Некоторое время спустя ее пересадили в какой-то другой экипаж. Он был не так роскошен, как карета, в которой ее похитили, но гораздо теплее и вместительнее. Как Лиза поняла, повозка была предназначена для долгой дороги. В ней имелась даже жаровня с углями…

Станислав сначала ехал снаружи, а потом перебрался в экипаж.

— Холодает, — сообщил он Лизе. — Поднялся ветер. Надеюсь, Юзек теперь не заблудится. Дорога пойдет сплошь прямая. А меня ждет дело куда интереснее…

Он наклонился и безо всякой подготовки, ни слова не говоря, так, словно Лиза была горничной, а поблизости не было ее хозяев, а потому следовало торопиться, просто прильнул к ее губам.

Она попыталась вырваться — куда там! Чем больше Лиза сопротивлялась, тем крепче сжимал ее в своих объятиях Станислав. Он стискивал ее руками, словно удав кольцами. И целовал, целовал…

К своему ужасу, Лиза не испытывала ни отвращения, ни испуга, а лишь странное чувство, как будто он потихоньку заглатывал ее. Казалось, еще немного, и она задохнется, но воздух откуда-то поступал, а ее затягивало все глубже и глубже. Голова кружилась, она почти ничего не видела, кроме горевших каким-то дьявольским огнем его глаз, которые завораживали ее так же, как жертв отцовских фокусов стеклянный кувшин. Когда они долго на него смотрели, потом полностью подпадали под влияние магнетизма, внушаемого князем…

На некоторое время девушка пришла в себя от свиста лезвия того же стилета и с удивлением поняла, что Поплавский попросту распорол на ней платье снизу доверху. Правда, пришлось повозиться с корсетом. Тот был на китовом усе, многократно простроченный, но похититель Лизы в конце концов с ним справился.

— Мне повезло! — восхищенно произнес он, когда великолепные груди Лизы показались в открывшемся разрезе. — Твое тело так же прекрасно, как и лицо!

Она сделала последнюю попытку вырваться, но только усугубила свое положение. Распоротое платье свалилось с нее, и Станислав больше не слушал никаких ее возражений и хрипло смеялся, наблюдая, как она упирается ему в грудь, откидываясь при этом назад, и словно подставляет ему свои груди для поцелуя.

Он наслаждался ее беспомощностью и будто вампир впивался в шею, оставляя на нежной коже багрово-черные следы. Лизу всю колотило не то от страха, не то еще от чего-то. Казалось, ее предает собственный организм, потому что в одночасье естество девушки перестало слушаться своей хозяйки и зажило как бы само по себе…

Странно, что еще где-то в сознании ее теплилась мысль, будто все происходит с нею не въяве. Сны ведь тоже бывают похожи на действительность, но хороши тем, что кончаются. Она же все никак не могла проснуться, а все ее усилия, на это направленные, оканчивались ничем.

— Господи, — шептала она, — господи, помоги!

Но ее не слышал и бог. Наверное, она сделала что-то такое, за что всевышний ее наказывает!.. Или он попросту отдал ее в руки дьявола…

Нет, не отдал, но и не воспрепятствовал тому, чтобы изгнанник из рая забрал ее под свою власть.

А Поплавский продолжал бесцеремонно ее ласкать, без труда отводя руки девушки, которыми она в последней попытке старалась прикрыться.

— Мне дважды повезло, — дышал он ей в ухо, — трижды, четырежды. Ты, оказывается, страстная девица. Не люблю холодных. Напрасно мне твердили, что ты, скорее всего, холодна… О, женщина с такой грудью не может быть холодной.

Он опять стал всасывать ее в свое душное змеиное нутро, даже не пытаясь бороться с последними застежками и завязками, а попросту обрезая их своим острым ножом.

В конце концов и Лизой овладело странное возбуждение. Она уже лежала на широкой жесткой скамье, вся истерзанная его руками и губами, а нечто внутри ее пульсировало и ждало чего-то еще, какого-то последнего действия, какового никто еще с нею не проделывал, но должен был сделать, иначе она могла задохнуться, сгореть от сжигавшего ее изнутри огня. Это желание стало таким сильным, что она застонала. Казалось, вонзись сейчас в нее кинжал, она не почувствует боли…

Впрочем, нет, она боль ощутила, но какой-то частью сознания, остальное ее существо содрогалось в конвульсиях, и непонятно было, что это — невероятное, адское вожделение или смертельные судороги…

Но Лиза не умерла. Она лежала боком на неудобной скамье, абсолютно нагая, прикрытая Станиславом каким-то не то пледом, не то одеялом, и смотрела на бледное, осунувшееся лицо своего не то жениха, не то мужа, на его вздымающуюся грудь и недоумевала: неужели этот человек заставил ее позабыть свой облик, свои привычки, свои сами собой разумеющиеся ощущения, чтобы на время превратиться в существо, ничуть не напоминавшее прежнюю Елизавету Астахову?

— Не волнуйся, — проговорил он, не открывая глаз, — мы обвенчаемся. В первом же костеле…

Костеле? Разве не в церкви? Ах да, он же наверняка католик… Но думалось об этом как-то отстранение, будто о чем-то необязательном…

Теперь для нее не было возврата назад, в прошлую безмятежную жизнь. Ее душа больше не принадлежала ни богу, ни ей самой. Вообще, Лизе казалось, что у нее больше нет души… Между тем повозка, или, как про себя Лиза называла ее, рыдван[16], все катила и катила.

Лиза ехала завернувшись в одеяло — ее роскошное подвенечное платье теперь ни на что не годилось. На первой же остановке Станислав оделся и куда-то ушел, наказав ей:

— Сиди, наружу не выглядывай. Юзек будет тебя охранять. И без глупостей!

О каких глупостях могла идти речь, если она была в чужой стране, неизвестно, в какой местности, — до нее доносились слова, которых она не понимала, — да к тому же она была без одежды.

Через некоторое время Станислав вернулся с коробкой, в которой Лиза обнаружила скромное платье и кое-какие предметы женского туалета, в чем, к ее удивлению, Поплавский прекрасно разбирался.

Он, как опытная горничная, помог девушке одеться и набросил на ее плечи накидку.

Станислав вышел из повозки и подал ей руку.

— Пойдем, нас ждет ксендз. Свидетелем будет Юзек и один добродетельный пан, который согласился помочь несчастным влюбленным, сбежавшим от жестоких родителей.

Влюбленным! Хорошо, хоть платье будущий муж купил достаточно закрытое, чтобы окружающие не видели ее истерзанного тела.

— А твой ксендз знает, что я — православная?

— Он не знает даже, откуда ты, из какой страны.

Это очень бедный костел, а сумма, которую я пожертвовал на его алтарь, показалась ксендзу огромной…

Лизе не оставалось ничего другого, как покориться.

— Не бойся, я не стану склонять тебя к тому, чтобы ты обязательно переменила веру, — пренебрежительно проговорил Станислав. — Единожды поклонишься, потом перекрестишься вот так, по-нашему. — Он показал как. — И все. Бог поймет, что у тебя не было другого выхода. Ведь всевышний не одобряет самоубийства, не так ли? А живой ты от меня теперь не уйдешь!

Лиза почувствовала, как у нее от страха поползли по спине мурашки. Когда она думала о том, что раз уж Поплавский — ее судьба, то, может, так и надо принимать свою судьбу, покорно, смиренно, но представить, что этот человек будет с нею рядом всю жизнь…

Она почувствовала себя такой слабой, такой беспомощной. А как там их фамильный астаховский дар? Что же он-то молчит?

Станислав заставил ее надеть фату, и, как ни казалось это Лизе кощунством, она опять без слов подчинилась, хотя ей трудно было без горничной управляться со своими волосами, а от волнения руки к тому же ее почти не слушались.

Они шли по какой-то узкой мощеной улице, Лизины каблучки звонко цокали по камням.

— Ну же, коханая, выше голову! — насмешливо проговорил Поплавский. — Не на каторгу идешь — венчаться. Ты думаешь, мне этого хочется? Стал бы я тащиться за сотни верст за невестой, у нас и в Польше достаточно красавиц. К сожалению, мало кто из богатых папаш согласился бы отдать свою дочь за князя Поплавского. Бедный, говорят. А где ж тогда мне денег достать, кроме как на деньгах жениться?

— Так ты беден? — изумилась Лиза. — Но весь петербургский бомонд только и говорил, что о твоем сказочном богатстве.

— Согласись, я был очень убедителен, — довольно рассмеялся он. — Я и сам не ожидал, что такая афера у меня получится. Все-таки вы, русские, очень доверчивые… Впрочем, если быть честным, без помощи одного умного человека я бы, пожалуй, с этим не справился…

Как Лиза ни была огорошена, смятена, но расследование, которое незадолго до свадьбы учинили они с Петрушей, тут же ей вспомнилось.

— Уж не Щербина ли этот умный человек?

Поплавский с любопытством скосил глаз на будущую жену:

— Ты догадлива, моя дорогая.

— Интересно, дорого ли он запросил за свою помощь?

Она хотела уязвить Станислава, но он неожиданно расхохотался:

— Представь, он спросил у меня, будешь ли ты счастлива со мной? Я, как человек честный, честно и ответил: «Вряд ли!» А он сказал, что готов сам заплатить мне, чтобы я не отказался от своих намерений.

Ха-ха-ха! Хотел бы я знать, чем ваша семейка так ему досадила?

— Я могу удовлетворить твое любопытство, — холодно сказала Лиза. — Мой отец поймал твоего помощника на шулерстве…

— Хочешь сказать, разоблачил его при всех? Тогда понятно. Разрушил ему карьеру…

— Карьеру шулера. И тебе его жалко?

— Просто я примерил случившееся с ним на себя.

Если бы сейчас кто-то попытался разрушить мою нынешнюю игру, я бы, наверное, тоже его возненавидел. И постарался бы отомстить.

Между тем они подошли к костелу, и Лиза поставила ногу на ступеньку. И охнула от боли — ее сердце будто пронзила длинная игла, которая достала прямо до лопаток. Неужели у нее стало болеть сердце?

— Ну, ну, не притворяйся, ничто тебе не поможет! — проговорил Станислав, когда она схватилась за сердце, и, хотя в его глазах мелькнула некоторая тревога, он цепко взял ее за локоть и повел по ступенькам к входу в костел.

Потом они опять ехали в той же повозке, и Лиза безучастно сидела, глядя прямо перед собой. В голове ее слегка звенело, словно там, в костеле, перед алтарем, остались все ее мысли, желания и вообще прошлое.

Она пришла в себя от того, что рука Станислава стиснула ее колено.

— Ну что, женушка, поцелуемся?

— Нет! — испуганно отпрянула она, опасаясь той власти, которую имели над нею его поцелуи.

— Ты опять будешь сопротивляться? — Глаза его загорелись. — Никогда прежде я не задумывался над тем, что от преодоления сопротивления получаешь куда больше удовольствия, чем от молчаливой покорности… Вот-вот, твои прекрасные глазки снова засверкали. Надо сказать, прекрасное зрелище: молнии среди льда. Ты всерьез околдовала меня — я стал воспевать твою красу поэтическим штилем… Мне кажется, дорогая, из нас получится неплохая семейная пара…

Он говорил, а сам одной рукой тянул ее к себе, и одновременно другая рука приподнимала юбки, чтобы потом одним движением усадить ее к себе на колени…

— Расстегни платье! — хрипло потребовал он.

— Нет!

— Тогда и его мне придется разрезать ножом.

Лиза покорно стала расстегивать платье.

Из дороги она почти ничего не запомнила, кроме того, что Станислав проникал в нее при любой возможности. Она не могла найти объяснения этому и решила про себя, что ее нежданный муж попросту развращен и думает только об одном: удовлетворении своей плоти. Но тогда почему его действия не оставляют равнодушной Лизу?..

— Ваши петербуржцы говорили, что ты — ведьма, — посмеивался он, укладывая ее голову к себе на плечо. — Но ведь они не знали твоего тела и твоей страстности, не знали, какое удовольствие ты можешь подарить мужчине. Тогда что их смущало? Твои зеленые глаза. Они испускают флюиды, которые могут превратить любого мужчину в раба, если этому не противиться. Ваши мужчины боялись твоих чар, вот что. И были правы. Укротить такую женщину дано не каждому. Теперь ты поняла, что совершенно напрасно было даже пытаться убежать от меня? Или выйти замуж за такого телка, как мой кузен Жемчужников.

Я — твоя судьба!

Лиза вздрогнула от его слов. Но от этого, кажется, впервые пришла в себя. Выходит, Поплавский считает, что он ее укротил?

Поймав себя на этих размышлениях, Лиза мстительно усмехнулась: как бы ни уговаривал ее муженек, не сможет она быть кроткой овечкой. Даже ежели захочет. Чего уж там, не захочет! Тогда что делать?

Как говорил папенька, нашла коса на камень. Единственное, что Лиза может, так это до поры до времени сдерживать свой независимый нрав.

Несколько часов тому назад Станислав предупредил ее, что ночью они будут в поместье Поплавских.

Посоветовавшись с Юзеком — странные отношения у господина со своим кучером! — останавливаться на ночлег или нет, порешили ехать. Лошади выносливые, еще несколько верст выдержат, а уж ночевать лучше дома, Анелька и так заждалась муженька. То бишь Юзефа.

От предчувствия ли окончания пути или от своих беспокойных мыслей, но Лиза проснулась и теперь сидела, посматривая в крохотное оконце на залитые полной луной окрестности. Голова Станислава лежала на ее коленях — в последнее время он полюбил спать именно так: головой на ее коленях. Просто спать рядом не позволяла ширина сиденья.