все случившееся с ней будет вспоминать как страшный сон или невероятное приключение с хорошим финалом. Она вновь станет знатной дамой, ощутит заботу, ее будут защищать… Но кто сможет защитить ее лучше, чем Мартин?
Последняя мысль вдруг привнесла в ее душу смятение. Джоанна укоряла себя: разве она уже не решила, что они расстанутся сразу после возвращения? Однако почему-то сейчас почувствовала боль, думая об этом. Джоанна понимала, что Мартину опасно возвращаться к крестоносцам, но он ни разу не заговаривал с ней об этом, давая понять, что отвезет ее к ним, а остальное — его проблемы. И она приняла это, не задумываясь о его участи, как знатная дама не задумывается о проблемах слуг, исполняющих свои обязанности. Узнав, что Мартин даже не рыцарь, она стала принимать его заботу как нечто само собой разумеющееся, но он все делал для нее, он взял на себя всю ответственность, служил ей не за плату, даже не из-за того обещания, какое дал ее брату, а только потому, что она была ему дорога. Она сочла его негодяем, но разве негодяй защищал бы ее в пути, стремился бы спасти?.. Он оберегал ее для… Да, для кого он ее оберегал? К кому вез? К крестоносцам? К супругу? Но для себя Джоанна уже решила, что не станет жить с Обри, что останется в свите Иоанны Плантагенет, ее должницы, а потом при первой же возможности отправится домой, в Англию. И будет там жить одна. Но всегда ли одна? Джоанна понимала, что ласки Мартина разбудили в ее теле такие ощущения, без которых она уже не сможет жить. И это будет напрягать и искушать ее, она будет испытывать беспокойство, какое она ощущала, будучи пленницей в Монреале. И однажды… Джоанна понимала, что ей опять захочется близости, любви… Как с Мартином. Но его уже не будет рядом. Она сама так решила…
"Паладин" отзывы
Отзывы читателей о книге "Паладин". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Паладин" друзьям в соцсетях.