Анна Леманн - Парфюм для студентки

Во все глаза смотрю на Воронцова. Как он крепко прижимает жену за талию к себе и подходит к микрофону.

— Я несказанно рад, оказаться частью этого великого дела… — начинает он, но дальше я не слушаю.

Не могу.

Не могу смотреть на его счастливое лицо. На такое же счастливое лицо его супруги…

Они счастливы…

У них есть все! Любовь! Семья! Дом…

А у меня нет этого! И все из-за человека, за которым я сейчас наблюдаю в экране телевизора.

— … в наше время не хватает частных клиник в которых бы проводились необходимые процедуры бесплатно. Процедуры, которые многим не по карману. Именно для этой цели и был открыт фонд «Мария»… — продолжает Воронцов — … Иногда жизнь дороже денег…

Иногда жизнь дороже денег…

И ведь это правда…

Но видимо жизнь моих родителей не была дороже денег…»

— Ева, — зовет меня Ксюша — Я уже разобралась с овощами.

— Молодец, — говорю ей и закрываю контейнер крышкой. Сажусь на раскладную скамейку и бросаю взгляд на Воронцова с мальчишками.

— Правда он красивый? — спрашивает меня Ксюша, присев рядом на другой стул.

— Кто? — спрашиваю ее.

— Мой дядя.

— Кирилл? — смотрю на нее, и она кивает — Красивый…

А зачем скрывать это?

Ради упрямства?

Я считаю его красивым и этот факт ни на что не влияет. Просто факт, как если бы я сказала, что у Воронцова есть уши.

— Ты ему нравишься, — говорит мне племянница Воронцова.

— Не думаю, — улыбаюсь ей.

Все же дети во всем и везде видят любовь. Даже в там, где ее никогда не может быть. И между теми, кто никогда не будет вместе. Между теми, кто никогда не полюбят друг друга.

— Я знаю его очень хорошо, — убеждает меня Ксюша — И ты ему точно нравишься. С тобой он другой.

Наивная…

Он со мной обычный…

Ничего особенного.

— Ты говорила, что хочешь вокалом заниматься, — перевожу тему.

— Сделаем вид, что я не заметила, что ты не хочешь об этом говорить. Вернется к этому разговору, когда ты сама поймешь, что он тебя любит. Да, я хочу заниматься вокалом.

— Хочешь, могу сейчас с тобой позаниматься? — предлагаю ей — Моя мама была преподавателем музыки и в детстве много со мной занималась.

— Ты умеешь петь? — удивленно смотрит на меня.

— Слегка, — смущенно отвечаю.

— Спой! — требовательно просит она.

— Я не помню ни одной песни…, - отнекиваюсь.

— Любую! — просит меня Ксюша.

И я начинаю петь то, что на душе. В этом нет рифмы, лишь слова.

— Я забываю какого любить…

Я забываю, как мечтать…

О счастье, о семье.

Любить нельзя…

Убить нельзя…

Нельзя мне ничего, что счастье принесет.

Я навсегда теряю свет…

Лишь знаю, что такое тьма.

Она съедает изнутри.

Не оставляет ничего…

Любить нельзя…

Убить нельзя…

Нельзя мне ничего, что счастье принесет.

— Вау, — произносит Ксюша и пару раз хлопает ресницами — Научи! Научи и меня!

Кирилл

— Смотри, — кричит мне Никита — клюет.

— Тише! — шикает на него мой второй племянник — Громче Ксюхи кричишь!

Усмехнувшись, разворачиваюсь, посмотреть, что делают девочки. Стоя друг напротив друга с открытыми ртами и махаю руками, издавая нечленораздельные звуки.

Чего это они?

Заболели?

Кто кого заразил?

Ксюша Еву? Или Ева Ксюшу?

Но в адекватности обеих теперь сомневаюсь.

— Присмотрите, — говорю племянникам и иду к девочкам.

— А теперь попробуй «РООООООО», — слышу издали завывания Мицкевич — Не стесняйся широко открыть рот и опустить нижнюю челюсть.

— РОООО, — выполняет сказанное Евой моя племянница.

— Умница, — хвалит ее Ева, — У тебя хорошо получается. Моя мама бы сказала Перфекто!

— Правда?

— Конечно, — подтверждает Мицкевич. — Думаю, моя мама мечтала бы с тобой поработать. В тебе есть талант.

— Спасибо, — радостно кричит Ксюша и обнимает Еву. — Спасибо!

— Так и знал, Мицкевич, что ты что-то натворишь! — вмешиваюсь в их дуэт я.

— И что я натворила? — разворачивается ко мне.

— Про шашлык забудешь! — говорю ей.

— Точно! — восклицает она и бежит к мангалу.

Взявшись голыми руками за шпажки быстро отдергивает руку и подносит два пальца к рту.

М-да уж!

Кто бы сомневался…

Подойдя к мангалу и взяв тряпку, поворачиваю мясо на шпажках.

— Сильно? — спрашиваю Еву и без разрешения беру ее за руку, чтобы осмотреть ожог. — Не сильно, — делаю вывод, но зачем-то дуя на покраснение.

— Пройдет, — тихо произносит Ева.

«— Сынок, я так рада, что ты приехал с девушкой. Вы так хорошо смотритесь, и она подходит тебе, — улыбается Нинель.

— Нинель, с чего ты решила, что она подходит мне? — серьезно смотрю на нее.

Меня раздражает то, что она каждый раз лебезит передо мной. Притворяется идеальной матерью… Но я не простил. Не могу.

— Ева красивая, умная и храбрая. Сильная девочка, — отвечает она.

— Но это еще не критерии, — усмехаюсь — Ты вон тоже красива, умна и храбра, но это не помешало тебе…

— Кирилл… — одергивает она меня.

— В этой семье все привыкли к правде и ты привыкай. Я такой, мамочка, — допиваю кофе и выхожу из кухни.

Сейчас я поеду на рыбалку и отдохну с племянниками.

Я тут только ради отца, сестры и племянников.

И меня совсем не волнует, что думает эта женщина насчет Евы.»

— У меня в машине есть мазь, — говорю я ей и не дожидаясь ответа, иду к машине, чтобы взять ту самую мазь и затем вернуться, и обработать ожог Евы.

— Не стоило, — говорит мне Ева, когда я забинтовываю ей пальцы.

— Лучше перестраховаться, чем потом подцепить заразу.

— Верно, — отвечает она и смотрит на мальчишек с удочками. Вижу в ее взгляде какую-то тоску и печаль.

Чего это она?

— Хочешь? — спрашиваю ее начнет того, чтобы пару раз закинуть удочку.

— Нет, — отвечает она — я давно не была на рыбалке и боюсь, что уже даже не знаю, как это делается.

— Брось, — говорю ей и полностью взяв за руку тяну к озеру. — Я напомню.

Ева на удивление не сопротивляется и позволяет мне ее вести. Поняв это крепче сжимаю ее руку и получаю в ответ покладистую руку, что поддается и теряется в моей ладони.

— Ну как тут, ребята? — спрашиваю племянников.

— Тихо, — в один голос отвечают они.

Поднимаю удочку и протягиваю ее Еве. Та с умным лицом берет ее и говорит:

— Лучше всем отойти! = при этом ее лицо излучает задумчивость ученого, что работает над лекарством от рака.

— Зачем? — спрашивает Никита.

— Чтоб не зацепила случайно, — отвечает Ева и разглядывает удочку.

— А может вначале наживку наденем? — спрашиваю ее и демонстрирую жмых.

На ее лице появляется невинная улыбка, которая не знай я Еву, могла бы быть сразу отправлена в кокетливую.

Подмигиваю ей и улыбаюсь. Цепляю жмых на крючок и говорю ей:

— Закидывай.

Закрыв глаза и замахнувшись резко кидает удочку, но вовремя успевает ее схватить. Открывает глаза и разочарованно разворачивается ко мне.

— Вот! Говорила же, что не помню! — произносит она.

— Давай помогу, — говорю я и став сзади Евы, накрываю ее ладони, что держат удочку, своими — Открой глаза. Прицелься в желаемое место. — прижимаюсь к Еве плотнее — И резко закидывай, не сводя взгляда с этого места.

Делаю вдох и чувствую на Еве духи. Те самые, что когда-то ей подарил я.

Духи, смешанные с ее личным запахом… Вкусным и невероятным.

Так пахнут горы утром. Свежо и легко. Не хватает всех легких, чтобы вдохнуть и насладиться этим ароматом.

Так пахнет Ева. Горами…

И зачем портила этот запах теми ужасными духами?

— Кажется, получилось, — хрипло произносит Ева.

— Ага, — также хрипло отвечаю я.

Отстраняюсь от Евы и становлюсь рядом.

— У меня получилось, — радостно говорит она и продолжает смотреть на поплавок.

— Ага, — соглашаюсь с ней и заметив, что поплавок дергается, говорю ей — Подсекай!

— Как? — кричит она испуганно.

Опять подлетаю к ней сзади и помогаю подсечь.

— Еще немного! — говорю я.

— Давай-давай! — поддерживает нас Ева, пока мы вдвоем вытаскиваем улов.

Это можно было бы сделать быстрее, но в тот момент, мне хотелось подольше задержаться за спиной Евы, чувствовать, как ее спина прикасается к моей груди и вдыхать горы…

Но знал ли я тогда, что мы прорыбачим вот так до ночи?

Что шашлыком займутся мои племянники?

Что мы так и не отойдет друг от друга до того момента, пока не нужно будет возвращаться домой?

Что до болей в животе нахохочемся с Мицкевич?

И что на обратном пути, я поддавшись порыву, переплету наши пальцы, а она не уберет руку?

Знал ли я, чем обернется для меня этот небольшой отпуск?

Ева

Что-то определенно происходит. Не вокруг, а внутри меня. Но что?

Одно я знаю однозначно: меня тянет к Воронцову.

Так не должно быть… Ведь я приехала сюда, чтобы отомстить!

— Ева, ложись на кровать, — произносит Кирилл, выходя из ванной.

— А ты? — смотрю на него.

— Я тоже лягу на кровать, — говорит, просушивая волосы полотенцем.

— Думаю, не стоит… — натянуто улыбаюсь и распрямляю покрывало на матрасе.

— Ева, мы отлично проспали эту ночь вместе. Ничего не случилось, — Воронцов становиться напротив меня и с вызовом смотрит мне в глаза.

— Я не могу… — хмурю брови.

— Все ты можешь, Ева, — махаю головой — Хорошо! Иди на кровать, а я лягу на матрас.

— Не стоит идти на такие жертвы ради меня. Я отлично посплю и на матрасе.

— Мицкевич, не беси меня — шипит, а потом как рявкнет — Живо на кровать! Не хватало, чтоб простудилась мне тут. С пола дует!

— Ладно-ладно! — испугавшись произношу я и в миг оказываюсь на кровати.

Залезаю под одеяло и натягиваю его по самый нос, наблюдая как Воронцов, кинув на меня недовольный взгляд, ложиться на матрас.

— Спокойной ночи, — произносит он.

— Спокойной! — отвечаю ему и закрываю глаза.

Нет, конечно же отношения Кирилла ко мне после рыбалки слегка изменилось, но то что произошло сейчас это что-то невероятное.

Когда мы ехали в машине, то Кирилл держал меня за руку. Наши пальцы были сплетены и это казалось так правильно. Сзади Ксюша что-то рассказывала и это было невероятно.

Я чувствовала себя частью всего этого!

Частью семьи…

На миг я представила, что мы с Кириллом женаты. Едем всей семьей после отдыха на природе. Сзади наши дети… Мне было так хорошо в своих фантазиях, что я готова была отдать сейчас все за это счастье.

Но было кое-что что смущало меня. Я рассматривала на роль своего мужа именно Воронцова… Представлять других было просто противно и неправильно.

Никто не был бы похож на Кирилла.

Его рука была большой, слегка грубоватой, но одновременно такой нежной, теплой и уверенной в своих намерениях.

Мне это нравилось.

Нравилось ощущать его руку на своей…

Кирилл кажется чувствовал, что не надо заходить дальше. Будто понимал, что сделает сейчас шаг вперед, и я убегу. Поэтому пока мы ехали, Кирилл держал меня за руки, иногда забирая руку, чтобы переключить скорость, но затем сразу же возвращал руку, улыбаясь и подмигивая мне при этом. Когда мы подъехали к дому, и дети вышли, то Кирилл взял обе мои руки и по очереди поцеловал костяшки.

— Спасибо за компанию, — сказал он и улыбнувшись, отпустил мои руки.

В тот момент меня будто водой холодной облили. Стало холодно и одиноко.

Почему-то я думала, что после этого он обязательно станет приставать, но этого не последовало…что было удивительно. Я не один месяц изучала Воронцова и таким какой он сейчас… я даже не думал, что он может быть таким. Обычно он укладывал первую попавшуюся в постель.