Он говорит: так устроен его творческий процесс.

Неважно. Главное – это работает.

– Пошли. – Он тянет меня за собой. – Я уже набираю ванну.

Я иду за ним в ванную, наслаждаясь видом того, как он раздевается и залезает в джакузи, а потом подает мне руку и помогает тоже залезть внутрь.

Я сажусь в противоположном конце джакузи и благодарно улыбаюсь, а он начинает массировать мне ногу.

– Журналисты совсем с ума сошли, – говорю я. – Каждому нужно урвать частичку тебя.

– А каждая частичка меня хочет быть с тобой.

Он берет мою ногу и кладет себе между ног. Я медленно заползаю на него, но прижаться к груди не могу: мешает живот.

Взяв небольшой серебряный кувшин, что я держу рядом с ванной, он льет воду мне на волосы. Я выгибаю шею. Тепло то появляется, то пропадает, и это заставляет меня стонать от удовольствия.

Он целует меня в шею.

– Можно я кое-что тебе скажу? – осторожно спрашивает он.

Я поднимаю глаза, мы встречаемся взглядами, и я киваю.

Он с нежностью убирает мне волосы с лица.

– Я очень тебя люблю, и когда мы женились, я мечтал прожить с тобой до конца своих дней, – говорит он, – но вот это зеркало… – он показывает на мое недавнее творение, стену, отделанную зеркальными стеклами, – …бесит меня до трясучки. Каждый раз, как вхожу сюда, меня моментально выбивает из равновесия.

Я оборачиваюсь и расплываюсь в улыбке, глядя на множество маленьких зеркал, в которых отражается зеркало на противоположной стене.

Повернувшись обратно к нему, я вскидываю подбородок.

– Привыкнешь.

– Ты всегда так говоришь, – жалуется он. – Я смирился с готическим камином в переделанном старом гараже в Тандер-Бей, со столиками со станиной для швейной машинки, с тем, что в ванную можно пройти только через гардероб, но это зеркало… – он на миг замолкает и целует меня в щеку, – довольно спорный элемент интерьера.

Я ловлю его недовольный взгляд и начинаю хохотать.

– Если ты разведешься со мной, мы больше не будем заниматься сексом.

Он надувает губы.

– Понятное дело.

Просто как ребенок. Он же знает, что я люблю креатив. Даже если у меня не всегда хорошо получается.

Протянув руку, я поворачиваю кран. Из душа над нами льется вода. Она падает сверху и шумит почти как дождь.

– Тебе нужно появиться на публике, – говорю я.

Ненавижу его пилить и обычно этого не делаю, но иногда мне кажется, что его жизнь могла бы быть куда веселее.

– Уилл названивает как сумасшедший, – поясняю я. – И даже подловил меня сегодня на работе. Говорит, ты можешь покорить весь мир.

– Так и есть, – соглашается Миша и крепко меня обнимает. – Но я просто хочу писать музыку с тобой, чтобы люди ее слушали и любили. Большего мне не надо. Мне не нужна шумиха. Я и так счастлив.

Я глажу его по лицу.

– У большинства людей нет ни малейшего шанса стать богами, – говорю я. – Ты уверен, что не зря упускаешь свой? В конце концов, все мы не бессмертны.

– Мы – нет, а музыка может жить вечно.

У него всегда на все есть идеальный ответ. Он прав. Он ничего не теряет. Вряд ли мы были бы счастливее, если бы тратили на других то время, что проводим вместе. Нет.

– А в ней и мы с тобой, – заканчивает он. – А все остальное неважно, и я не хочу отвлекаться на чепуху. У меня есть один-единственный шанс все сделать так, как надо, и этим я занимаюсь.

Я притягиваю его к себе и целую. Как же сильно я его люблю.

Но его слова напоминают мне о нашем любимом рэпере, и я отклоняюсь назад, не в силах противостоять желанию его подразнить:

– «Один-единственный шанс», прямо как у Эминема в „Lose Yourself“.

И я начинаю тихонько мурлыкать себе под нос текст песни.

Он запрокидывает мне голову и засовывает под душ. Я визжу и смеюсь одновременно.

Эй, да что я такого сказала?

КОНЕЦ

Дорогая Далила,


меня зовут Райен Треверроу. Мы дружили в четвертом классе.

Уверена, что ты меня не помнишь, зато я помню тебя. На самом деле я очень часто о тебе думаю.

Если вдруг ты все-таки поймешь, кто я такая, пожалуйста, прочитай до конца, потому что мне многое надо тебе сказать. Ты не обязана, хотя я буду благодарна, если выслушаешь.

Знаю наверняка, твоя жизнь с тех пор – как и моя – сильно изменилась. Возможно, тебе будет неинтересно это читать, но… мне нужно было написать это письмо, не только ради твоего прощения, но и ради себя самой. Меня гложет чувство вины. Я это заслужила, знаю, и сейчас просто хочу рассказать, что у меня на душе. Это касается далекого прошлого.

Воспоминания свежи в моей памяти, словно это произошло вчера. Ты стоишь у стены на детской площадке, одна, потому что я больше не дружу с тобой. Представить себе не могу, что творилось в твоей голове в тот день и во все последующие, но надеюсь, ты знаешь: все, что произошло после того, как я оставила тебя, – не твоя вина. Дело во мне, а ты просто оказалась не в то время не в том месте.

Есть секрет, которым я хочу с тобой поделиться. Я не рассказывала об этом даже лучшему другу, Мише, потому что мне слишком стыдно за это.

Тогда мне было девять лет, и каждый вечер воскресенья проходил одинаково. Около шести, после ужина, я доставала все свои средства личной гигиены: шампунь, кондиционер, мыло, мочалку, ножницы, пилочку для ногтей… Выставляла их все в ряд на полочке в ванной и следующий час принимала ванну.

Именно так. Я терла кожу скрабом и отмывалась до тех пор, пока каждая прядь волос не начинала источать аромат лилий в ручейке, бегущем через горный луг. Целый час. Потом я вылезала из ванны, натиралась увлажняющим молочком и начинала делать маникюр.

Ничего себе, правда? Но подожди, это еще не все.

Потом я десять минут чистила зубы щеткой и зубной нитью, а затем еще дольше выбирала одежду, которую, разумеется, гладила и аккуратно раскладывала заранее, чтобы надеть в понедельник утром. Начиналась новая неделя, и в нее входила новая я. У меня должно было стать больше друзей. Я хотела начать общаться с популярными девочками. Люди должны были меня полюбить.

Потому что вода не только смывала с моей девятилетней головы грязь, но и уносила меня прежнюю. И раз мой внешний вид был отполирован до блеска, моя личность тоже должна была волшебным образом измениться.

Так продолжалось около года. Больше пятидесяти воскресений, наполненных надеждами на лучшее, и больше пятидесяти понедельников, полных разочарований, потому что они ничем не отличались от предыдущих. Никакое количество мыла и воды, ни идеальный маникюр, ни классная укладка не могли изменить то, что в глубине души я себя ненавидела.

За то, что была робкой, всегда вела себя скромно и не нарушала правил, что чувствовала себя неловко в больших компаниях и не умела легко сходиться с людьми, что мои любимые фильмы и музыка не соответствовали предпочтениям среднестатистического ребенка.

Проще говоря, за то, что я не вписывалась в их общество.

У меня не было ничего общего с другими детьми, я жила в своем маленьком мирке, потому что не могла найти никого, с кем бы у меня были схожие интересы. Я все время чувствовала себя не в своей тарелке.

Как будто я чужая на этом празднике жизни, а все остальные только и ждут, что я пойму их намеки и уберусь.

Так было до тех пор, пока я не встретила тебя. Мы начали проводить время вместе и говорили обо всем. Каждый день во время перерыва гуляли вдоль ограды футбольного поля и болтали на разные темы. Ты была доброй и забавной, слушала меня, не давила, с тобой я не чувствовала себя неловко. Я была рада, что у меня наконец-то появилась подруга.

Пока не начала задумываться, что «достойна большего».

Мы по-прежнему гуляли и разговаривали, но в один прекрасный день я стала обращать внимание на других детей. Они играли и смеялись, и я снова почувствовала себя брошенной. Что в них такого особенного, что другие к ним тянутся? Почему они выглядят счастливее? Что они такого делают, чего не умею я, и как им удается так себя вести?

Я пришла к выводу, что сначала нужно самой почувствовать себя лучше, и тогда я смогу на самом деле стать лучше. Причем под «лучше» я имела в виду «популярнее». Поставив себя на пьедестал, я стала вести себя настолько мерзко, насколько могла. Я верила, что это поможет мне вырасти в их глазах. В каком-то смысле, думаю, так и было. Злоба помогла мне заполучить тех друзей, о которых я мечтала.

А теперь мне нечего сказать в свое оправдание. Это было неправильно по отношению к тебе. Даже ребенок знает, что такое быть дружелюбным. Но я хочу, чтобы ты знала, как мне стыдно. Я была неправа, и я сожалею обо всем. Это был первый шаг в долгой череде поступков, которые сделали меня крайне несчастной девочкой, и теперь я вижу, как много значит один настоящий друг по сравнению со всеми «популярными ребятами» в огромном, жестоком мире.

Я не могу изменить прошлое, но в будущем стану лучше.

Извини, что побеспокоила. Может, читая это, ты не понимаешь, почему я так зациклилась на том, что, возможно, уже не имеет для тебя никакого значения. Или у тебя прекрасная жизнь, и ты купаешься в счастье, а я давно стерлась из твоей памяти.

Но если я все же причинила тебе боль тогда, прости меня.

Ты была хорошим другом и заслуживала большего. Спасибо, что была со мной, когда я так в тебе нуждалась.

С любовью,

Райен.

От автора

Если вы читаете эту страницу, значит, надеюсь, прочитали книгу до конца. Очень рада, если это так.

Писать «Панк 57» было очень сложно и непривычно. Читатели романов могут очень строго судить героинь. Мы часто видим в них себя и сравниваем их решения с теми, что приняли бы сами на их месте. Мы нередко обходимся с ними более сурово, чем с героями, потому что предъявляем к ним те же требования, что к самим себе. Именно поэтому многие героини невинные, робкие и с добрым сердцем. Наблюдать за тем, как преуспевают такие девушки, – приятное занятие. Их легко полюбить.

Не то что Райен. Особенно в первых нескольких главах.

Зная это, я, конечно, переживала. Мне оставалось только надеяться, что вы будете с ней достаточно, чтобы увидеть, какой она станет, и начать ею гордиться.

Райен нуждается в признании, ей нравится, когда ее любят. Эти чувства хорошо знакомы всем нам. Они вокруг нас. Ни один ребенок не хочет быть изгоем. Каждый мечтает оказаться на своем месте и получить одобрение окружающих. Чаще всего нам не хватает моральных сил на то, чтобы справиться с одиночеством. Но эта способность развивается с возрастом. Мы понимаем, что нет ничего приятнее, чем по-настоящему любить себя, даже если окружающие этого не делают. Мы с радостью обнаруживаем, что нам больше нет до них дела.

И это прекрасное ощущение.

Многие из нас поступали плохо во имя самосохранения. История, которую я хотела рассказать, именно об этом. Райен ненавидела себя, пыталась стать другой и хотела всячески обратить на себя внимание, но, когда у нее вышло, она лишь стала ненавидеть себя еще сильнее. Самообман никогда не приводит ни к чему хорошему.

Спасибо, что читали и (надеюсь) дочитали до конца. А всем, кто переживал нечто похожее на то, через что пришлось пройти моим героям, я хочу пожелать: запомните, так будет не всегда. Вы – единственные и неповторимые.

Держитесь. Однажды вы встретите своих.

Пенелопа Дуглас

Текст «Панк 57»

Все идет своим чередом,

Пока их подъем твоим крахом не станет.

Столько стараний потрачено зря.

Столько страданий потрачено зря.

Дай им насладиться своей правотой,

Пока тебя в землю не закопают.

Не беспокойся о пухлых губах.

Все, что от них останется, – прах.

Я хочу их лизнуть, пока они пахнут

тобой.

Чирлидер говорит, запомни этот миг,

Ведь мы с тобой к нему еще вернемся.

Но у меня дела. Ты подожди чуть-чуть,

совсем недолго.

Мне не удержать ее,

Но я не отпущу ее.

И пока в ее сердце огонь, а не лед или дым,

Я запомню его таким.

Пятьдесят семь раз не позвонил,

Пятьдесят семь писем не послал,

Пятьдесят семь швов, чтоб вновь

дышать,

А не притворяться, что дышу.

Пятьдесят семь дней тебя не ждать,

Пятьдесят семь раз не отвечать,

На пятьдесят семь дней тебя забыть,

Пятьдесят семь гребаных ночей

Глаз ни на минуту не смыкать.

Я просто панк, убийца времени и, если без

прикрас,

Твое надежное плечо и маленькая