Лариса Бортникова - Пари (сборник)

– А вот еще мулька: в газете разместили объявление: «требуется программист, предпочтительно со знанием компьютера», – изощрялся Владик, надеясь поразить Андрея.

Последний явно поддавался очарованию моего братца, чем тот и пользовался, уминая уже третий салат-бар.

– Слушай, как это ты ее терпишь? – кивнул братец в мою сторону. – Это же совсем слепым надо быть, ну или двинутым, – Владислав никогда не страдал комплексами и обычно ко всем людям моложе пятидесяти обращался на ты.

– С трудом, – признался Андрей. – И знаешь, Владик, зрение у меня в норме. Остается второе, – констатировал Андрей и обратился ко мне: – А что это вы сегодня, Лариса, не блещете остротами и вообще на удивление молчаливы?

– Это у нее затишье перед бурей или тяжелые дни, – выдал свою версию Владислав.

– У меня тяжелые дни, а если ты будешь выступать, то тяжелые дни наступят и у тебя.

– В тяжелые и критические дни ассоциация гинекологов рекомендует пользоваться «тампаксом», – мой брат был специалистом по части гигиены.

Я размахнулась, чтобы отвесить ему оплеуху, но он резко увернулся, и я, вместо того чтобы врезать ему по шее, попала в стакан с пепси-колой, которая благополучно вылилась на мой свитер.

– Сейчас будет драться. Надо скоренько сваливать отсюда. Эх и тяжела у сестрицы рука во гневе, – Владик собрался улепетнуть, но, увидев, что я, не обращая на него внимания, пытаюсь привести себя в какой-никакой порядок, уселся поближе к Андрею.

– Я не буду драться, не буду орать, даже говорить ничего не буду. Просто ты завтра пойдешь и купишь мне точно такой же новый пуловер. К твоему сведению, это Келвин Кляйн, поэтому тебе придется раскрутить предков на солидную сумму, своих у тебя точно не наберется.

Братец надулся и обратился за поддержкой к Андрею, с любопытством следившему за нашей перепалкой.

– Нет, прикинь, Андрюх, у самой двадцать абсолютно одинаковых свитеров, а еще выступает. Между прочим, пепси легко отстирывается.

– Не двадцать, а пять. И я ненавижу стирку, потому что в этот момент напоминаю себе старательного енота у ручья. Ручками вжик-вжик, и вся такая сосредоточенная и полосатая. Ненавижу!

– Неужели пять? И все одинаковые? – Андрей выглядел искренне удивленным.

– Ага. Ты чего, еще не заметил, что она не отличается оригинальностью в одежде? Ну да, конечно. Любовь делает человека слепым, а похоть неразборчивым… – Мой братец здорово начинал действовать мне на нервы.

– Вообще-то это не самый оригинальный подход из тех, что мне приходилось видеть, но… – Андрей слегка замялся… – В общем, я тут хотел вам сказать, то есть если мы с вами, Лариса, собираемся изобразить этот чудовищный роман, то вы тоже должны как-то соответствовать моим вкусам, что ли…

– Вы это о чем? – Ужасные подозрения начали закрадываться в мою голову.

– Ну я бы хотел, чтобы вы немного изменили стиль одежды, и прическу, и тому подобное. То есть как бы предполагается, что вы должны мне понравиться, – он продолжал мяться, но, кажется, суть его просьбы до меня дошла.

– Так! А чем это я вам могу не понравиться? Что вы имеете против меня в моем естественном состоянии? – В моем голосе зазвучало неподдельное возмущение.

– Ну в естественном состоянии я вас еще, скажем, не видел, а хотелось бы увидеть…

Братец гаденько зашмыгал носом.

– Что это вам хотелось бы увидеть, а? – Если честно, меня не так уж и покоробила последняя фраза, однако необходимость выглядеть возмущенной заставила меня слегка повысить тон.

– Перепоночки на лапках, Лариса. А вы про что?

Ах, мы еще и веселимся! И Владик, предатель, сидит, лопает бифштекс и делает страшные глаза. А еще единокровный брат. Будет наказан жестоко и надолго!

– Вернемся к вопросу об одежде, и прическе, и тому подобном. Со мной что-то не так?

– Так, Лариса. И все же я бы предпочел более женственный вариант. Не настаиваю, но ваш нынешний вид пугает своей воинственностью и напоминает о пикетах американских феминисток.

– Вы шутите. Вы же не должны в меня по-настоящему влюбляться и все прочее. Тогда к чему такие жертвы с моей стороны? Это лишнее, – отрубила я.

– Не лишнее, а вполне разумное дополнение к вашему плану. Боюсь, что вашим соперникам по пари будет тяжело поверить в то, что такой ловелас, как я, был очарован вашим Келвином Кляйном.

Я среднестатистический мужчина и предпочитаю что-нибудь попроще, побанальнее.

– По-моему, вы на меня элементарно наезжаете, Андрей Николаевич…

– Не по-твоему, а точно, – хихикнул мой братец, – а про какие это пари вы тут говорили?

– Не твое дело, противный акселерат. А вы, дорогой мой Андрей Николаевич, и не надейтесь на то, что я ради вашей прихоти буду что-то менять. Если вас замучила тоска по томным и нежным дамам, приглядитесь к вашим подчиненным, получите то, что хотите, и даже с лишком.

– Ох, Лариса, ну какая же вы упрямая! Значит, когда вы приходите и силой вовлекаете меня в ваше безумное предприятие – это нормально, а когда я пытаюсь сделать это предприятие более-менее реально выглядящим, вы упираетесь, как мул. И притом это же ненадолго. Вы сами убеждали меня в том, что надо помучиться полтора месяца, уже даже меньше. Так пойдите же и вы на уступки.

– Так что, Лошарик, придется тебе начать выглядеть как человек, а не как коммандос, – подвел черту отвратительный тинейджер.

Я дожевывала соленый рыжик и шипела. Как будто нельзя было обойтись без этого. Хорошо, в чем-то Андрей прав, но разве нельзя было найти решение попроще? Скажем, мотивировать его влюбленность тем, что я потрясла его своей неординарностью. Я посмотрела на Андрея. Он смеялся очередному анекдоту, которые мой брат знал в невероятном количестве. Вставать они не намеревались.

– Ну ладно, мужчины, вы можете продолжать трапезничать, а я так зверски устала. Покидаю вас и направляюсь на поиски хрустальных башмачков сорокового размера, – я выразительно взглянула на Андрея.

– Браво, Лариса. Впервые вижу, как вы принимаете разумное решение. Браво!

– Добились своего, да?

Он победно ухмылялся, на лице моего брата блуждала аналогичная ухмылка. Два вредных шотландских сеттера, обожравшихся кормом «Чаппи». Радость для рекламодателей.

«Белое воздушное платье с английскими кружевами удачно оттеняло ее оливковую нежную кожу, подчеркивая линию плеч и слегка приоткрывая девичью грудь. Она откинула белые длинные волосы и дотронулась пальцами до белоснежного шифона. Ах, как она была хороша».

Это было именно то, что нужно. Значит, побольше женственности? Ну так получи! Когда продавщица на грани нервного срыва приносила мне уже одиннадцатый костюм, у меня проснулось что-то типа совести.

– Извините, девушка. Все это, – я обвела рукой горы юбок и пиджаков, – очень славно и красиво, но я ищу что-нибудь более эротичное, более смелое, что ли.

– Тогда вот то, что вы уже четыре часа ищете, – она ткнула в мою сторону вешалкой, на которой болталось два миниатюрных кусочка ткани. – Очень приталенный жакет и юбка, открывающая коленные чашечки.

– Девушка, какие чашечки?! Мне нужно показать полностью весь сервиз, включая, но не ограничиваясь соусницей, сахарницей и этим, как его, ситечком для чая.

Девушке было не до моего чувства юмора. Она дышала как загнанная антилопа гну.

– А вы померяйте, а потом будете говорить.

Я померила. Антилопа гну явно загнула про чашечки, эта штука (костюмом ее назвать было сложновато) демонстрировала все как есть, ничего не скрывая и не преувеличивая. Нагибаться и садиться в этой штуке было нельзя, а стоять и ходить надо было со всевозможными предосторожностями, иначе возникал неразрешимый конфликт между «верхами» и «низами».

– Беру! – заорала я счастливо.

Она схватила костюм и помчалась к кассе, на ходу выписывая чек, чтобы я не дай бог не передумала.

Я шла по Тверской, груженная пакетами, и напевала песенку покупательниц всех времен и народов, бессмертный мотивчик «Pretty Woman». Пришел мой час превращаться из уродины в красавицу. Да еще в какую! Ха. Андрей не представлял, во что он ввязался.

* * *

– И ты это наденешь? На работу? – Мама с сомнением качала головой. – Только гляди, чтобы отец и бабушка не увидели, а то у одного слабое сердце, а другая вообще на ладан дышит.

– Хорошо, что хоть ты у меня здоровая, мамочка, – я крутилась перед зеркалом, зеркало было старинным и толстым и лишь поэтому не треснуло от возмущения.

– Да, хорошо, наверное, – мама проглотила горсть цветных таблеток и ушла делать себе холодный компресс…

В комнату заглянул мой братец:

– Систер, слышь, твой Андрей просто офигенный перец. Упс!

Для тех, у кого в доме не водится подвид homo sapiens под названием «тинейджерус оригиналис», перевожу. Владик хотел сказать примерно следующее: «Сестрица, душенька, на твою долю выпало познакомиться с весьма достойным мужчиной». А вот «упс» относилось к моей обновке!

– Нравится? – Я попыталась пройтись, чтобы юный ценитель моды вынес свой вердикт.

– Знаешь, систер, это все, конечно, круто, но ты уверена, что в твоем возрасте это носят?

– Не знаю, Владик. Меня попросили выглядеть более нежно и женственно, и я, как видишь, выполнила просьбу. Разве нет?

– Да! На все сто! – Братец обошел меня со всех сторон. – Систер, а ты вообще-то садиться в этом пробовала?

– Ага. Только что. Больше не буду. А то очень страшно за окружающих.

– Андрюха ошалеет точно. Если уж я заценил… Кстати, честно, офигенный перец. В компах сечет и не жмот. Не то что твой зубодер. Если упустишь – я в тебе навеки разочаруюсь. Запомни, систер, твоя задача – молчать, улыбаться и не затягивать с половым актом, – брат воображал себя гораздо мудрее меня в вопросах философии, психологии и физиологии, посему считал возможным давать мне дельные советы. – Ну я пошел, меня подружка ждет. Подкинь баксов пятьдесят, Лошарик. Очень надо.

Пятьдесят! Штука, в которой нельзя было сидеть, стоять, ходить и вообще двигаться, оставила меня без сигарет месяца на два. Но она, черт побери, этого стоила!

* * *

Когда утром в понедельник я вошла в этом «костюмчике» в офис, реакция была именно такой, на какую я и рассчитывала.

– АААХ, – раздался дружный вздох.

– Это что такое на тебе? – Серега смог заговорить первым.

– Деловой костюм.

– Хороший, типа, костюм… – У Сереги текли слюни.

– Главное, что деловой, – я осторожно села за стол, следя за тем, чтобы юбка не задралась до талии.

– А чем ты занята сегодня вечером? – По-моему, на этот раз Серегин интерес был вызван причинами скорее личного характера, нежели желанием выяснить, идем ли мы сегодня куда-нибудь с Андреем.

– Сегодня я ангажирована, как, впрочем, и завтра, и послезавтра. Так что оставь пустые надежды и ступай снабжать фирму, как обычно.

Он пошел снабжать, оглядываясь на ходу, а я посчитала необходимым прогуляться пару раз до ксерокса, дабы дать возможность людям привыкнуть ко мне в моем новом амплуа женщины-вамп.

– Лариса, вы срываете рабочий процесс, – Светлана Денисовна пыталась затолкнуть меня на мое место. – Сядьте и постарайтесь не вставать.

Ладно. Я села возле ксерокса и даже закинула ногу на ногу.

– Лариса, встаньте немедленно и лучше не садитесь! – Светлана Денисовна никак не могла определиться.

– То сядьте, то встаньте. Сами не знаете, чего хотите, – я прошлась по офису еще и еще раз. В конце концов Светлана зажала меня в углу и настоятельно порекомендовала прикрыть ноги ее шарфиком и сидеть смирно, желательно не двигаясь.

– Пожалуйста, Лариса, – взмолилась она.

– Не могу. У меня жуткий понос, и, если я буду сидеть смирно, не двигаясь, могут произойти разные и весьма неприятные для всего офиса последствия. – С этим я вырвалась из плена и вылетела в коридор, сопровождаемая кровожадными взглядами как женской, так и мужской части нашего зверинца. В туалете было прохладно и пахло розами. Я подновила сделанный с утра макияж и, удовлетворенная результатом, уложила обратно в косметичку всякие разные макияжные примочки, на время позаимствованные у мамы.

– М-да, Синди Кроуфорд из меня, конечно, не выйдет, но, если натереть мордолизацию ваксой, можно запросто сойти за Наоми, – похвалила я себя и, открыв дверь, поняла, что кого-то этой дверью зашибла.

– Извините, я вас не убила ненароком? – Мой голос звучал с той страстностью, которая является обязательным атрибутом женщины-вамп.

Кто-то оказался не кем иным, как самим Джозефом Лангстомом, нашим миллиардерским президентом, неожиданно прилетевшим в Москву на какие-то переговоры. Сопровождаемый Андреем, он шествовал по затертому ковровому покрытию с такой важностью, с какой папа римский ступает по ступеням собора в Ватикане, благословляя трепещущую в религиозном экстазе паству. Ничто не могло сбить его с размеренного темпа его походки, да и жизни вообще. Почти ничто.