— Но если вы завоюете Святую Землю, никаких походов больше не будет, — мрачно буркнул Глинн.

— Сарацины и христиане уже несколько веков сражаются из-за святыни, так что, боюсь, это не закончится так скоро. Не отчаивайся, когда-нибудь и ты получишь свой шанс.

Праздник Святого Мартина отмечался одиннадцатого ноября. В этот день жарили гусей, которых подавали на стол в богатых домах. Двадцать пятого ноября, в день Святой Екатерины, пекли особые хлебцы, делали напиток, названный «овечья шерсть» из-за печеного яблока, плававшего в нем, и подносили его в специальной чаше. Эдвард подарил жене брошь в виде кольца из серебра и оникса.

Прошло Рождество, и настал январь. Де Боло начал собирать людей, вызвавшихся пойти с ним в крестовый поход. Королевский посланник, прибывший в замок, сообщил, что во время его отсутствия все подати будут прощены. Эдвард, в свою очередь, уведомил арендаторов и сервов , что тот, кто станет сопровождать его, освобождается от дани, так что недостатка в добровольцах не было и хозяин Хейвна смог выбрать лучших. К середине месяца отряд приступил к подготовке к походу. Будущие воины учились обращаться с луками, копьями и дубинами, пользоваться тараном и метательной машиной, называемой франдиболой, подкапываться под стены.

Трое молодых людей из мелкопоместных семей, успевшие завоевать рыцарские шпоры и жаждущие приключений, прибыли в замок. Такую возможность упустить было нельзя, ибо если они станут храбро сражаться и приобретут известность, то смогут не только разбогатеть, но и получить титул из рук короля. Сэр Фулк, сэр Роберт и сэр Хьюго приехали с оруженосцами, на собственных конях и были встречены с распростертыми объятиями. Всем отвели место в зале и за столом. Сначала их смешило желание дамы сражаться за Гроб Господень, но когда они увидели своими глазами, как ловко Ронуин владеет оружием, то прикусили языки и насмешки быстро сменились уважительными взглядами. Один лишь Эдвард выходил из себя, раздраженный столь необычным для женщины увлечением. Жена только и думала о походе и совершенно забыла о его неразделенной страсти. Однако его желание росло с каждым днем, и несколько раз он едва сдержал взрыв ревности, замечая неподдельное восхищение молодых рыцарей. Эдвард понимал, что это лишь дань почтения и что другие мужчины ничего не значат для Ронуин. Просто она наконец оказалась в своей стихии. Де Боло втайне проклинал принца за приезд и разговоры о крестовых походах с женщиной, которой не терпелось вырваться на свободу. Хорошо принцу рассуждать: у него по крайней мере есть законные наследники!

Ронуин, женщина отнюдь не глупая, почувствовала настроение мужа и сообразила, что есть лишь один способ умиротворить его: лечь с ним в постель. Но сможет ли она сделать это, не выказав отвращения? Насчет беременности беспокоиться не приходилось: мать Энит, как оказалось, действительно знала способ предотвратить ее. Каждое утро служанка приносила ей отвар, но разве узнаешь, действует ли он, пока не проверишь на опыте?

Нужно признать, что ласки и поцелуи казались ей теперь менее неприятными. Кроме того, Эдвард — человек не жестокий и не грубый, и если первая ночь оказалась неудачной, может, последующие пройдут легче.

Ронуин считала себя храброй. Она не задумалась бы броситься в битву и не боялась смерти. Почему же так страшится супружеской постели? Пусть при этом она чувствует себя чем-то вроде вещи, отданной в полную власть мужа, но и это можно перетерпеть, как боль и недомогание. Она обязана быть не только верной ему, но и выполнять супружеский долг. Узнав правду, отец посчитал бы себя опозоренным, а этого Ронуин допустить не могла.

Собравшись с духом, она, перед тем как удалиться на покой, подошла к мужу и прошептала:

— Наверное, сегодня я отважусь разделить с тобой постель.

Отойдя, она поспешила к себе, вымылась, переоделась в чистую камизу и отпустила Энит, а сама села на кровать и стала расчесывать длинные волосы. Из смежной комнаты появился Эдвард и, взяв у жены щетку из грушевого дерева, принялся за работу. Он не совсем понимал причину ее столь внезапного решения, но старался быть как можно более нежным. Он привлек жену к себе и, покусывая маленькое ушко, старательно водил щеткой по ее волосам. К изумлению Ронуин, Эдвард орудовал щеткой не хуже служанки и ловко заплел толстую косу и связал ее лентой. Потом он спустил камизу с ее плеч, и белое полотняное облако улеглось у ног Ронуин. Встав перед ней на колени, Эдвард принялся ласкать маленькие груди. Ронуин затрепетала, но не попыталась его остановить. Его пальцы играли с ее сосками, медленно их возбуждая. Быстро поднявшись, он увлек жену за собой и попробовал, каковы на вкус ее пухлые губки. Ронуин больше не боялась поцелуев и, похоже, даже наслаждалась ими.

Она обвила его шею и, прижавшись к торсу супруга, поняла, что на нем тоже нет одежды. Она была так поглощена собственными переживаниями, что даже не взглянула на Эдварда, и теперь сильные бедра терлись о ее ноги, а густая поросль на его груди щекотала ее нежные холмики. И… огромное мужское достоинство уперлось в ее живот. Ронуин оцепенела, понимая, что ее ждет. Он придавит ее к кровати, снова вторгнется в самое чрево… и на этот раз она не сможет ни отбиваться, ни плакать.

— Поверь мне, — молил Эдвард, ощутив ее напряжение и целуя сомкнутые веки, кончик носа, уголки губ. — Это наслаждение, которое могут разделить мужчина и женщина, ягненочек мой. Пожалуйста, Ронуин, не отвергай меня. — Он уложил ее на постель и наклонился.

— Я ничего не могу с собой поделать, — всхлипнула она. — Не обращай на меня внимания, Эдвард, делай со мной все, что пожелаешь.

Но Эдвард откатился от нее и, приподнявшись на локте, рассерженно прорычал:

— Ведешь себя как потаскуха, черт возьми! Расставляешь ноги, хотя ничего не испытываешь ко мне! Почему?!

По щекам Ронуин покатились слезы.

— Не знаю…

— Но ап-Граффид любил твою мать и наверняка хорошо с ней обращался, — бросил Эдвард, стараясь держать себя в руках.

— Это правда! — воскликнула Ронуин. — О такой любви слагают баллады! Им никто был не нужен, ни Глинн, ни я.

Они думали только друг о друге.

— А ты, Ронуин? Боишься полюбить меня?

— Да! — яростно выпалила она. — Не хочу потерять себя, Эдвард, неужели не ясно?

— А вот я люблю тебя и неужели кажусь тебе ничтожным и жалким? Разве я сильно изменился после нашей первой встречи?

— Стал добрее, — прошептала она, стараясь не обращать внимания на руку, ползущую по ее животу.

— И тому причиной только ты одна, Ронуин, но это не означает, что из меня можно веревки вить. И ты останешься собой, если полюбишь меня. Взаимная страсть ап-Граффида и Валы необычна, такое бывает, может, раз в столетие. Они и вправду были одержимы друг другом, но большинство браков совсем не таковы, ягненочек мой.

— Каковы же они? — тихо спросила она.

Пальцы Эдварда запутались в густой серебристой поросли, и это ее волновало все больше, несмотря на страх.

— Моих родителей разделила взаимная ненависть. О браке было договорено лишь потому, что у них были смежные земли, а мать оказалась единственным ребенком в семье. Зато брат моего отца влюбился в свою жену. Они были счастливы и жили в мире и покое, верные друг другу, в отличие от моих родителей. Отец менял наложниц, мать все больше озлоблялась с каждым днем и не пускала его в свою постель, после того как дала наследника. Он так и умер на какой-то шлюхе, а мать отказалась обмыть его тело.

Это сделала тетка, добрая женщина с мягким сердцем.

Несколько лет назад мать наконец скончалась, вероятно, захлебнувшись собственной желчью. Только бедные могут позволить себе роскошь жениться по любви, у знати же чувства часто приходят позднее. Я полюбил тебя и безумно ревную, когда кто-то из мужчин восхищается тобой.

Меня угнетает то, что так же, как и они, я не могу тобой овладеть. Больше так не может продолжаться.

— Знаю, — кивнула она.

— Но не станешь же ты бояться того, что уже знакомо, жена моя? Начиная с этой ночи мы будем делить постель.

Ты сама видишь, что я не желаю тебе зла. Но страсть сжигает меня, и, клянусь святым распятием, я тебя получу! — воскликнул Эдвард, лаская створки раковины, скрывавшей ее сокровища.

Раскрыв нежные створки, он чуть сжал крохотную горошинку плоти и, дождавшись, когда она повлажнеет, проник пальцем глубже. Ронуин, не ожидавшая ничего подобного, затаила дыхание, но все же не вскрикнула. Оказалось, это вовсе не так ужасно. Эдвард снова осыпал Ронуин поцелуями, и не успела она опомниться, как он подмял ее под себя.

Она плотно сжала губы, боясь, что снова начнет биться и вырываться, но его твердое как камень копье легко проскользнуло в нее.

— Ну вот, ягненочек, на этот раз все по-другому, верно? — пробормотал он, обдавая ее горячим дыханием.

Однако язык не слушался Ронуин. Она едва могла дышать, но заставила себя обнять мужа, чтобы тот не догадался о ее ужасе и отвращении, получил свое и оставил ее в покое.

Эдвард двигался все быстрее, вонзая истомившееся орудие в ее глубины, пока не рухнул без сил. Когда он отодвинулся, Ронуин не сумела сдержать облегченного вздоха.

— Ты так и не нашла радости в нашем слиянии, — грустно шепнул он, целуя ее руки. — Но клянусь, Ронуин, придет день, когда и ты полюбишь меня.

— Наверное, — задумчиво сказала она. — И я никогда больше не стану уклоняться от исполнения обязанностей жены, господин мой, Эдвард. Со временем я, вероятно, даже научусь получать удовольствие от нашего слияния. Знаешь, я больше не страшусь твоих прикосновений и поцелуев. Остальное обязательно придет, я уверена.

«И молю Бога об этом», — мысленно добавила она, когда он уснул, сжимая ее в объятиях. Что заставляло ее так упорно сопротивляться? Будь Эдвард жестоким человеком, тогда всякий ее понял бы. Но что-то мучило Ронуин, не давая сполна насладиться близостью с мужчиной.

Эдвард и вправду приходил к ней каждую ночь, и Ронуин постепенно привыкла лежать с мужем в одной постели.

Мало того, теперь она сама искала утешения в его ласках. За исключением тех дней, когда ее посещали женские недомогания, Эдвард брал жену по несколько раз за ночь. Но она так и не испытала обещанного блаженства. Это печалило обоих, но Ронуин быстро усвоила, что поцелуи доставляют Эдварду радость, и не стеснялась отвечать на его ласки. Оставалось лишь надеяться на счастливый случай, который позволит ей насладиться их близостью.

Зимние холода сменились весенними ливнями. Они уже год как были женаты и за это время ничего не слышали об ап-Граффиде. Получив письмо от принца Эдуарда, де Боло послал за своим кузеном. Крестовый поход все же должен был начаться, и де Боло нуждался в помощи Рейфа и Кэтрин.

Кэтрин де Боло только исполнилось восемнадцать. Очень похожая на брата, она тем не менее была тиха и послушна.

До сих пор не нашлось мужчины, который попросил бы ее руки. Рейф объяснял это скудным приданым.

— Наши родители были небогаты. Мы всегда считали, что она выйдет за Эдварда, — откровенно признался он.

— Я уже сказал, что дам Кейт щедрое приданое, — процедил Эдвард. — Она того стоит и, кроме того, приходится мне родственницей.

— Я готова хоть всю жизнь прожить в Ардли и вести твое хозяйство, брат мой, — пробормотала Кэтрин, смущенная грубостью Рейфа. На белоснежной коже выступили красные пятна.

— Надеюсь, ты останешься здесь вместе с братом? — осведомилась Ронуин, игнорируя Рейфа. — Или вернешься к себе?

— Мой брат считает, что я не должна оставаться в Ардли одна, кузина Ронуин, — пояснила девушка. — У него есть надежный управляющий, который позаботится об имении в наше отсутствие. С вашего разрешения, я присмотрю за вашим хозяйством.

— Разумеется, кузина, — кивнула Ронуин. — Буду весьма благодарна, если примете молодого Глинна, когда тот станет наезжать из Шрусбери.

— Значит, жена приняла твоего бастарда, Эдвард? — рассмеялся Рейф, от души хлопнув брата по плечу. — От какой из твоих девок ты его заимел, хитрая собака?

— Почему ты миришься с его наглостью? — проворчала Ронуин, когда они остались одни.

— Рейф — неплохой человек, — улыбнулся Эдвард, — и очень любит сестру. Он страдает, видя, что ты заняла ее законное место. Знаю, временами он чересчур остер на язык, но сервы и арендаторы готовы жизнь за него отдать. Он не позволяет детям моложе десяти лет работать на полях больше трех часов в день.

— Все равно он мне не нравится, — отрезала Ронуин, — хотя его сестра — милая девушка, без злобы и горечи в сердце. Рейф высокомерен, спесив и, по-моему, жаждет занять твое место.

— Вовсе нет, хотя и ведет себя довольно дерзко. Но если ты боишься этого, дай мне сына, и Рейфу придется уйти в тень, моя валлийская дикарка.

Ронуин покраснела и потупила взор.

Супруги решили не рассказывать Рейфу и Кэтрин о том, кто Глинн на самом деле. Так было безопаснее для сына ап-Граффида. Эдвард не был уверен в своем кузене. В случае если он умрет бездетным, все унаследует Рейф. Теперь же, когда Эдвард женат и все окружающие думают, будто у него есть сын от бывшей наложницы, кузен наверняка поумерит свои аппетиты.