Я медленно закрываю глаза и с трудом открываю их, мир вокруг начинает вращаться.

Втягиваю в себя столько воздуха, сколько могу. Никто не видит, как белеют от напряжения мои руки, потому что я изо всех сил прижимаю к себе книги, и никто не знает, что у меня в горле, свистя, летают иглы, как по взмаху волшебной палочки. Я изо всех сил стараюсь не закашляться.

Я прекрасно умею притворяться.

Последняя дверь наконец закрывается. Я быстро залезаю рукой под юбку и вытаскиваю ингалятор, который всегда там спрятан. Подношу ко рту, нажимаю на кнопку и с трудом вдыхаю лекарство. Эта горькая взвесь всегда напоминает мне чистящее средство, которое в моем детстве мама во время уборки разбрызгивала по дому для дезинфекции. Мелкие капли спрея достигают дальней стенки носоглотки и медленно оседают в горле. Прислонившись к стене, я снова нажимаю на ингалятор, увеличивая дозу лекарства, и закрываю глаза, уже чувствуя, как уменьшается давление на грудную клетку.

Вдыхая и выдыхая, я слышу, как пульс отдается в ушах, и ощущаю, что объем легких становится все больше и больше, будто сжимающие их невидимые руки потихоньку ослабляют хватку.

Как же быстро на этот раз случился приступ.

Обычно это происходит на улице или когда я перенапрягаюсь. Каждый раз, как становится тяжело дышать, я убегаю в туалет и достаю ингалятор. Ненавижу, когда приступы случаются неожиданно, как сейчас. Вокруг так много людей, в туалете в том числе. А теперь я еще и на урок опаздываю.

Спрятав ингалятор на место, в шорты, я с удовольствием делаю глубокий вдох и выпускаю воздух, перехватывая книги.

Развернувшись, поворачиваю направо, в соседний коридор, и поднимаюсь по лестнице в кабинет искусства. Это единственный ежедневный урок, от которого я получаю удовольствие, но друзьям вру, что терпеть его не могу. Искусство, группа, театр… Для них все это – лишь повод для насмешек, и я не хочу становиться их мишенью.

Осторожно приоткрыв дверь в класс, я вхожу и ищу глазами мисс Тилл, но ее нет в кабинете.

Должно быть, она в лаборантской.

А мне не нужно еще одно опоздание, так что…

Я стремительно пересекаю комнату и направляюсь к своему столу, поднимаю глаза и замираю: Трей сидит развалясь, за моей партой, на соседнем стуле.

Я чувствую укол раздражения. Великолепно.

Видимо, прогуливает химию: он уже завалил ее и теперь должен пересдать, чтобы окончить школу.

Урок искусства – мой счастливый час, а он все портит.

Я слегка вздыхаю и выдавливаю из себя полуулыбку.

– Привет.

Он отодвигает одной рукой стул, расслабленно откинувшись на спинку своего, и пялится на меня, пока я сажусь. Мисс Тилл, наверно, и не заметит, что он не из ее учеников.

– Я тут подумал… – заговаривает Трей, пока все остальные болтают. – Что ты делаешь седьмого мая?

– Хм, – высокомерно начинаю я. Отклоняюсь назад, складываю руки на груди и скрещиваю ноги. – У меня вроде были на вечер какие-то планы, но точно не помню.

Он кладет руку на спинку моего стула и задирает голову, глядя прямо на меня.

– Ладно, как думаешь, сможешь достать платье?

– Ну… – начинаю я и внезапно замолкаю.

В комнату заходит высокий подкачанный парень и направляется к парте рядом с нами. У меня захватывает дух.

Он кажется мне знакомым. Откуда же я его знаю?

У него с собой ничего нет: ни рюкзака, ни книг, ни даже карандаша. Он занимает место за пустым столом, через один от моего.

Я ищу взглядом мисс Тилл, пытаясь понять, что происходит. Кто бы он ни был, он не из нашего класса, но только что вошел сюда с таким видом, будто делает так каждый день.

Новенький?

Я кошу взглядом влево, разглядывая его. Он расслабленно сидит на стуле, положив одну руку на парту, и смотрит куда-то перед собой. Ладонь покрыта черными пятнами от запястья до самого мизинца. У меня так бывает, когда я рисую и кладу руку на бумагу, и она пачкается в чернилах.

– Эй, – слышу я, как одергивает меня Трей.

Я отвожу взгляд и нарочито закашливаюсь.

– М-м-м, да, уверена, у меня получится.

Он хочет, чтобы я купила платье. Седьмого мая выпускной бал, и меня на него еще никто не пригласил, потому что ходят слухи, что это собирается сделать Трей. А он тянул время, и я уже начала волноваться. Но я хочу пойти на выпускной, даже если и с ним.

Мой взгляд снова соскальзывает на новенького, я смотрю на него краем глаза. Его темно-синие джинсы перепачканы грязью, как пальцы и локоть, но на нем чистая иссиня-серая футболка и довольно приличная обувь. Глаза почти скрыты под густыми ресницами, а короткие темно-каштановые волосы лишь слегка прикрывают лоб. Сбоку в губе кольцо, оно бликует на солнце. Я прикусываю рот, глядя на него и представляя, каково это – иметь пирсинг на губе.

– Может, и укладку сделаешь? – продолжает Трей. – Только оставь волосы распущенными, мне так больше нравится.

Я поворачиваюсь, отрывая глаза от губ новенького, и заставляю себя сконцентрироваться.

Выпускной бал. Мы говорим о выпускном.

– Без проблем, – отвечаю я.

– Хорошо. – Он улыбается и откидывается на спинку стула. – Потому что я знаю одно прекрасное мексиканское местечко…

Он разражается хохотом, ему вторит его приятель рядом, и я на мгновение смущенно замираю. А, ты подумала, что он собирается пригласить тебя на выпускной бал? Глупая девчонка.

Но я не собираюсь дуться на его попытки заставить меня почувствовать себя идиоткой. Моя броня прогибается, но выдерживает удар.

– Ладно, развлекайся дальше. А я пойду на выпускной бал с Мэнни. Правда же, Мэнни? – И я пинаю ножку стула парня, сидящего передо мной, привлекая внимание этого эмокида.

Мэнни Кортес вздрагивает, но продолжает смотреть вперед, не обращая на нас внимания.

Трей с приятелем вовсю хохочут, но теперь поводом для смеха становится бедный парень, и я довольна, что отвлекла от себя их внимание.

Но есть и другие чувства: ощущение вины, отвращение к себе, жалость к Мэнни и укол совести из-за того, что я сейчас его использовала…

Зато я отвлекла и насмешила Трея, и теперь Мэнни и весь стыд, что я чувствую, не имеют никакого значения. Я смотрю на ситуацию свысока. Стыд никуда не делся. Но это как наблюдать за муравьями с самолета. Я в облаках, чересчур высоко, чтобы меня волновало то, что происходит на земле.

– Да, Мэнни, ты идешь на выпускной с этой девушкой? – насмехается Трей, пиная его стул, как это только что сделала я. – А? А? – Потом он поворачивается ко мне. – Не-а, я даже не уверен, что он предпочитает девушек.

Я выдавливаю из себя слабую улыбку, качаю головой и надеюсь, что сейчас он наконец замолчит. Мэнни сыграл свою роль, цель достигнута. Я не хочу, чтобы ему досталось.

В Мэнни сорок килограммов максимум, его волосы такие черные, что отливают синевой, а лицо настолько гладкое и бледное, что в определенной одежде он легко сойдет за девушку. Подводка, черный лак для ногтей, узкие джинсы, грязные потрескавшиеся кеды «конверс»… Все как по учебнику.

Мы с ним ходим в одну школу еще со времен детского сада, и у меня до сих пор хранится ластик в форме сердечка, который он подарил мне на День святого Валентина во втором классе. Я была единственной, кому он вообще хоть что-то подарил. Никто об этом не знает, и даже Миша не в курсе, почему я так трепетно храню ластик-сердечко.

Я поднимаю глаза и вижу, что он сидит на своем месте и молчит. Под черной футболкой он весь напрягся, но не двигается с места, склонив голову, и, наверно, надеется, что больше никто ничего не скажет. А может, думает, что если будет сидеть тихо и неподвижно, то снова сможет стать невидимым для всех. Мне знакомо это чувство.

Но что-то в груди слева неприятно ноет, и я бросаю взгляд на новенького парня. Он все еще смотрит прямо перед собой, но теперь нахмурил брови и напрягся, как будто злится на что-то.

– Нет, серьезно, – обращается ко мне Трей, и я с неохотой снова поворачиваюсь к нему. – Выпускной бал. Я приеду за тобой в шесть. Лимузин, ужин, мы заедем на танцы… И ты моя на всю ночь.

Я киваю, едва слушая, что он там говорит.

– Ладно, давайте начинать, – мисс Тилл выходит из лаборантской и ставит на стол органайзер с канцелярскими принадлежностями.

Она опускает экран, выключает свет, и я снова кошусь влево, наблюдая, как новенький, насупившись, смотрит вперед. Интересно, его официально приняли? У него есть расписание? Он, вообще, собирается представиться учителю? Я уже начинаю сомневаться, настоящий ли он, но сдерживаюсь, хоть и ловлю себя на желании протянуть руку и дотронуться до него. Я что, единственная, кто заметил, что он вошел в класс?

Мисс Тилл начинает приводить примеры рисования прямыми линиями, а я тем временем замечаю, что Трей оторвал кусочек бумаги от страницы в моем альбоме.

– Мэнни, – шепчет он, сворачивая бумажку в шарик и кидая комочек размером с горошину прямо в голову Кортесу. – Эй, Мэнни, мода на эмо давно прошла, чувак. Или твоему парню нравится, как ты выглядишь? – Трей и его друг тихонько хихикают, но Мэнни сидит как изваяние.

Трей сворачивает еще один шарик, и чувство вины начинает глодать меня сильнее, чем раньше.

– Эй, мужик. – Трей бросает в Мэнни бумажный шарик, тот ударяется о черные волосы и скатывается на пол. – Мне нравится твоя подводка. Одолжишь ее моей девушке?

Краем глаза я замечаю движение слева и вижу, что ладонь новенького на парте сжалась в кулак.

Трей кидает еще одну бумажку, на этот раз сильнее.

– Ты хоть не забыл, где у тебя член, педик?

Я вздрагиваю. Господи.

В мгновение ока новенький встает из-за парты и хватает стул Мэнни за спинку. Я завороженно смотрю, как он перетаскивает стул вместе с Мэнни и ставит так, чтобы самому оказаться между нами и эмокидом. Потом быстро подходит к старому месту Мэнни, забирает его тетрадь и коробку карандашей и кладет на стол перед своим новым соседом по парте.

Мое сердце начинает бешено колотиться. Я сильно сжимаю зубы, стараясь скрыть потрясение. О боже.

Все ученики поворачивают головы в нашу сторону, чтобы следить за развитием событий, а новенький тем временем успевает плюхнуться обратно на свое место, ни слова не сказав и не удостоив никого даже взглядом. Он по-прежнему зол. Мэнни тяжело дышит, все его тело вытянулось по струнке от того, что только что произошло, а Трей с другом молча и пристально смотрят на новенького парня.

– Наверное, педиков тянет друг к другу, – едва слышно шепчет Трей.

Я краем глаза смотрю на новенького. Он наверняка все слышал. Но он спокоен как танк. Только мышцы рук напряжены, а зубы плотно сжаты.

Он ясно дает нам понять, что мы его разозлили. Никто никогда так не делает. Никто никогда не бросает мне вызов.

Трей больше ничего не говорит, и оставшуюся часть урока класс время от времени оборачивается на нас, пока учительница молчит. Я пытаюсь сконцентрировать внимание на ее указаниях, но у меня не получается. Я чувствую, что он рядом, и хочу смотреть на него. Кто он, черт возьми, такой?

И тут вдруг меня осеняет. Старый склад. Твою мать.

Моргнув, я снова кошусь в его сторону. Да это же тот самый парень, с которым я фотографировалась на квесте несколько месяцев назад. У меня в телефоне до сих пор хранятся наши с ним фотографии.

Интересно, он меня помнит?

Это так странно. Я так и не опубликовала наши фото на странице, где нужно было их запостить. Распрощавшись с ним и его другом, я потом всю оставшуюся ночь искала его глазами в толпе, но так и не нашла. Стоило мне отойти от него, как он словно исчез.

Мисс Тилл заканчивает объяснение, и я провожу остаток урока, озираясь и рисуя какую-то бессмыслицу. До этого я целую неделю работала над одним проектом, но сейчас им не занимаюсь, потому что не хочу, чтобы его видел Трей.

Это мой самый любимый урок, но на нем я чувствую себя беззащитнее всего. Искусство – не мое призвание, хотя мне доставляет удовольствие что-то делать своими руками и заниматься творчеством, хоть на уроке, хоть в автомастерской. И я не провела бы пять месяцев в комнате с двадцатью ребятами, каждый из которых только и ждет удобного случая, чтобы заглянуть мне под чирлидерскую юбку просто так.

Я здесь не ради этого. Я делаю рисунок для Миши. Создаю обложку его первого альбома в качестве сюрприза на выпускной. Нет, он не обязан ее использовать, я этого не жду. Но, думаю, это его поразит, подбодрит, добавит мотивации.

Конечно, я не хочу, чтобы Трей видел обложку или задавал вопросы о ней. Он просто посмеется над тем, что я действительно люблю.

Никто не знает о Мише Лейре, даже Лайла. Он мой, и это очень сложно описать словами… Даже пробовать не хочу.

К тому же, если я никому не расскажу, он не станет настоящим. И мне будет не так больно, когда я его потеряю.

А я его потеряю, если еще не потеряла. Все хорошее когда-нибудь заканчивается.