— Я знаю о тебе то, чего Эдвард так и не понял, — сказал он. — Ты волшебница, моя валлийская жена, и околдовала меня.

Он снова стал лобзать ее, сначала едва касаясь губами век, носа и щек, а немного погодя их губы слились в неистовом поцелуе, языки затеяли шутливый поединок. Рейф и опомниться не успел, как она толкнула его на спину, села верхом и крепко сжала бедрами. Потом, заведя руки за спину, распустила волосы, уже почти выбившиеся из узла после исступленных любовных игр, беспечно отбросила шпильки, и золотой водопад обрушился на грудь его и плечи. Но этого ей показалось мало. Узкие ладошки стали описывать круги на его груди.

— Нужно ставить рядом с постелью душистые масла, — объявила она. — Я буду втирать их в твою кожу. Ничто не дает столь изысканного наслаждения!

Указательные пальцы легко потирали чувствительные соски. Наклонившись, она поцеловала его и неожиданно сильно ущипнула соски, успев поймать крик губами. Потом выпрямилась, задумчиво покусывая ноготь, и вдруг хитрая улыбка промелькнула на ее лице. Одним ловким движением она повернулась к нему спиной и накрыла ладонью пробудившуюся плоть.

— Я научилась этому в гареме, — сказала она, нажав на местечко, о существовании которого он даже не подозревал.

— О Боже, — выдавил он, когда по жилам разлился жидкий огонь. А ее пальцы продолжали ласкать тяжелый мешочек с символом его мужественности. Ронуин подалась вперед, гладя восставшее копье. И тут… тут она вдруг накрыла губами его оружие, возбуждая Рейфа до полубезумия. Убедившись, что еще миг — и он прольет семя, она прекратила пытку и снова повернулась к нему лицом. Рейф сжал ее округлые груди и стал ласкать. Их глаза встретились, и Ронуин, опершись руками о кровать, понеслась верхом на своем неистовом скакуне, сначала медленно, потом со все возрастающей скоростью.

Видя, как ослепила Рейфа страсть, Ронуин тоже прикрыла глаза, отдаваясь полету. Он был силен и молод и заполнил ее так, словно доставал до самого сердца. Она сжала мышцы своих ножен, и Рейф блаженно застонал. Но, не желая, чтобы она взяла над ним верх, он вдруг выпустил ее груди, взял за плечи, подмял под себя и стиснул мускулистыми бедрами.

Она ощутила, как он проникает все глубже и глубже, и, обвив его ногами, тихо плакала от удовольствия. Казалось, их бурному слиянию не будет конца. Ронуин словно взмыла в небо, поднимаясь выше облаков, но он все время оставался в ней, и она прижималась к нему, словно в поисках защиты.

— Я не могу остановиться, — в отчаянии прошептал он.

— Я и не хочу этого! О Рейф! Никогда еще я не знала такого чудесного любовника, как ты, дорогой мой!

— Такой другой любовницы нет на свете! — заверил он.

Он мечтал, чтобы это длилось вечно, но тело предало его, и любовная лава хлынула раскаленным потоком. Рейф вскрикнул, и тут его ушей коснулся вопль ее наслаждения. С облегчением вздохнув, он крепко обнял жену.

Они заснули, по-прежнему соединенные, даже в забытьи сплетаясь телами, а когда проснулись, оказалось, что его копье опять затвердело в гостеприимном лоне.

— Ты поразителен, — тихо сказала она, двигаясь с ним в порыве головокружительного сладострастия.

— Только ради тебя, только ради тебя, жена моя, — выдохнул Рейф. — А твой халиф был таким же страстным? — спросил он вдруг.

— Да, но он не любил меня, всего лишь желал. Как-то мне сказали, что ощущения куда острее, когда люди любят друг друга. До сих пор я не понимала чудесного значения этих слов. Только с тобой, муж. Только с тобой!

С той ночи они стали едины. В продолжение самой снежной зимы на памяти Рейфа они долгими часами любили друг друга. Да и чем еще было заниматься до прихода весны? Ронуин впервые за всю жизнь ощущала себя по-настоящему счастливой. В душе Рейфа царил необыкновенный покой, которого он не знал прежде.

Ронуин снова взялась за оружие и часами упражнялась с Отом и Дьюи на конюшне. Рейф помнил жалобы Эдварда, но сам поощрял жену и часами наблюдал за ее воинскими играми. И при этом он даже не спрашивал, откуда взялся лук, которым она столь мастерски владела, ибо знал, что правдивого ответа не получит. Рейф ничуть не боялся за нее, когда она размахивала мечом, держа в другой руке кинжал.

Эдвард, разумеется, был далеко не так уверен в себе, как Рейф, и весьма нетрадиционные увлечения жены раздражали его. Но Рейф считал, что больше подходит Ронуин.

Зима неохотно уступала дорогу весне, и в Ардли пробудилась жизнь. Окот овец прошел удачно, и многие коровы отелились. Пришла пора вспахать поля и засеять заранее приготовленными семенами. Ронуин была занята с утра до вечера, проветривая перины и собирая фиалки для сладостей. В свободное время они с мужем скакали по лугам и охотились на кроликов.

Как-то на пороге появился Глинн в коричневом одеянии монаха-бенедиктинца. Он и сообщил, что стал послушником в Шрусберийском аббатстве, и, хотя до пострига оставалось чуть больше года, был спокоен и доволен.

— А твоя музыка, братец? Твоя чудесная музыка?! — всполошилась Ронуин. — Тебе позволят петь и играть?

— Еще бы! — улыбнулся он. — Только во славу Господа нашего. Ничего лучше я до сих пор не сочинял! — И, осторожно взяв руку Ронуин, заметил:

— А ведь ты счастлива, сестра, действительно счастлива, и я этому несказанно рад.

— Я люблю его, — просто ответила она.

— И он тебя тоже. Еще одна причина для радости! Осталось дождаться племянников и племянниц!

— Если ты их не получишь, то не потому, что мы не старались, — засмеялась сестра, но, тут же нахмурившись, спросила:

— Ведь ты не только поэтому приехал, Глинн? Есть что-то еще? Выкладывай правду.

— Наши родичи в Уэльсе снова подняли смуту.

Нам в аббатстве многое стало известно. Говорят, отец намерен нарушить данные им клятвы. Враги пытаются низвергнуть его, и на этот раз им вполне могут помочь англичане.

Найдется немало таких, которые ищут милости у короля и сделают все, чтобы их добиться. Ты — дочь ап-Граффида, следовательно, крайне уязвима. Как только новый король Англии укрепит положение, он обратит взор на Уэльс и двинет силы на отца. Если обо мне и вспомнят, то посчитают ничтожной угрозой, но ты… ты можешь стать пешкой в чужой игре.

— Каким это образом, Глинн? — удивился Рейф.

— Тебе нужно бояться не англичан, — пояснил Глинн. Ронуин — твоя жена, и они считают, что ты способен держать ее в руках. Это лишь доказывает, как плохо они знают мою сестру. Опасности следует ждать от валлийцев. Слава Богу, что у вас пока нет детей. Недруги отца готовы на что угодно, лишь бы уязвить его. Будьте начеку.

— А От и Дьюи? — неожиданно вспомнил Рейф.

— Они верны моей сестре — значит, и тебе.

— До такой степени, что готовы выступить против соотечественников?

— Мы их семья. Другой у них нет. Они не выдадут нас противникам отца.

— Спасибо, что предупредил, — кивнул Рейф. — Мы будем настороже.

— Когда я снова увижу тебя? — спросила Ронуин, обнимая брата.

— Когда приедешь в Шрусбери. Аббат позволил мне отлучиться лишь потому, что знает, кто я на самом деле, и хочет тебе помочь.

— Вот видишь, что дала тебе женитьба на дочери ап-Граффида, — пошутила Ронуин, когда они уже лежали в постели.

Рейф поцеловал золотистый локон.

— Верно, — улыбнулся он. — Ты опасная женщина.

— К сожалению, так и есть, — вздохнула она. — Валлийцы — свирепые воины, и ты знаешь, что о них говорят, — они пойдут по трупам ради своей цели. Не хочу, чтобы Ардли из-за меня сожгли.

— Ты слишком беспокоишься, — решил он, гладя ее шею. — Не мучь себя, дорогая, я сумею тебя защитить.

— Ха! Неизвестно еще, кто кого защитит! — рассмеялась она, и Рейф, ничуть не оскорбленный, вторил жене.

— Если дойдет до этого, я буду рад твоему мастерству, но пока предпочитаю нечто иное, — прошептал он и стал жадно ее целовать, опаляя кожу горячими губами.

— Дьявол! — пробормотала она.

— Ведьма! — парировал он.

Она ловко вывернулась и уселась на него верхом, спиной к нему, выставляя на обозрение соблазнительную попку. Рейф застонал от удовольствия, когда она взяла в рот его плоть. Приподнявшись, он оказал ей ту же услугу. Неумолимый язык безошибочно отыскал самое чувствительное место и продолжал лизать, пока она, вскрикнув, не выпустила его ноющее от напряжения копье, уже готовое пронзить ее насквозь.

— О Рейф, — выдохнула она и, перекатившись на спину, протянула к нему руки.

Скользнув между ее бедрами, он вошел в тесный грот.

Нежные, как шелк, груди, терлись о его торс. Ее пальцы зарылись в его темные волосы. Приподнявшись, он положил ей палец в рот, и она принялась сосать его. Рейф слегка отстранился, с силой врезался в нее, и она что-то пролепетала.

Как часто за последние месяцы именно она вела их любовные игры и умело управляла страстью! На этот раз он возьмет верх. Оттолкнувшись и не выходя из ее лона, он оседлал горячие бедра и замер.

— Пожалуйста… — прошептала она.

— Я еще не готов, — мягко возразил он, продолжая ласкать ее сладкие грудки.

— Но ты тверд как скала, — всхлипнула она.

— Да, и собираюсь пока остаться таким. Разве твой повелитель, халиф, всегда был нетерпелив?

Он слегка пошевелился.

— Старики часто спешат, боясь, что их пыл угаснет.

Он нежно стиснул мягкие округлости ягодиц.

— Он ж-жаловался… с-совсем как ты. О Господи, я хочу тебя! Скорее! — в отчаянии выкрикнула она.

Вместо ответа Рейф стал ласкать крохотный шарик, терзая чувствительную плоть, пока она едва не потеряла сознание от острого, мучительного наслаждения.

— Вот видишь, жена, каких восторгов ты лишаешься из-за своей торопливости?

Он снова лег на нее и погрузился в изнывающее, раскаленное лоно. Оба кричали, обезумев от страсти, и вместе достигли пика. Когда его семя наконец пролилось, он все равно не вышел из нее. Губы встретились в нежном поцелуе и не разъединялись, пока его плоть снова не набухла.

Ронуин всегда утаивала какую-то часть себя, но в эту ночь безоглядно раскрылась, отдавая всю свою любовь. Она ощущала себя одновременно слабой и непобедимой. Он ошеломил ее своим чувственным голодом, но все же она ощущала неведомую ранее свободу и ничего не боялась.

Позже она рыдала от счастья в его объятиях, и Рейф де Боло понял, что именно жена подарила ему в эту ночь.

Рейф крепче прижал ее к себе. Большая ладонь пригладила непокорные пряди. Шепча что-то неразборчиво-утешительное, он долго укачивал ее, прежде чем сказать:

— О Ронуин, разве ты не знаешь, как сильно я люблю тебя? Я так часто говорю тебе об этом!

— На свете не было столь сладостной любви, как наша, — всхлипнула она. — О, как жаль, что я не была девственной в нашу первую ночь, дорогой, как жаль!

— Да я Бога за это благодарю! — засмеялся Рейф. — Предпочитаю искусную в любви женщину святой невинности!

— Правда? — с беспокойством спросила она, поднимая к нему мокрое лицо.

— Правда, — кивнул он. — Эдвард, как я подозреваю, вряд ли умеет ублажить женщину, но твой халиф оказался человеком опытным и мудрым. Он победил твои страхи и научил дарить мужу блаженство. Я благодарен ему, любимая, но очень ревную. Если когда-нибудь посмотришь с вожделением на другого мужчину, убью тебя своими руками!

— Правда? — поддразнила, она с притворной наивностью.

Рейф быстро перевернул ее и шутливо шлепнул несколько раз.

— Правда, ехидная ты ведьма, — фыркнул он, когда она взвизгнула скорее от удивления, чем от боли, и отвесил еще один шлепок.

— О, мне это нравится, — томно протянула она. — Не хочешь ли повторить, муженек? Иногда я бываю такой нехорошей!

Рейф снова засмеялся и обжег ее губы быстрым поцелуем.

— Женщина, ты просто настоящая нечестивая грешница! А теперь спи! Дай мне немного отдохнуть, иначе я провороню нападение твоих валлийских соплеменников.

Он едва успел натянуть на них одеяло, обнял жену и провалился в сон, едва голова коснулась подушки. Ронуин прижалась к сильному телу, с наслаждением вдыхая мужской запах. Легкая улыбка коснулась губ. Невероятно, что можно быть такой счастливой! Просто невероятно!

Это была последняя ее мысль, прежде чем она закрыла глаза и провалилась в сладкое забытье.

Пришло лето, и в Ардли явился гонец от Эдварда де Боло с сообщением, что леди Кэтрин благополучно разрешилась от бремени вторым сыном. Рейфа и Ронуин просили приехать в Хейвн и стать крестными родителями малыша.

— Благослови Господь твою сестру, — хмыкнула Ронуин. — Она свято хранит мир в семье. Как Эдвард ни хорохорится, а она правит им твердой рукой. Это она придумала позвать нас на крестины. Эдвард ни за что не допустил бы такого.

— Но мы поедем, чтобы угодить Кэтрин, — решил Рейф, — и вы с Эдвардом не станете цепляться друг к другу.

— Не ревнуй, муженек, — попросила она, гладя его по щеке. — Как я могу испытывать что-то к Эдварду, если безумно влюблена в тебя? — И, встав на носочки, поспешно поцеловала мужа.