Вежливо, но решительно торможу раздухарившегося любовничка.

— Ты бы хоть приличия ради угостил меня кофе. И вообще-то я хотела попросить тебя доехать до Оли с Лёшей. У них моя сумка с аппаратурой осталась. И вещи. Как раз переоденусь.

Меня оценивающе оглядывают. Да ладно? Он только увидел во что я одета?

— Это ты со вчера так ходишь?

— Да, я… э-э… Ребята сразу поехали к себе, отмечать, а я уехала к Боре с Аникой. Мы немного засмотрелись кинца, домой я так и не попала… короче, ты даже представить не можешь, как я устала от этого корсета. Он меня уже везде передавил.

Ну вот. Вроде складненькая легенда. И почти не соврала. Я же правда поехала в гости. И правда смотрела кино. И правда заночевала не дома…

— Ну так давай я его сниму, — шутки шутками, но Рома реально тянется к молнии у меня подмышкой.

— А ну-ка руки убрал! — строго прицыкиваю я, уже начиная злиться. — Хочешь, чтобы я голая по улице скакала?

— Зачем по улице? Можно и на мне.

Тьфу, блин. Все мужики озабоченные или мне просто везёт на таких?

— Поехали. Оля уже ждёт. А то они куда-то в торговый центр собирались.

Облом по всем фронтам очевиден, так что долго никто не кочевряжится и уже минут двадцать спустя я торопливо переодеваюсь в спальне у ребят. Долой этот кошмар. Здравствуй, нормальный шмот. Водолазка, джинсовка, джинсы. Чувствую себя заново родившийся. Даже как-то уверенности прибавилось.

Телефон продолжает вибрировать. Звуки я заранее отключила, но и на не стихающую вибрацию Рома уже обратил внимание. Глеб не успокаивается. Честно говоря, поражаюсь его терпелке. Меня бы достало столько жать кнопочку дозвона. В очередной раз отклоняю вызов и отключаю звуки полностью. Для надёжности убираю смартфон в боковой карман сумки, чтобы не было соблазна к нему тянуться лишний раз.

Пока я пытаюсь разобраться с настырным ловеласом, все зависли на кухне. Квартирка у ребят съёмная, но аккуратная. Оля постаралась, придавая чужому месту максимальный уют и подобие семейного гнёздышка. Официально они с Лёхой были не женаты, но встречались уже лет пять. Из которых четыре точно жили вместе.

Мне нравится наблюдать за ними. За тем, как они относятся друг к другу даже спустя немалый срок и быт, который вроде как должен был подъесть романтику. Так говорят, по крайней мере. Однако это явно не тот случай. Лишнее доказательство, что взаимному уважению и нежности маленькие проблемы не помеха. А если пара вечно грызётся, как кошка с собакой, прикрываясь своей "страстной вспыльчивой натурой", то вероятнее всего ничем хорошим их роман не закончится.

В гостях задерживаемся ненадолго. Я первой начинаю крабиком по стенке торопливо отчаливать к выходу, когда Оля заводит тему про дальнейшие репетиции. Мол, она-то уже практически в норме, но мне ни в коем случае нельзя бросать танцевать и возвращаться к своим пультам. Типа, я должна закончить начатое и выступить вместе с ними и на баттле. Если они пройдут, конечно. Говорит уверено, с апломбом, даже с налётом логики, но нет. Пока по этому вопросу я даже думать отказываюсь. Давайте решать проблемы по мере поступления. А то за раз сегодня ну слишком уж много всего.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Мы снова в машине, и теперь едем в кафешку. В тачке оставаться чревато. Вон, недолго постояли на парковке, а меня уже попытались развести на мин*т. Блин, если когда-то один раз я и согласилась на него под мухой, это не значит, что теперь данная услуга автоматически активируется после того, как автомобиль глохнет.

Выбираем кофейню у которой есть уличные столики. Несмотря на пасмурность и назревающий дождик, это настоящее преступление сидеть в четырёх стенах. Так что усаживаемся за круглый столик, делаем заказ… и ждём его практически в тишине. В машине мы ещё общались, темы находились сами: непутёвые пешеходы, прыгающая смешная собачонка на заднем сидении едущей впереди машины, строящийся аква-комплекс на месте бывшего оврага, то теперь накатила неловкость. Особенно у меня, так как я уже знаю, чем закончится эта встреча. Поцелуй окончательно позволил мне в этот удостовериться.

Молчание затягивается, а уверенности всё не набирается. Сложно это.

— В чём дело? — первым не выдерживает Рома. — Ты уже минут пять мешаешь свой кофе, хотя даже сахар в него не клала.

Пора. С тяжёлым сердцем откладываю ложечку в сторону.

— Рома, я тут подумала…

— Ого. Начало не очень.

— Продолжение тоже будет не айс.

— Хочешь расстаться?

Ой. Это настолько очевидно?

— Думаю, нам давно стоило это сделать. Оглядываясь назад, мне всё чаще начинает казаться, что мы и не встречались.

— Ясно, — кивают мне. Удивительно, но он не злится. Не обижен. И даже не удивлён. Зато задумчив. — Не могу не уточнить, твоё решение как-то связано с парнем, с которым ты вчера гуляла в парке?

Рука с поднесённой к губам чашкой выделывает нервный финт и весь напиток оказывается на водолазке. Ауч, горячо. И мокро.

— Откуда ты знаешь?

— Волков видел вас.

Трындец. Это какое-то издевательство, чесслово. Валера Волков — наш общий знакомый, хороший друг Ромы. Живущий, блин, вообще на другом конце города. Но оказавшийся, блин, вчера почему-то именно в том парке! Блин. Блин, блин, бли-и-ин. Весь мир восстал против меня, по ходу.

Чашка звякает о блюдце, а я прячу смущённое лицо за упавшими волосами.

— Понимаю, что прозвучит это глупо, но у нас ничего не было, — оправдание так себе, но всё лучше, чем ничего.

— Только блуждания за ручку?

Супер, он и про это знает. Какое мерзкое состояние. Портовая шлюха, наверное, чувствовала бы себя комфортней на допросе с пристрастием.

— И поцелуй. Один. Ничего более, — честно признаюсь я. О поцелуе точно никто не мог бы узнать, однако какой уж смысл теперь врать?

— Но ты хотела большего?

— Хотела… Прости.

— У вас с ним серьёзно?

— Нет. Это была ошибка, которую я не совершу повторно, — мой голос поразительно твёрд. Кажется, я правда верю в то, что говорю.

— Как интересно. Ошибка. Однако ты всё равно хочешь расстаться.

— Хочу. Так будет правильно.

— Я тебя понял, — кивает Рома, жестом подзывая топчущего у входа долговязого официанта, обнимающего поднос крепче подружки, и прося счёт. Ну вот и всё. Наше недосвидание подходит к завершению. А я не успела доесть свой чизкейк. Даже ещё не пробовала его.

Домой едем в том же молчании. Всю дорогу нервозно ковыряю ногти и неосознанно грызу губы. Уровень неловкости — красный. Поразительно, как близкие люди в секунды вот так становятся чужими. По щелчку, от всего лишь одного слова. Пшик и словно никогда не было ни этих месяцев, ни переписок, ни поцелуев, ни признаний.

Опель тормозит возле раздвижных бортовых металлических ворот, внутри которых прорублена калитка. Сижу, не торопясь выходить из машины. Надо прощаться, разойтись на чем-то мирном, но говорить трудно. Писец. До чего ж паршивый день. Скорей бы он уже закончился.

— Ты сильно обижен, да? — нарушаю гнетущую тишину я.

— Нет, — спокойно отвечает Рома. — На что обижаться? Сам виноват. Я часто тобой пренебрегал, а ты заслуживаешь большего. На самом деле удивлён, что ты не бросила меня раньше. Я бы себя, наверное, бросил.

— Всё было не так плохо. Честно.

— Спасибо.

— Надеюсь, у тебя всё будет хорошо, — с нежностью целую его колючую щеку в последний раз и вот теперь выхожу на улицу, прихватив с заднего сидения сумку. Всё. Конец. А главное, никаких заезженных обещаний про "останемся друзьями" и прочие бла-бла. Чушь всё это. Нельзя спать с человеком, говорить ему о любви, строить планы на будущее, а потом общаться будто ничего не было. Это садизм. Лучше обрубить всё на корню. Отодрать пластырь рывком. Ранка потом спасибо скажет.

Странно прозвучит, но мне легко. Нет, правда легко. Словно скинула с себя килограмм двадцать давящего на плечи металлолома. Тем ироничней, что утром с Глебом такого ощущения не было. Ироничней или трагикомичней. Я пока не поняла.

Кстати, о Глебе.

Проверяю телефон и знатно приофигеваю. Давненько его так не распирало от пропущенных вызовов и непрочитанных сообщений. Полный набор: от мамы, Аники и, конечно же, Воронцова.

"Думаешь, я шучу?"

"Я не оставлю тебя в покое"

"Мальвина. Ты моя. Запомни это"

"Почему ты не дома?"

"Надеюсь, ты не делаешь ничего, о чём бы потом пожалела и что я мог бы тебе припоминать с упрёком".

Эти смс приходили когда мы ещё были у Оли. Дальше приличный разрыв — почти три часа и снова:

"Не смогу тебя дождаться. У меня стрелка с отцом"

"Встретимся завтра"

"Ну чего там? Мы сегодня бухаем или мне мыть голову?"

Последнее сообщение уже от Аники. Хех, ну да. Дреды тоже надо мыть, если кто не знал.

И вот что ей ответить? Хорошенько взвешиваю все "за" и "против". Нет. Запал кутить прошёл. Я слишком устала. И общения на сегодня с меня тоже достаточно. Самое лучшее, что я могу для себя сейчас сделать — просто побыть одной, так что даю ей отбой, перехватываю поудобнее тяжёлую сумку и иду у крыльцу.

Нет. Покой нам только снится. Не знаю, где я так нагрешила, но если сегодня упадёт метеорит посадочной площадкой для него станет моя макушка. Отвечаю.

— Ну и где ты была? — с порога настигает меня сначала сердитый голос мамы, а затем появляется на горизонте и она сама: в цветастом фартуке и с вскинутой в руке лопаткой, перемазанной маслом.

На объединённой с коридором кухней кипит жизнь. На плите что-то жарится, по телеку работает реалити-шоу, а Андрей чистит картошку, склонившись над мусорным ведром. Идиллия, куда б деваться. И тут припёрлась я.

В защиту лишь могу сказать, что любимая мамочка ещё с утра велела мне после пар сразу развернуть лыжи в сторону дома. Я бы так и сделала, но вмешались известные планы.

— У Аники.

— А что, дома уже не ночуется? Двое суток где-то пропадала.

— Можно подумать, я каждый день ухожу в загул, — обиженно закатываю глаза я, скидывая с себя Кронверсы.

— Ещё б удумала!

— Не надо меня отчитывать. Я уже совершеннолетняя.

— Не надо её отчитывать. Вот именно, что совершеннолетняя. И у тебя есть обязательства! Вчерашний ужин был на тебе, если забыла.

— И что? Померли с голоду? Заказать готовую еду не пробовали?

— Прасковья!

— Что? В конце концов, макароны варятся быстро. Не надо делать трагедии.

— Вова с занятий по ушу тоже должен был сам себя забрать?

Ладно. Тут упрёк за дело. Как бы да. По средам я обычно младшего брата забираю.

— Я же заранее предупредила, что не смогу. Чуть ли не за неделю. Какие претензии?

— Претензии? Я не могла уйти с работы, и пришлось отпрашиваться Андрею!

— Ну и ничего страшного, — успокаивающе вскидывает в зажатом кулаке картофель перемирия отчим. — Забрал же. Всё хорошо.

— Не хорошо. Почему мы должны всё бросать только потому что у неё там её дурацкие танцульки?

Ну да. Для мамы уличные танцы не более, чем бесполезная трата времени. Вот бальные были — то да, то вещь. Опять же, если бы я закончила танцевальную школу, то хоть корочку бы получила, а тут что? Дрыгаешься в конвульсиях, народ потешаешь и ничего за это не получаешь. Никаких перспектив. Сплошная деградация.

— Вот устроили сыр-бор на пустом месте, — я такая чё-то замученная, что у меня даже ругаться нет сил. — Надо было Леру отправить за Вовкой. У неё куча свободного времени, уж выделила бы часок.

— Лера была занята!

— Ну так я тоже была занята! — огрызаюсь я, не выдержав. — Или что? У меня своей жизни быть не может? Только у нашей принцессы? Конечно, её трогать нельзя. Зато на мне ездить можно. Принеси, подай, приготовь, убери, отведи, приведи! Не помню, чтоб в вашем свидетельстве о браке был пункт, по которому я превращаюсь в прислугу!

Знаю, что зря я всё это начинаю, но остановиться уже не могу.

— Прекрати дерзить! — мама тоже начинает заводиться. — Бедная-несчастная, прям сломалась. Столько вешают на неё, куда б деваться.

— Марина, не надо, — просит Андрей.

— Кто дерзит? — ну всё, поезд тронулся. У нас с родительницей есть одна общая мерзкая черта — во время ссоры ни одна уже не может остановиться. Нас начинает нести и нести в бездну неадекватности. Явление частое и привычное. Но сейчас оно совсем не кстати. — Это называется — личное мнение. Или я уже и его высказать не имею права?

— Личное мнение будет, когда начнёшь жить самостоятельно. А пока ты тут, будь любезна, оставь его при себе и просто выполняй то, что от тебя требуется!