Пенелопа Дуглас - Панк 57

Когда она пыталась вырваться, ее спортивная майка задралась, и открылась полоска обнаженной кожи. Я медленно скольжу пальцами по ее животу и наблюдаю, как она опускает веки.

– Да, друг, я же тебе сказал, – говорит один охранник другому. – Они сбежали через ту дверь. Пойдем поищем во дворе.

Я прижимаюсь губами к ее щеке. Она все больше и больше выгибает шею, пока ее губы не оказываются от моих в какой-то паре миллиметров. Я ощущаю ее дыхание.

– Подними майку.

Она открывает глаза и испуганно мотает головой.

Я наклоняюсь ближе и шепчу ей прямо в лицо:

– Ну давай же. Я думал, ты любишь риск.

Моя рука лежит у нее на шее. Я прикусываю ее нижнюю губу и нежно тяну на себя, чувствуя, как ускоряется под моей рукой ее пульс. Она прижимается ко мне, и я сдерживаю стон, наблюдая, как свет фонарей меняет направление и наконец скрывается за пределами библиотеки.

Как только вижу, что две пары ботинок исчезли за дверью и она закрылась, я проскальзываю рукой ей в шорты, одновременно касаясь губами ее губ, и выпускаю на волю стон, который так долго сдерживал.

Внизу она такая мягкая и гладкая. И очень теплая. Я проникаю пальцем внутрь и вздрагиваю: как же там узко!

– Какое мне до тебя дело, да? – говорю с вызовом. – Видишь, какая ты мокрая сейчас от моего пальца? Вот мое дело.

И ввожу в нее второй палец.

– О боже, – скулит Райен. – Мейсен, нет.

– Почему нет? – Взяв ее за подбородок, покрываю поцелуями щеку, продолжая ласкать пальцами. – Думаешь, друзья возненавидят тебя, когда узнают, что ты сучка, которой нравится, когда ее трахают пальцами на полу?

Я проскальзываю пальцами как можно глубже и каждый раз выхожу почти полностью, медленно и плавно, потом вынимаю пальцы и начинаю поглаживать клитор.

Она стонет и выгибает спину, а мой член уже упирается в джинсы, умоляя дать ему больше пространства.

– Да. – Она облизывает мою сережку и трется о меня попкой. – Боюсь, они узнают, что мне это нравится.

Да. Я целую ее страстно и глубоко, как будто испытываю голод и утолить его может только она.

– Не переживай за свой секрет. Я тебя не выдам, – говорю я. – Я слишком долго этого ждал.

– Чего ты ждал?

Я снова проникаю в нее пальцами, не замечая вопроса. Целую шею, подбородок, покусываю и тяну за мочку уха. Наслаждаюсь вкусом каждого сантиметра ее кожи, до которого дотягиваюсь, но не замедляю движений руки. Конечно, она не поняла моей фразы, и я не буду объяснять. Она и подумать не может, что сидит у меня в голове уже долгие годы, а не считаные дни.

Я продолжаю работать пальцами ритмично и глубоко, иногда прерываюсь, чтобы погладить клитор. Она вся дрожит в моих объятиях и шире раздвигает ноги, а я вынимаю руку и накрываю ладонью ее между ног целиком. Теперь она вся в моих руках.

– Мейсен, – ее дыхание прерывисто, она сгорает от желания.

Мейсен. Хочу, чтобы она называла меня моим именем, а не чьим-то еще.

– Я чувствую, какой он сейчас твердый, – шепчет она, целуя меня в подбородок. – Это же из-за меня? И что теперь будет?

Я не знаю, но не смогу остановиться, пока этого не сделаешь ты.

– Задери майку, – прошу снова.

Но она качает головой.

– Сейчас же, – требую я, прислоняясь к ее щеке. – Хочу на тебя посмотреть.

Ее шепот щекочет мне шею:

– Но ты ведь не будешь просто смотреть. Ты будешь трогать.

Черт, да, конечно, буду.

– Тебя это смущает? – спрашиваю. – Потому что, как бы это сказать… я тебя уже трогаю.

Она мягко и нежно целует меня, кусает и дразнит.

– Но если я сниму верх, – продолжает она, – ты ведь захочешь, чтобы я сняла и низ?

Я издаю стон. Член так набух, что становится больно. От одной только мысли о совершенно обнаженной Райен кружится голова.

Пожалуйста.

Она сильнее прижимает к себе мою руку у нее в трусиках и приникает ко мне всем телом.

– И тогда тебе покажется мало одних только рук, и ты захочешь настоящего секса. – Она стонет и трется о меня. – А моему кавалеру на выпускной бал это не понравится.

Я крепко обнимаю ее за талию и улыбаюсь во весь рот. Боже, она знает, как меня завести.

– Ему совершенно необязательно знать, – говорю я ей. – По крайней мере, пока ты меня слушаешься.

Я медленно подношу руку к ее шее. Она немного волнуется и все же с улыбкой берется за край майки. Я на секунду отпускаю ее, она снимает верх через голову, и перед глазами предстает персикового цвета бикини. У нее большая, мягко очерченная грудь. Холмы, покрытые смуглой кожей, возвышаются прямо передо мной, затвердевшие соски выступают, натягивая ткань. Во рту все пересыхает. Хочу попробовать ее на вкус. Везде.

– Хорошая девочка, – шепчу. – А теперь снимай верх купальника.

Она делает вдох, чуть застенчиво тянется руками к шее и развязывает длинную лямочку одним ловким движением, глядя прямо мне в глаза.

Завязки падают на пол, я медленно отгибаю треугольник ткани, обнажая нежную плоть.

Боже. Да они даже в ладонь не поместятся.

Она убирает второй треугольник, и я смотрю на эту девчонку в восторге. Просто сногсшибательная. И даже не столько из-за внешности, сколько из-за того, как умело она включилась в игру. Говорит именно то, что сводит меня с ума, злит, заводит, вызывает желание командовать…

Она вдруг поднимает руки и прикрывается.

– Разве я просил тебя так делать?

Райен медленно опускает руки, обнажая шелковистую кожу.

– И долго ты будешь на них смотреть? – робко спрашивает она.

Снова проскальзываю рукой ей в трусики и глубоко ввожу два пальца.

– Пока не кончишь, – отвечаю, продолжая ее ласкать. Ее тело покачивается, грудь подскакивает при каждом движении.

Она зажмуривается и стонет.

– Тебе нравится? – дразню ее.

– Да.

– Тогда скажи мне это.

– Мне нравится! – кричит она.

Ее соски уже твердые, как камень, и я глаз не могу оторвать от них. Целую ее и продолжаю ласкать.

– Давай, куколка. Купи мое молчание, – рычу. Она начинает крутить попкой и тереться о мой член. – Раздвинь шире ноги и кончи от моих рук, и я никому не расскажу, что ты – маленькая хулиганка, которая расписывает стены.

Она кладет голову мне на плечо, обхватывает меня за шею и начинает сама насаживаться на мою руку. Внизу живота начинает тянуть. Каждое ее движение пускает по моему телу волну желания, а она тем временем приближается к пику. Ее грудь часто и резко подпрыгивает, а я смотрю на нее и представляю, как медленно вхожу в нее и мы занимаемся любовью.

– Не рассказывай никому, пожалуйста, – умоляет она, не останавливаясь.

Кровь приливает к члену, и я чувствую, как начинает сочиться смазка. Черт, как же сильно хочется быть внутри.

– Еще немного, детка, – твержу. – Что ты готова сделать, чтобы я держал рот на замке, а?

– О, – вздыхает она, – все, чего пожелаешь.

– Все, чего пожелаю?

Она судорожно кивает и кричит:

– Да!

Двигаясь все быстрее и быстрее, она приближается к оргазму. Потом наконец запрокидывает голову, замирает и протяжно стонет. По ее телу пробегает дрожь.

– О боже!

Я засовываю пальцы в нее как можно глубже и ощущаю легкие спазмы: ее накрывает оргазм.

Она часто и тяжело дышит, тело вытягивается в струнку. Мой член окаменел и упирается в джинсы. Я не хотел бы, чтобы наш первый раз случился в библиотеке, но не ожидал, что она так сильно меня заведет.

Райен потихоньку успокаивается. Грудь начинает подниматься и опускаться медленнее. Я окидываю взглядом ее тело, смотрю на ее прекрасное лицо и вспоминаю о том, с чем теперь не знаю, что делать.

Чувство вины, потому что она до сих пор не знает, кто я такой, а я только что очень сильно все усугубил.

Тоска, потому что скучаю по ней. Скучаю по ее разговорам с Ми, а не с Мейсеном.

Всеобъемлющая страсть, какой я не знал прежде. В такие минуты, как сейчас, она меняется, становится мягкой, податливой, дает подойти к себе еще ближе, и я желаю ее не только телом, но и душой. Она не отпускает меня.

И еще какое-то нарастающее чувство, которое меня тревожит. Что-то, из-за чего будет очень сложно ее оставить.

И невозможно забыть.

Я смотрю на нее. Она лежит, опустив глаза, и меня внезапно охватывает беспокойство.

Она не смотрит на меня.

Через пару минут она слезает с меня, встает и собирает с пола одежду. Я долю секунды мешкаю, а потом тоже сажусь и настороженно наблюдаю за ней. Она одевается, заправляет волосы за уши и смотрит при этом куда угодно, только не на меня.

Волшебство закончилось.

Но я все равно наблюдаю за ней, не даю ей расслабиться.

Она поднимает рюкзак и наконец переводит на меня взгляд.

– Это ты все начал, – резко говорит она, снова пытаясь защищаться. – Так что если рассчитываешь на минет, то…

– То знаю, где мне без проблем его получить, – отрезаю я. – Ты не первая, кто на мне скакал.

У меня по спине бегут мурашки. Вот теперь я зол по-настоящему. Она сжимает зубы и поднимает бровь.

Как же быстро она охладела.

Райен надевает рюкзак, разворачивается и шагает вниз по лестнице. Я встаю, подхожу к перилам и смотрю ей вслед.

Хорошо. Она хочет пойти на выпускной с кавалером-мужланом, чтобы пустить всем пыль в глаза и остаться на высоте? Я могу это понять.

Но это не значит, что я позволю ей побеждать в каждом раунде.

У Трея в субботу бейсбол, осталось убить пару дней. Если она хочет поиграть, поиграем.

Я не разговаривала с Мейсеном почти два дня, с вечера среды, что мы провели вместе в библиотеке. А сейчас уже середина дня пятницы, и сегодня его опять не было на первом уроке. Как ему удается столько прогуливать и совершенно не напрягаться по этому поводу? Он, вообще, хоть одну работу сдал? Ни разу не видела его с книгами в руках. И я борюсь с искушением поехать в Бухту его проведать. Интересно, он еще там?

Не знаю, почему для меня это так важно. Он постоянно попадается мне на глаза, а я почти ничего о нем не знаю. Он представляет для меня угрозу. Учебный год почти окончен, и я не собираюсь ломать шаблоны. Я и так далеко зашла, и мне совсем не нужен скандал. Он должен держаться подальше от меня.

Но я ловлю себя на мысли, что все время ищу его глазами: в классе, в столовой, на парковке. Даже когда иду домой, в душе теплится надежда, что он подкараулит меня в комнате, как на прошлой неделе, когда только появился.

Хочу снова остаться с ним наедине. Те немногие минуты, что мы провели вместе: в машине, в кабинете физики, в библиотеке – чем-то похожи на Мишины письма. Я их с нетерпением жду.

Вчера вечером после плавания я не оставила никаких граффити. Отчасти потому, что ночью меня чуть не поймали в компании Мейсена и переждать несколько дней – хорошая идея, но не только: мне вдруг расхотелось расписывать стены.

Теперь Мейсен стал моей отдушиной.

И меня это жутко раздражает.

Когда Миша исчез и я не знала, получает ли он мои письма, я начала писать на стенах школы. Там меня точно будут читать. Это глупо и по-детски, но в один прекрасный день, через пару месяцев после его пропажи, на меня столько всего навалилось, и я все время боялась, что вот сейчас закричу. В ту ночь, перед тем как запереть бассейн, я поддалась минутному порыву и достала маркер. Тогда я оставила надпись на шкафчике – личное послание конкретному человеку.

Это была случайность. Такого больше не повторялось и не повторится.

Но следующим утром, когда увидела, как он раз за разом перечитывает мои слова, а потом записывает в блокнот и убирает его в шкафчик, прежде чем уборщики все отмоют, я поняла, что хочу сделать это снова. Надписи стали появляться чаще, увеличились в размерах, но больше никогда не предназначались кому-то лично. В них никогда не упоминались имена учеников.

До прошлой недели, когда о развлечениях Лайлы написали на лужайке перед школой. Это сделала не я, и это еще одна весомая причина остановиться. У меня появились последователи, и я не хочу, чтобы это вышло из-под контроля. В школе наняли охрану, скоро должны включить камеры, так что поимка вандала – просто вопрос времени.

Я писала только смываемой краской из баллончика или маркером на таких поверхностях, которые легко отмыть жидкостью для снятия лака, не испортив. А лужайку пришлось подстричь, потому что, кто бы это ни был, он писал краской из баллона, которая не смывается водой. Возможно, скоро все это перерастет в настоящий вандализм.

Но я, по крайней мере, буду не при делах. Я ничего не написала вчера вечером и сегодня тоже не собираюсь. Мы все едем в автокинотеатр, и мама ждет меня домой к десяти.

Что если Мейсена больше не будет рядом? А я решу, что тайком лазить в школу слишком рискованно? Я что, в один прекрасный день просто закачу истерику?