- Проходите, - приглашаю гостей, видя, что пап смущён, но счастлив. А за это ему можно простить диверсию в виде прибытия Алексея.

- Значит, ты решил действовать через отца? - без капли злости уточняю у Казанского, который помогает мне сервировать овощи и сыр на кухне.

- Вася сам меня позвал, - притворно возмущается он, но по улыбке вижу, что это - маленькая милая ложь. - Ладно, пригласил, когда я намекнул, что неплохо было бы увидеться.

- Всегда подозревала, что ты стратег, каких поискать.

Вздохнув, наливаю себе в бокал вина, прислушиваясь к тому, что происходит в гостиной. Приглушённые голоса отца и Людмилы погружают меня в состояние, близкое к эйфории. А то, что рядом Алексей, который чувствует себя здесь хорошо и спокойно, дополнительный бонус к этому удовольствию.

- И как тебе Люда? - словно прочитав мои мысли, интересуется Казанский. - Или ты из тех дочерей, у которых невозможно пройти фейс-контроль?

- Как мало ты обо мне знаешь, - снова вздыхаю я, качая головой. - Напротив, я из тех, кто за ошибки, опыт и шишки, но не за буксирование на одном месте.

- Именно поэтому ты и пошла тогда со мной, когда заново «познакомились» в баре?

- Намекаешь, что ты моя ошибка, опыт и шишки на лбу в одном флаконе?

Не сдерживаясь, запрокидываю голову и смеюсь. Точнее не скажешь ведь. В гостиной стихают голоса - так и вижу, как отец прислушивается к происходящему в кухне, как я это делала несколькими минутами ранее.

- И если говорить об отце, то скорее это у него сложно пройти фейс-контроль. Но думаю, все папы такие. -Думаю, да.

Он отворачивается, раскладывает на тарелке черри и, забрав её, кивает на гостиную.

- Пойдём?

- Пойдём, - отвечаю эхом и, забрав сыр, иду следом.

Такие ощущения как эти - на пересчёт. Даже не знаю, со всеми ли бывает такое, когда чувствуешь что-то особенное, что витает в воздухе, и понимаешь, что запомнишь эти мгновения навсегда. Вроде бы обычный вечер, один из множества в череде точно таких же, и в то же время - совсем иной. Хочется, чтобы время замерло, и не бежало так быстро, а ты просто обрёл бы возможность зафиксировать в памяти каждый миг до чёрточки.

- Сегодня у нас особенный день, - говорит изрядно повеселевший папа, парой минут раньше вызвавший такси.

Видеть его вот таким - что-то запредельное по эмоциям. Я всегда знала: что бы ни случилось в моей жизни, рядом будет отец, и мы разделим с ним то, что выпало на долю каждого. Это особенно ценное ощущение, которое я бы не променяла ни на что иное.

- Ну, если уж быть совсем конкретными, то вечер, - улыбаюсь я в ответ. - Хорошо, что завтра суббота.

- Вера, умеешь же ты вернуть людей с неба на землю. Нам намекают, что мы задержались? Или мне так только кажется? - качает головой Казанский, и папа хлопает его по плечу. Эти двое определённо нашли общий язык.

- Я не об этом! - возмущённо откликаюсь, поднимая бокал выше, ведь отец, судя по всему, собирается произнести тост. - Говори, пап, мы ждём.

Людмила опускает голову, и пряди волос скрывают от нас её лицо. Что-то здесь нечисто, и я, кажется, начинаю понимать, что именно, но боюсь в это верить.

- В общем... у нас сегодня особенный день, - кашлянув, продолжает папа. - Мы с Людочкой приехали знакомиться к вам, но не просто знакомиться, а с новостями.

Это «к вам» звучит очень интересно, но я только поджимаю губы и молчу под взглядом Казанского. Как будто сама бы не поняла, что возмущаться сейчас - не лучшая идея.

-Та-а-а-к... - подгоняю, когда молчание становится слишком затяжным. - Ну, говорите, что за новости.

- Мы с Людой женимся. Свадьба через две недели.

Папа выпаливает эту новость быстро, словно от скорости, с которой произнесёт слова, зависит, насколько хорошо они будут приняты. А мне хочется счастливо хохотать, так дурашливо, по-настоящему. Искренне, потому что безумно рада за отца.

- Пап... Какой ты... Хоть бы намекнул на что-то... - качаю я головой.

- Люда хотела сюрприз сделать.

- И это у вас получилось. Уже всё готово?

- Да. Но всё скромно будет. Вы вот с Лёшей, Барыгины, Масликовы. И пара знакомых Люды.

Я молчу, переваривая услышанное. «Вот вы с Лёшей» идут в копилку «к вам», но почему мне совсем не хочется возмутиться?

- Окей. А платье-костюм-банкет?

- Это мы уже предусмотрели.

Отец, будто бы разом выдохнувший оттого, что я спокойно восприняла известие, поднимается на ноги и скрывается в прихожей, откуда возвращается с двумя золотистыми прямоугольниками приглашений на свадьбу.

- Это вам, - вручает он мне и Казанскому по одному из них. - Там всё указано.

Смотрю на свой пригласительный невидящим взглядом, буквы расплываются перед глазами. Киваю, отпивая ещё глоток вина.

- Пап... Это так круто, - выдыхаю, поднимая бокал с остатками спиртного. - Безумно рада.

Людмила всё также смущена. Отец - тоже. Что не мешает мне радоваться за обоих так, будто на моей улице только что перевернулся грузовик с глазированными пряниками. И Казанский тоже в этом всём - улыбается, допивая остатки вина. Но почти ничего не ест. Впрочем, с этим мы разберёмся позже.

Как так выходит, что у этого невыносимого мужчины есть оружие, против которого доводы моего разума не играют никакой роли? Ведь стоит заявить ему, что он остаётся ночевать у меня, как папа просто кивает и уводит Людмилу из квартиры, а я стою и не знаю, что сказать в ответ.

- Просто я знаю, чего хочу, - пожимает плечами Казанский на мой удивлённый вид, после чего проходит в гостевую комнату. И это тоже ответ на вопрос, где он будет спать сегодня.

Я не намерена сдаваться прямо сейчас, а Алексей - не собирается настаивать на большем.

-Ты мне дашь бельё? Или ложиться прямо так? - кивает он на кровать, заваленную всякой всячиной.

- Отправить бы тебя домой, да рука не поднимается, - ворчу я, застывая в дверях и складывая руки на груди. - Надо было папе поведать о том, что именно я о тебе думаю.

- А что ты обо мне думаешь?

Казанский садится на край постели и стягивает через голову джемпер. Даже в полумраке вижу, насколько его тело стало худым и измождённым.

- Я думаю, что ты - самый невыносимый из всех возможных мужчин, которые встречались мне в жизни.

- И тебе с этим существовать.

- Звучит как приговор...

- Это он и был.

Засыпая в эту ночь, ловлю себя на том, что каждую минуту задерживаю дыхание не несколько секунд. Прислушиваюсь к тому, что происходит в гостевой комнате, словно боюсь спугнуть нежданное счастье. Алексей рядом, в нескольких метрах. Но сейчас мне не хочется большего. Мы уже сделали многое - пришли к тому, с чего начали. И я хотела наслаждаться каждым мгновением вместе.

Утром меня будит звук осторожно открываемой входной двери, что заставляет испуганно подскочить в постели от отчаянно колотящегося о рёбра сердца. Страх, что ко мне в квартиру пытается вломиться вор, такой огромный, что я не сразу вспоминаю, что уснула не одна. Это успокаивает - если что. Казанский, как я надеюсь, сможет меня защитить.

Когда осторожно выглядываю в прихожую, мне хочется ругаться. Это Алексей собственной персоной, который сидит на банкетке и стаскивает кроссовки. Рядом, на полу, стоит объёмная сумка. Он что - собирается переезжать ко мне?

- Разбудил? - спрашивает он, заметив меня.

- Нет, я всё ещё сплю, - даже не собираюсь сдерживать сарказм. - Ты что, уже успел куда-то съездить? Вопрос из разряда «женская логика - такая женская», но мне очень хочется понять, что происходит.

- Да. Уезжал, ты спала. Ключи взял на полке.

- А это что? Ты решил ко мне переехать?

-Аты против?

Нет, с ним совершенно невозможно взаимодействовать. Потому что слова, сопровождающиеся нагло­самоуверенной ухмылкой, совсем не вызывают у меня желания протестовать.

- Ну, вообще это странно, не находишь?

- Почему?

- Потому что ты забыл меня спросить.

- И это всё, что может заставить тебя выгнать меня на улицу?

-Лёша...

-М?

- Не передёргивай. Ты прекрасно понимаешь, о чём я.

- Понимаю. И нет - я к тебе пока не переезжаю. Это инструменты. Буду доделывать у тебя ремонт. Тяжело вздыхаю и иду в ванную чистить зубы.

- Лучше бы в сумке были твои вещи, - шепчу тихо.

И слышу за спиной приглушённый смех Казанского.

Эта суббота больше похожа на выходной день семейной пары, которая только-только переехала в новое жильё. Я занимаюсь тем, что готовлю выпечку по рецептам диетолога, Алексей - что-то сверлит, прибивает, шпатлюет и делает бог знает какие манипуляции, о которых даже не собираюсь расспрашивать. В крайнем случае, приглашу мастера, чтобы он исправил все огрехи Казанского, если выяснится, что из босса столяр-маляр-штукатур сильно так себе.

- Лёш, есть иди! - кричу в сторону ванной комнаты, где Казанский вешает маленькие светильники возле зеркала. И слышу мгновенное:

- Я не хочу.

Нет, так дело не пойдёт. Этот вопрос - то, что волнует меня гораздо больше нашего с Алексеем совместного будущего. Казанский и без того выглядит сильно исхудавшим, а если он продолжит голодать, далеко мы так не уедем.

- Или ты сейчас же идёшь в кухню и садишься есть, или выходишь из моей квартиры и больше никогда сюда не возвращаешься, - говорю безапелляционно, останавливаясь в дверях ванной комнаты.

-Ты это несерьёзно, - отмахивается Алексей, измеряя стену рулеткой.

- Абсолютно серьёзно. И не заставляй меня повторять дважды.

Вернувшись в кухню, сажусь за стол, надеясь, что не услышу через пару минут, как хлопнет входная дверь. Но если это случится, придётся искать какие-то другие способы донести до Казанского, что так делать нельзя.

Он всё же появляется в кухне минут через пять. Косится на стол, на котором лежат мои кулинарные шедевры диетического искусства и, вздохнув, садится напротив.

- От этого же худеют, - предпринимает последнюю попытку Алексей.

- От этого - живут, - отрезаю я, накладывая ему и себе салата и курицы.

- Хорошо.

Он вяло ковыряется в тарелке, но съедает примерно половину, что воспринимаю едва ли не как личную победу.

- Надо будет ещё подарком озадачиться, - перевожу беседу в безопасное русло. - Сто лет на свадьбах не была, даже не знаю, что сейчас дарят.

- И я тем более не знаю. Но во всём полагаюсь на тебя.

Он отставляет тарелку и произносит то, от чего улыбаюсь, как дурочка:

- Кстати, что там с пирожными? Всегда любил сладкое.


Глава 23

Он впервые просто смотрел на спящую женщину, стоя в дверях её спальни и улыбаясь в темноте.

Раньше всё было иначе - подобное бы Казанский расценил как излишний романтизм, который ему был никогда не свойственен. Но с Верой всё ощущалось настолько органичным, что он и не представлял, как может быть по-другому.

В ней сосредоточились его желание просто жить. Сначала оно было едва уловимым, и Алексей отмахивался от него, как от досадной помехи. Но чем больше дней проходило, тем больше он понимал - если и есть у него хоть один шанс в этой грёбаной жизни - этот шанс в ней, Вере.

Она без раздумий бросилась ему на помощь, хотя это могло дорого ей стоить. Она неизменно желала быть рядом, даже когда он намеренно прогонял её, приняв решение больше никогда не быть счастливым. И без неё же он больше не представлял своей жизни.

Развернувшись, Казанский отправился спать в гостевую комнату, хотя, знал, что до утра не сомкнёт глаз. Всё потому, что в нескольких метрах от него находилась женщина, которую он желал до безумия. Особенно сейчас, когда изголодался по её ласкам и поцелуям. По теплу её кожи и по нежным прикосновениям.

Всё то время, что отделяло их от дня свадьбы Вериного отца, они провели в каких-то безумных хлопотах, в которых Алексей находил свою неповторимую прелесть. Сейчас они с Верой были больше похожи на семейную пару, которая прожила бок о бок не один десяток лет. Вроде бы и любовь уже поугасла, но всё равно двое людей живут вместе, и дороже друг друга у них нет никого. Всё это, вправду, было лишь внешней стороной. Внутри же Казанского жила потребность снова вернуть всё то, что связывало их с Верой до момента, когда ушла Лина. И чем больше времени проходило, тем острее было это желание. Но он боялся. Опасался сделать этот шаг и понять, что стал за эти недели ненужным. Глупый страх - ведь видел же её отношение, взгляды, которые она на него бросала. Будто бы чувствовал, что всё у них может в любой момент, стоит только решиться. И боялся...

- Мне кажется, мы опоздаем, - в сотый раз проговорила Вера, сидя рядом с ним на пассажирском сидении машины и сжимая тонкие пальцы на ремешке сумочки.