Я встаю, застилаю кровать и собираю школьную сумку. Потом лезу в шкаф за белыми шортами и черной майкой. Может быть, я уже надевала их на этой неделе? Точно не помню. Мне вдруг стало все равно.

Одеваюсь и направляюсь в ванную причесываться и краситься: душ я принимала вчера вечером, после занятия в бассейне.

Поверить не могу, что этот придурок бросил меня в воду. Была моя очередь давать отпор, и у меня прекрасно получалось, но как типичный парень он прибегнул к физической силе, когда не смог победить честно.

Аплодисменты Мейсену.

У него была возможность оставить последнее слово за собой, но для этого надо было включиться в игру. Я горжусь собой и улыбаюсь, заходя в ванную.

Разобравшись с гнездом на голове и выпрямив волосы, начинаю краситься. Приходится замазывать огромные круги под глазами: вчера слишком засиделась за домашней работой. Наношу немного румян, чтобы выглядеть здоровой и счастливой.

Кто-то заходит в ванную комнату и бросает что-то прямо передо мной. Я опускаю глаза, вижу свой черный конверт, адресованный Мише, и поднимаю его.

Письмо, что я написала пару дней назад. Это точно, потому что на нем марки с планетами, которые я купила на почте только на прошлой неделе.

Перевожу глаза на сестру. Ее волосы собраны в небрежный пучок. На ней летнее платье и мои черные балетки, которые она взяла без разрешения.

Я хмурю брови.

– Как мое письмо оказалось у тебя?

– Я на днях достала его из почтового ящика по пути в колледж.

– Зачем?

– Потому что он тебе уже несколько месяцев не отвечает, – отрезает она. – Успокойся и отпусти его.

Я наблюдаю, как она крутится перед зеркалом и возится с прической, и во мне закипает гнев.

– Расскажи-ка мне, какое тебе до этого дело, – резко говорю я, не беспокоясь о том, что нас может услышать мама.

– Райен, ты ведешь себя жалко, – говорит она, глядя на меня как на ребенка. – Ты как будто его преследуешь. Когда он придет в себя, сам тебя найдет.

Я бросаю письмо и хватаю помаду, снова наклоняясь к зеркалу.

– Он не мой парень и не должен передо мной отчитываться, а я не обязана объяснять все это тебе. Больше не трогай мою почту.

– Ладно. – Она разворачивается и идет к двери, но останавливается на пороге и оглядывается. – Мама ждет тебя на кухне. Она увидела в электронном журнале твою оценку за эссе.

Она уходит, а я закрываю глаза, на секунду всерьез задумываясь о том, чтобы взять пример с Мейсена.

Бомбочка или центрифуга, Карсон? А может, отрезать тебе волосы?


Я выхожу из дома, обхожу свой джип и возвращаю в почтовый ящик письмо для Миши, придерживая за ремень школьную сумку, которая болтается на плече. Оставив конверт внутри, поднимаю флажок, означающий, что почтальону нужно забрать его содержимое.

Но потом мой взгляд падает на мусорные баки рядом с почтовым ящиком, и я замираю.

Ты как будто его преследуешь. Это жалко.

Жалко.

Мне становится горько и обидно.

Может, она и права. Возможно, у него появился кто-то гораздо важнее, он завел себе девушку, и она потребовала, чтобы он перестал мне писать. Или я ему наскучила. Последнюю пару лет он писал все реже и реже. Я не возражала, потому что тоже была очень занята в школе, и все же…

Миша никогда не писал мне так часто, как я ему. Раньше я как-то об этом не задумывалась.

Я вытаскиваю письмо из ящика, мну, сжимая в кулаке, и кидаю на верхушку горы мусора в контейнере. К черту его.

Возвращаюсь к джипу. Сердце начинает биться быстрее в предвкушении. На ногах босоножки, так что свежая роса на траве мочит ноги.

Но тут я останавливаюсь. Меня захлестывает ощущение, что я потеряла его. Нет. Это не жалко. Миша не хотел бы, чтобы я перестала ему писать. Он заставил меня пообещать, что я не перестану. «Ты нужна мне. Ты ведь это и так знаешь, верно? – писал он. – Скажи мне, что так будет всегда. Пообещай, что ты не прекратишь мне писать». Это было в одном из тех редких писем, где он туманно намекал на то, что творится в его душе. В том письме он показался мне напуганным и таким уязвимым, что я ему пообещала.

Да и зачем мне останавливаться? Я не хочу потерять его.

Мишу.

Я разворачиваюсь на месте, бегу к мусорке, вытаскиваю и разворачиваю смятый конверт. Разглаживаю его настолько, насколько могу, снова кладу в почтовый ящик и закрываю крышку.

Не давая себе времени передумать, запрыгиваю в машину и уезжаю в школу. Скоро май. На улице прохладно, но я все равно отдаю предпочтение шортам с блузкой, потому что знаю, что к обеду потеплеет. За десять минут до начала урока паркуюсь и вливаюсь в толпу школьников, идущих по тротуару.

Из телефонов играет музыка, ребята пишут сообщения. Я чувствую, как кто-то треплет меня за руку, и чую знакомый аромат. Тен каждый день пользуется одеколоном от Жан-Поля Готье, и мне это очень нравится. У меня от этого запаха в животе все переворачивается.

– Что это? – спрашивает он, поднимая мою правую руку.

Я опускаю глаза и вижу синюю краску на указательном пальце и чуть-чуть под ногтями.

Черт.

Я отдергиваю руку, и сердце начинает бешено колотиться.

– Ничего особенного. Мама красила стены в ванной, я ей помогала.

Сжав кулак, прячу палец за ремнем сумки. Вечером нужно все это отмыть.

– Смотри. – Он показывает направо.

Я поворачиваю голову и вижу, что люди окружили лужайку. Мы оба подходим к краю тротуара и читаем огромные серебристые буквы, написанные баллоном прямо на траве.

Лайла, Лайла, Лай-ла,

Ты кому вчера дала?

Кто-то в мужской раздевалке

Круто кинул ей палку.

Но кто это был, погоди?

Нет, не Джей Ди.

– Вот дерьмо, – шепчет Тен. Он неприятно удивлен.

Я смотрю на слова на лужайке, и во рту пересыхает от внезапного желания расхохотаться.

Ну хорошо. Кто, черт возьми?..

Ученики толпятся вокруг, задыхаясь от хохота, некоторые снимают написанное на телефоны. Мы с Теном отходим в сторону.

– Первый раз он перешел на личности, – говорит Тен.

– Кто?

– Панк, – отвечает он с таким видом, будто я должна была сразу понять. – Теперь понятно, это кто-то из нашей школы. Кто-то, знающий нас.

Я издаю беззвучный стон. Все верно, но Панк всегда подписывает свои послания. А это выбивается из общей картины.

Слышу какой-то шум и замечаю уборщика: он тащит пожарный шланг и пытается протиснуться с ним через толчею на крыльце.

– Пойдем, – говорю я Тену.

Мы заходим в школу и идем мимо кучек ребят, окруживших другие надписи на стенах: подписанные.

Ты поцеловал мои волосы и уже запал в душу.

А бросишь меня – самому будет хуже.

– Панк

Прямо передо мной две девочки достают ручки и делают приписки, унижающие бывших парней, типа «Да, Джейк».

Я еле сдерживаю смех.

– Это меня просто убивает, – заявляет Тен, пока мы идем к шкафчикам. – Я хочу знать, кто такой этот Панк. И тоже хочу внести лепту.

Я недовольно фыркаю. Это его личное дело. Конечно, Лайла – наша подруга, но мы с Теном оба прекрасно понимаем, что на лужайке написана правда, и я уверена, он тоже с нетерпением ждет, когда это увидит Джей Ди.

– Я собираюсь выследить эту сучку и выяснить, с кем ее застукали в раздевалке. – Тен останавливается у своего шкафчика.

Я иду дальше, бросая через плечо:

– Увидимся за обедом.

Никто не узнает, с кем Лайла развлекалась вчера вечером. Она, скорее всего, даже не признается, что это правда.

Подойдя к своему новому шкафчику, я набираю код, открываю дверцу и кошусь налево, заметив еще одного уборщика, оттирающего на стене другое послание. Он уже стер несколько слов, но я знаю, что там было написано.

Ты любила меня, мы крепко дружили, я одалживала тебе тени.

Но однажды ты сама станешь тенью на задворках моей памяти.

– Панк

А снизу коллаж – вырезки из прошлогодней стенгазеты: фотографии спортивных команд и просто групп учеников, они улыбаются друг другу и смеются на разных школьных мероприятиях.

Я вешаю сумку в шкафчик и достаю с полки походный флакончик жидкости для снятия лака. Оглядевшись и убедившись, что никто не смотрит, подхожу к мистеру Томпсону, уборщику, и протягиваю ему пузырек.

– Жидкостью для снятия лака можно отмыть все что угодно, – предлагаю я ему выход из ситуации. Пот стекает по его красному лицу, потому что он битый час драит стену.

Он сводит брови, наверное, удивленный моей дружелюбностью и внимательностью. Не то чтобы я когда-то с ним разговаривала, но могла пару раз промахнуться мимо мусорки, выбрасывая стаканчики из «Старбакса». Однако он берет флакон и благодарно кивает.

К счастью, на стенах еще не появлялось ни одной надписи, которую нельзя вывести, но работы уборщикам они порядком прибавляют. Не сказать, что меня это волновало, но…

Я отворачиваюсь и уже собираюсь идти обратно к шкафчику, но встречаюсь глазами с Мейсеном и останавливаюсь. Он стоит, прислонившись к шкафам, в противоположной стороне холла и с любопытством смотрит на меня, сложив руки на груди.

Он все это время там стоял?

Я заставляю себя не обращать на него внимания и лезу за книгами на первый урок.

– А, вот ты где.

Я оборачиваюсь и вижу Лайлу. Вид у нее чуть более замученный, чем обычно. На бровях блестят капли пота, а щеки краснее помидоров. Я слышу, как вибрирует ее телефон.

– А что случилось с твоим предыдущим шкафчиком?

Я поднимаю брови. Она серьезно собирается вести себя так, будто на лужайке напротив школы нет огромной позорной надписи?

О-о-окей.

– Кто-то его взломал, – отвечаю я, поворачиваясь к шкафчику. – Может, ты, после того как я отказалась дать тебе майку «Бебе»?

Она злобно смотрит на меня.

– Я бы в ней утонула. Я по сложению похожа на софтболистку, а ты, детка, – на бейсболистку.

Сдерживая желание закатить глаза, я складываю вещи в сумку и проверяю, взяла ли с собой бутылку воды. Краем глаза взглянув назад, вижу, что Мейсена уже нет.

Телефон Лайлы продолжает вибрировать. Даже не знаю, то ли это уведомления «Фейсбука», то ли ей названивает возмущенный Джей Ди. Впрочем, какая разница?

Мимо проходит стайка девушек, прикрывая руками рты, и Лайла смотрит на них исподлобья.

– Давайте, сучки, издевайтесь, – злится она.

Они отворачиваются, стараясь не рассмеяться вслух, и продолжают свой путь.

За спиной у Лайлы появляется Мэнни Кортес и пытается открыть шкафчик, но она разворачивается и обращается к нам обоим.

– Ну-ну, может, это Мэнни влез в твой шкафчик. Тебе же так нужна помада, подходящая к подводке?

Его лицо напрягается. Он стоит спиной к Лайле и не отвечает.

– Нет, – вступаюсь за него я, захлопывая шкафчик. – Мы предпочитаем разные цветовые палитры. У меня «Закат в горах». А у Мэнни «Туманная ночь».

Лайла хохочет, но тут же затихает, потому что кто-то кричит:

– Пригнитесь!

Мы обе поднимаем глаза. Прямо в нашу сторону летит футбольный мяч. Мы отходим, но в этом нет необходимости. Мяч ударяет Мэнни в левое ухо, он отшатывается и тут же прикрывает рукой место удара.

– Вот дерьмо. – К нам подбегает хохочущий Трей. – Извини, чувак. Честно, я не хотел. По крайней мере, в этот раз.

Я наблюдаю за Мэнни. Он тяжело дышит и морщит лоб от боли. Когда он убирает ладонь от уха, я вижу кровь. Мои глаза расширяются, я делаю глубокий вдох.

О боже. Она идет изнутри или снаружи? Прежде чем я успеваю разобраться, Мэнни захлопывает дверцу шкафчика и исчезает в дверях туалета под звук звонка.

– Отлично сработано, козел, – ругаюсь я.

– Эй, это была случайность.

Я вижу, как он бросает взгляд на Лайлу, а потом, пока все ученики спешат на урок, у него за спиной появляется Джей Ди.

– Иди в класс, – говорит он Лайле, едва разжимая зубы.

– Извини, что?

– Ты меня слышала. Вернемся к этому разговору позже.

Она стоит злая как черт, но я не задерживаюсь, чтобы посмотреть, чем закончится эта история.

Я прихожу на искусство, но Мейсена нет на его месте. И к тому моменту, как звенит последний звонок, он так и не появляется.

Но я только что видела его в холле. Как ему удается просто приходить и уходить когда вздумается?

К счастью, Трей тоже не терроризирует класс, так что я могу всецело посвятить урок работе над обложкой альбома для Миши, и никто мне не помешает.

Даже Мэнни нет. Наверное, ушел к медсестре, чтобы она осмотрела его ухо. Надеюсь, с ним все в порядке. Со стороны казалось, что ему очень больно.

Когда урок подходит к концу, я продираюсь через толпу школьников в кабинет английского. Мейсен сидит на своем месте как ни в чем не бывало.