Когда спустя пару часов, Марина вышла на улицу, никак надышаться не могла. Даже пальто не сразу застегнула. Стояла на крыльце и вдыхала обжигающий морозный воздух. Глаза горели от невыплаканных слёз, на душе тяжело и легко одновременно, невероятное состояние. Спустилась по широким ступенькам и обернулась на высокие двери. Теперь она будет здесь частым гостем.

= 8 =

— Ну, и о чём ты всё время думаешь в последнее время?

Калерия Львовна с чашкой чая присела напротив Марины, придвинула к себе блюдце с вареньем, подцепила ложечкой вишенку и отправила в рот. Марина наблюдала за ней, раздумывая, а потом решила сказать правду.

— Я решила взять ребёнка из детского дома.

Калерия шумно прихлебнула горячий чай, посмотрела на неё поверх чашки и кивнула.

— Это хорошо. Родителям говорила?

— Нет ещё. Никому не говорила. — Марина безвольно навалилась на стол. Перед Калерией можно было не притворяться, не пытаться казаться увереннее, чем есть на самом деле. Не выдавать желаемое за действительное.

— И Алёше не говорила?

Надо было сказать, что уж кого-кого, а Асадова такие новости точно не касаются, но Марина лишь головой покачала. Калерия тоже помолчала, не мешала ей думать, но хватило её не ненадолго, и принялась Марину теребить.

— Не молчи, расскажи мне.

Марина заулыбалась.

— Её Юля зовут. Ей шесть лет. Она удивительная, Калерия Львовна.

Рассказ занял довольно много времени. Марине казалось, что она часами может о Юле говорить. Со дня их встречи прошло три недели, и каждый день навещать Юлю, к сожалению, не получалось, да и Галина Николаевна Маринин пыл старалась остужать.

— Это не игрушка, поймите, Марина Анатольевна. Не надо играть чувствами девочки.

— Я хочу её забрать, — сообщила Марина директрисе два дня назад. Она носила в себе эти слова несколько недель, произнести их была готова уже давно, но каждый раз взгляд Галины Николаевны, как ей казалось, недоверчивый, Марину останавливал.

— Что значит — забрать?

Марина немного растерялась.

— Усыновить, то есть удочерить… Как это называется правильно?

— Так и называется, — вздохнула Галина Николаевна. — Это очень трудный процесс, вы знаете?

— Нет, но это не важно. Галина Николаевна, я вас уверяю, это взвешенное решение.

— Я вам верю. Только от меня ничего не зависит, поймите. Решение буду принимать не я.

— Я понимаю, — расстроилась Марина. Совсем не так она представляла себе этот разговор.

— Марина Анатольевна, вы меня тоже поймите. Времени прошло всего ничего, присмотритесь получше, пообщайтесь с Юлей, пусть пройдёт немного больше времени.

— Зачем? Время ничего не изменит, понимаете? Это мой ребёнок, — Марина открыто посмотрела на женщину.

— А ваши близкие? Они как это воспримут?

Марина поджала губы.

— Против никто не будет. Да даже если и будут, какое это имеет значение? Я взрослый человек, у меня своя квартира, я хорошо зарабатываю… Причём здесь родственники мои?

— Ребёнку нужна семья. Органы опеки будут всерьёз изучать условия, которые вы можете ребёнку предложить. И не только материальные, поймите.

— Да, понимаю, — послушно отозвалась Марина. — Нужно согласие моих родственников? — Звучало это достаточно глупо. — Письменное?

— Не злитесь, пожалуйста, — не совсем вежливо оборвала её Галина Николаевна. — Я ради вашего блага это всё говорю. Сможете убедить органы опеки, тогда ваши шансы возрастут.

— Какой-то странный у нас с вами разговор получается, Галина Николаевна. У меня такое чувство, что вы стараетесь мне на что-то намекнуть, а я никак понять ваших намёков не могу.

— Никаких намёков. Я всё говорю вам прямо и чётко. А то, что радости особой не проявила, так, извините, я за каждого ребёнка беспокоюсь, и должна быть уверена…

— Да, извините меня. Я понимаю.

На самом деле, это понимание Марине давалось с большим трудом. Её бы воля, она Юлю забрала бы домой ещё в первый день. Но это был не её родной ребёнок и ей об этом напоминали постоянно. Марине даже казалось, что её испытывают подобным образом. Не было никакой особой учтивости, никто не проявил особой радости, когда она пришла к Галине Николаевне со своим серьёзным и взвешенным решением и запретили сообщать эту новость Юле.

— Не надо заранее нервировать ребёнка, — сказали ей.

Это "нервировать" Марину больше всего задело. Она не собиралась никого нервировать!

— Я всё равно её заберу, — сказала она Калерии. — Чего бы мне это не стоило.

— Конечно, заберёшь, — уверенно кивнула та. — По-другому и быть не может.

Услышав слова поддержки, Марина улыбнулась. Чужой уверенности ей как раз и не хватало, чтобы воспрять духом.

— Я сейчас поеду к ней, ладно? И всё узнаю, про документы, которые нужно собирать.

Вот только воодушевления Марининого хватило только до того момента, как переступила порог детского дома и поняла, что ей опять не рады. Причём сегодня все как-то подозрительно нервничали. Она поинтересовалась, где Юля, а воспитательница что-то пролепетала и отправила её к Галине Николаевне.

— Что происходит? Случилось что-то?

— Ничего не случилось, Марина Анатольевна, просто вам лучше пройти в кабинет директора. Она вам всё объяснит.

— Да что же это такое-то, — пробормотала Марина, оставшись за дверью группы в одиночестве.

— Где Юля, Галина Николаевна? Что случилось?

Директриса поднялась ей навстречу.

— Марина Анатольевна, сядьте. И успокойтесь. Ничего с Юлей не случилось. Она гуляет.

— Гуляет? Очень интересно. Все дети играют в группе, а она гуляет. Вы мне что-то недоговариваете.

— Не договариваю, — согласилась Галина Николаевна. Сделала приглашающий жест, указывая на стул. Марина села, не спуская с собеседницы настороженного взгляда. Галина Николаевна выглядела немного виноватой, и это вносило в душу Марины лишние беспокойства. — Понимаете в чём дело, Марина Анатольевна, Юлю удочеряют.

— Что?!

Галина Николаевна развела руками.

— Документы уже оформляются. Очень милая семейная пара. Они приходили к нам несколько месяцев назад, познакомились с Юлей. Потом у них возникли некоторые проблемы, дело с оформлением документов приостановилось, и мы до последнего момента не знали, как всё решится.

Марина похолодела. Вцепилась в подлокотник кресла, уставившись на Галину Николаевну остановившимся взглядом.

— Вы знали, да? Вы изначально знали и мне не сказали ничего.

— Я действовала во благо ребёнка, поймите. Девочке нужна семья.

— А я? Галина Николаевна, вы же знаете, вы с самого начала всё видели!.. Она любит меня! Мы с первой встречи друг к другу потянулись!

— Почему вы думаете, что у неё с этими людьми нет связи? Это хорошие люди.

— Да при чём здесь это?

— Успокойтесь, пожалуйста. Они долго думали и решили взять её, они уже начали оформлять документы…

— Они долго думали? — повторила Марина за ней. — Очень мило. Им понадобилось несколько месяцев, чтобы выбрать?!

— Марина. — Галина Николаевна впервые её так назвала и утратила всякую важность, даже вздохнула устало. — Я ничего не могу сделать. Все документы я подписала. Ещё до того, как вы появились. Они на самом деле хорошие люди, мы все искренне за Юлю радовались. Но потом они пропали, мы уже и загадывать боялись что-либо.

Марина кивнула, едва сдерживая слёзы.

— Понятно. Приручили её, а потом пропали. А теперь снова вспомнили о ней. Вы же сами говорили, что она не щенок, Галина Николаевна!

— Но бывают разные обстоятельства, случиться могло, что угодно.

— Это мой ребёнок, — смахнув слёзы, упрямо проговорила Марина. — Мой, понимаете? Я её слишком долго искала… Я ждала её. И я никому её не отдам. Мы ещё поборемся.

— Ну что ж… Возможности у вас есть, в это я верю. Вот только есть кое-что, что может сыграть не в вашу пользу, Марина Анатольевна. Если выбирать придётся.

— Что?

— Вы не замужем.

— Что за глупости?

— Это не глупости. Это очень серьёзно. Ещё совсем недавно незамужней женщине и думать было нечего, чтобы ребёнка усыновить. Сейчас с этим попроще, но если придётся делать выбор… — Галина Николаевна выразительно на Марину посмотрела. — Если честно, я не уверена.

— Но я же… — Марина сглотнула. — Я собираюсь замуж. Собираюсь. Я вам клянусь.

— Марина! Не надо мне клясться. Это не та ситуация, где клятвы имеют какое-то значение. Нужен документ, понимаете? И не мне его показать нужно. Если вы, конечно, хотите бороться.

— Конечно, хочу!

— Тогда дело за вами.

Марина сидела, опустив голову, и думала о том, как всё глупо. Даже такое, самое важное в жизни, дело никак не может обойтись без каких-то нелепостей. Вместо того, чтобы прислушаться к ребёнку, для всех важнее какая-то дурацкая бумажка с печатью из загса.

Из кабинета директора Марина не вышла, она буквально выпала за дверь. Привалилась спиной к холодной стене и глаза закрыла. Несмотря на всю уверенность, которую она перед Галиной Николаевной демонстрировала, ей было очень страшно. По дороге сюда в голове много мыслей было, но о том, что может столкнуться с подобной проблемой, что кто-то ещё может захотеть удочерить её Юлю — ни одной. А тут оказывается готовые мама с папой, которые уже давно её "выбрали". А от Марины ребёнка всё это время уберечь пытались, чтобы не привыкла.

Мимо прошла какая-то женщина и невольно приостановилась.

— С вами всё в порядке?

Марина молча кивнула.

Она всегда стремилась быть уверенной в себе и самостоятельной, по крайней мере, казаться таковой. Чтобы не зависеть ни от кого, избавиться от опеки родителей в своё время, самой принимать важные решения и нести за них ответственность, и далеко не сразу поняла, что принимать помощь и участие совсем не стыдно. А иногда и приятно. Просто постоять в стороне, пока твои проблемы решаются как бы сами собой. Какое это счастье, когда в твоей жизни есть человек, который способен твои беды руками развести, причём сделать это так, что тучи разойдутся в нужном тебе направлении. И сейчас Марина поймала себя на трусливой мысли, что с удовольствием нырнула бы под крылышко такого человека. Хотя бы на несколько минут, чтобы дыхание перевести и снова в себя поверить.

Наверное, правильнее всего было бы сегодня уйти, не ждать, когда Юлю приведут с так называемой прогулки. Не нужно было осложнять ситуацию, но она осталась, потому что по-другому поступить не могла. Мерила нервными шагами коридор и поглядывала на часы.

— Шли бы вы домой, — со вздохом проговорила воспитательница из Юлиной группы. — Марина Анатольевна, ну в самом деле, зачем ребёнка нервировать?

— Вы-то мне почему не сказали, Тамара Ивановна? — упрекнула женщину Марина.

— Откуда же я знаю, можно говорить или нет? Не моё это дело, в дела начальства вмешиваться.

На неё смотрели с сочувствием и, в конце концов, не выдержав, Марина решила уйти. Но когда она уже направлялась к двери, появилась Юля и бросилась к ней бегом по коридору. Улыбалась так радостно, что все волнения Марины на минуту отступили.

— Ты пришла!

Тамара Ивановна нервно переминалась с ноги на ногу рядом с ними, но Марина, не обращая на неё внимания, увлекла ребёнка на диван и принялась раздевать.

— Мы гулять ходили, — довольно спокойно сообщила Юля, послушно поднимая голову, чтобы Марине было удобнее развязывать шапку. — А потом в кафе.

Марина сглотнула.

— Тебе понравилось?

Юля пожала плечами.

— Не знаю. Я стеснялась. Ты меня потом сводишь в это кафе? Там было такое пирожное, с ягодками сверху, но я его не попробовала.

— Свожу, конечно. — Марина заставила себя улыбнуться, притянула девочку к себе и поцеловала. — Нос-то холодный какой!

Юля рассмеялась, а потом обняла её за шею. Марина решила, что просто прижаться хочет, как она делала иногда, но вдруг услышала детский шёпот.

— Они меня хотят к себе забрать, представляешь?

Очень осторожный вдох, чтобы не сорваться на истерические всхлипы.

— А ты… хочешь?

Ребёнок помолчал, затем снова пожал плечами.

— Не знаю. А если они меня заберут, ты будешь ко мне приходить?

Марина никак не могла подобрать правильных слов. Сердце почти не билось под той тяжестью, что накатила на неё.

— А может, ты меня заберёшь? А они пусть в гости к нам приходят. Я буду себя хорошо вести, обещаю.

Марина сжала её, боясь, что Юля отстранится, посмотрит на неё и увидит её лицо.

— Заберу, — прошептала она. — Обязательно заберу. Чего бы мне это ни стоило.