— Спасибо!

— Не за что, — проворчал он и отдал ей ребёнка. — Идите погуляйте, пока дождь прекратился. Пойдёшь гулять? — спросил он у сына, заглядывая ему в глазки.

Антон замахал ему ручкой на прощание, совсем недавно научился это делать, и Алексей помахал в ответ. Губы сами собой растянулись в глупой улыбке, и Асадов поспешно себя одёрнул. Когда сын ему улыбался, он обо всём на свете забывал. Спустя несколько секунд ловил эту свою улыбку, замирал, начинал хмуриться, пытаясь скрыть смущение, и нервно озираться. Интересно, окружающие замечают, что он глупеет на глазах, когда сына на руки берёт? Наверное, со стороны он выглядит смешно, в его-то годы млеть при виде ребёнка. Хотя, возможно, дело именно в возрасте. В двадцать, даже в двадцать пять, многих вещей, обыкновенной детской улыбки, оценить бы не смог, а сейчас каждая мелочь кажется такой важной и необходимой. Понимание того, что это его сын… именно его и ни чей другой, безумно волновала.

Волновала и приносила грусть, которую он гнал от себя. Уже два года гнал. И чувствовал некоторую степень вины. Вроде бы, сделал всё правильно, и всё получилось, но грусть не уходила, потому что позади тоже осталось кое-что очень важное и нужное, что отпустить не просто не получалось, а не хотелось.

Алексей подошёл к окну и выглянул на улицу. Серость и тоска. Опять погода подвела, подумалось ему неожиданно.

Дверь тихонько скрипнула, но он не обернулся, так и стоял, глядя в окно на понурый, совсем не зимний город.

— Лёша, — тихонько позвала жена.

— Что?

— Я ухожу.

Асадов повернулся. Оценил наряд и сапфиры в ушках жены, и вынужденно улыбнулся.

— Хорошего тебе дня. Когда вернёшься?

Соня помедлила с ответом, но после обворожительно улыбнулась.

— Часам к пяти. Может, поужинаем где-нибудь?

Алексей спорить не стал, согласился, и тут же сообщил:

— Маша попросила выходной на завтра. Так что, планов никаких не строй.

Соня на пару секунд перестала владеть собой, улыбка медленно сползла с её лица, и посмотрела удивлённо.

— Какой выходной? У неё выходной воскресенье.

— У неё семейные обстоятельства.

— Но, Лёша!..

— Соня! — нетерпеливо оборвал он. — Ей нужен выходной завтра. И я не понимаю в чём дело. Ты без няни с собственным сыном не справишься?

— Не разговаривай со мной в таком тоне, пожалуйста! — обиделась жена. — Ты меня обижаешь такими разговорами, ты же знаешь. Хочешь сказать, что я плохая мать?

Алексей досадливо поморщился.

— Я не это имел в виду.

Она смотрела возмущённо и с вызовом. Асадов впал в раздражение, но очень постарался этого не показать. Сейчас любое неверное слово может послужить началом скандала, а скандалить не хотелось. Банально не было на это времени.

— Соня, извини. Я просто тебя предупреждаю, что Маши завтра не будет.

— Но почему она сообщает об этом накануне? Разве так делают?

— Да не накануне! Просто я забыл. Она мне ещё дня три назад говорила.

Соня упёрла тоненькую ручку в бок и задумалась, некрасиво наморщив лоб.

— Но я завтра занята! — выдала она через полминуты, и вот тут уже Алексей не сдержался. Швырнул на стол газету, которую взял в руки несколько мгновений назад.

— Значит, ты отменишь дела! — рыкнул он. — Что непонятного? У тебя на это целый день!

Она надулась так показательно, что Алексею даже смешно стало, и он отвернулся. Заодно продемонстрировал ей, что разговор закончен и спорить бесполезно. Соня ещё постояла в дверях, сверля его негодующим взглядом, а потом вышла, громко хлопнув дверью. Алексей на закрывшуюся дверь оглянулся, а потом сел за стол и вытянул ноги. Подумал немного, и скинул на пол газету, которая лежала на самом краю стола. Просто потому, что мешала. Просто потому, что злила. Просто потому, что попалась под горячую руку.

В дверь постучали, очень осторожно и деликатно, Асадов отозваться не пожелал, и дверь без разрешения приоткрылась и в кабинет заглянула Людочка. Лицо встревоженное, видимо, слышала, как они скандалили, и теперь осторожничает.

— Алексей Григорьевич.

— Что? — мрачно отозвался он.

— Софья Николаевна ушла.

Скатертью дорога, — очень хотелось сказать ему, но вместо этого равнодушно кивнул.

— Хорошо.

Всё-таки с возрастом выдержки у него прибавилось.

— Сварить вам ещё кофе?

После её слов неожиданно полегчало. Пусть совсем на чуть-чуть, но в животе, где-то в районе желудка, приятно потеплело. Везёт ему на домработниц, везёт.

— А блины остались? — выдержав небольшую паузу, поинтересовался Асадов.

Людочка широко улыбнулась.

— Сейчас принесу.

= 2 =

Марина ненавидела такие звонки. Снимаешь трубку, а секретарша бывшего мужа, чересчур оживлённо и радостно сообщает:

— Собрание акционеров назначено на такое-то число. Мы вас ждём, Марина Анатольевна!

Даже по её голосу было понятно, с каким нетерпением в офисе строительной фирмы мужа, ожидают её появления. Всем было очень любопытно, как она придёт, как поведёт себя, как улыбнётся… как на Асадова посмотрит, а он на неё. Цирк, сплошной цирк, и от всего этого противно и невыносимо. Два года прошло, а всем до сих пор любопытно, как и что между ними происходит. Марина с огромным удовольствием отказалась бы от своей доли акций, но как это сделать — не знала. Когда они с Лёшкой делили имущество, он буквально настоял на разделе акций, хотя Марина и возражала, как могла. Ей не хотелось приходить в его офис, лишний раз смотреть на него, вспоминать, быть объектом любопытства чужих людей. Но Асадов упёрся, он кричал, что если уж они разводятся — а это ты, ты придумала! — то будут делить имущество по справедливости. И бизнес тоже поделят, а после она может делать со своей долей всё, что ей заблагорассудится. Продать или подарить кому угодно. Знал, что Марина ничего не сделает, даже не из-за него самого, а из-за их общего прошлого, когда она поддерживала мужа в течение всех этих лет, когда он развивал своё дело, из-за уважения к его родителям. Но вся эта история с разделом акций, заставила Марину задуматься, и в итоге, она пришла к выводу, что Алексей просто нашёл лазейку, чтобы продолжать её контролировать, хоть как-то. Чтобы точно знать, когда она появится, чтобы иметь возможность в любой момент позвонить и выяснить где она и что. Это было так несправедливо и обидно, но оспорить его решение Марина тогда не смогла. Сил не хватило. А каждый последующий разговор с Алексеем о передаче акций, неизменно заканчивался скандалом. В конце концов, Марина устала от этого и смирилась. Нравится ему её мучить? Что ж, она вытерпит. Не так уж и часто приходится это делать.

А ещё можно на него посмотреть.

Дурацкое желание всегда заглушало страх перед встречей.

Вот и сегодня утром ей сообщили о том, что в следующую среду её ждут. С нетерпением.

Упросив свою заместительницу поехать на назначенную встречу с клиентом вместо неё, Марина тайком улизнула из офиса, боясь, что собственная секретарша её выловит у лифта и напомнит, что помимо делового обеда, у неё назначена ещё пара встреч, а ей необходима передышка. Пусть маленькая, но уединится и приучить себя к мысли, что нужно опять считать дни. Пока остаётся шесть. А в следующую среду ей предстоит серьёзное испытание, последнее в этом году. Прийти, высидеть пару часов за столом с бывшим мужем и уйти. И знала, что после будет несколько дней приходить в себя.

За окном кафе расхаживал туда-сюда молодой человек с букетом цветов. Старался прикрывать свежие бутоны рукой, чтобы на них не оседал мокрый, холодный снег, и беспрестанно оглядывался, ожидая любимую. Марина засмотрелась на него и некстати вспомнила, как Асадов ждал её с цветами возле института. Господи, сколько же лет прошло? Когда вместе были, время летело незаметно, четыре года замужества слились в одно счастливое затяжное лето. Это после развода она каждый день считала, да и до сих пор, и уже давно не могла согласиться, что "недели так и летят!". У неё они не летели, а тянулись, бесконечно долгими, безрадостными днями. А когда-то Лёшка тоже ждал её с нетерпением, покупал лохматые астры, которые пахли остро и как-то особенно по-осеннему. Они гуляли по скверу недалеко от института, ели пирожки с яблоками, которые продавались в палатке на углу улицы, держались за руки и сами себе казались помолодевшими лет на десять. Про десять говорил Асадов, который был старше Марины на шесть лет. Ему минус десять — и юность, а Марина тактично помалкивала, совершенно не желая превращаться в четырнадцатилетнюю девочку. Иногда, когда Лёшка размышлениями этими увлекался, начинала улыбаться в сторону, он замечал, обижался, а затем принимался шутливо её теребить, требуя от неё признания в том, что он самый лучший и что она понимает, насколько ей повезло в жизни — встретить его.

Марина хохотала, клялась, что понимает, а Алексей подхватывал её на руки и они целовались на виду у прохожих, и слушая шорох опавших листьев под ногами.

Ведь было же когда-то, было… Кто бы мог подумать, что всё так закончится.

— Добрый день. Что вам принести? — поинтересовался вежливый официант в лиловой жилетке и с бейджиком "Даниил" на груди.

Марина оторвалась от своих мыслей и принялась суетливо листать меню. Надо же, она уже минут десять за столиком сидит, а на меню даже не посмотрела. Хотя, правильно, она сюда не есть пришла, а побыть в одиночестве.

— Чай и… кусок шоколадного торта, — добавила она с мукой в голосе.

У официанта по имени Даниил ни один мускул на лице не дрогнул. Наверное, он привык к страдающим при заказе десерта женщинам. И ему всё равно, что со вчерашнего дня она на диете и кашемировое платье на животе собирается некрасивыми морщинами. Но всё равно хороший десерт может здорово настроение поднять. А вечером опять рыба на пару…

Лёшка терпеть не мог её диеты. При виде её салата и ма-аленького кусочка хлеба, мрачнел на глазах, а после интересовался:

— Я много работаю в последнее время?

Была у Асадова дурацкая теория, что лучшего средства, чтобы поддерживать себя в форме, чем секс, не существует.

Марина отломила ложечкой кусочек торта и долго на него смотрела. Что за жизнь… Вспомнишь о бывшем муже, и аппетит пропадает.

Они любили друг друга. Вот как можно было, как могли, насколько широты чувств хватало, так и любили. Тоски, надрыва, взрыва эмоций за глаза хватило и до свадьбы. Когда Лёшка уезжал в командировки, вечно где-то пропадал, работал сутками напролёт, а Марина всё ждала, скучала, ревновала… Правда, когда он наконец появлялся, уставший, но довольный, оказывалось, что это и не ревность была вовсе. А просто тоска такая, когда в голову лезет всякая чепуха про то, что где-то там, далеко, где он без неё, может встретиться ему роковая любовь и он поймёт всю бессмысленность их отношений, и уйдёт, к той — незнакомой, красивой и роковой. Обычно подобные мысли возникали после прочтения десятого по счёту любовного романчика, от нечего делать, и в итоге Марина отсоветовала себе их читать, нервы надо беречь, и Лёшке обо всех этих глупостях даже словом не обмолвилась. Встречала его счастливая, бросалась на шею и на несколько минут мир прекращал вращаться вокруг своей оси, всё сосредотачивалось только на них двоих. А со временем успокоились, и важнее было просто посидеть рядом, поговорить, посмеяться, вместо того, чтобы что-то кому-то, в том числе и себе, доказывать. Марина когда замуж выходила, думала, что жизнь с Алексеем, с его-то неуёмной натурой, станет похожа на вулкан. Что его надо будет придерживать, даже направлять как-то, нрав его сдерживать, и ревность в том числе (почему-то ей казалось, что супруг ей достаётся ревнивый, да и доказательства тому были), а вышло всё наоборот. Был их дом, их вселенная, где всё только по их правилам и желаниям, где удобно и спокойно. Всё на своих местах и никто им не указ. В первый год брака будоражило именно то, что "никто не указ". Лёшка даже полюбил заканчивать любой спор словами:

— Потому что ты моя жена, — и сам смеялся от удовольствия.

Этими словами можно было погасить любую, даже самую сильную ссору. Какое значение имели какие-то бытовые разногласия, когда она — "его жена"! И счастье в такие моменты казалось настолько полным, что любая размолвка становилась мелкой и ничего не значащей.

Это было настоящее счастье. Полное, головокружительное, которое окутывало их, как коконом, и, наверное, поэтому столь ужасающим оказалось падение.

Марина очень хорошо помнила их последний отпуск в Греции. Тогда ещё всё было хорошо, тогда они строили планы, принимали важные решения и грелись на солнышке. Точнее, грелись и одновременно о будущем размышляли. Отметили вторую годовщину свадьбы, перед отъездом в отпуск пересмотрели все скопившиеся за эти годы фотографии, наткнулись на детские фото и увлеклись не на шутку.