– Кто тот милашка, который тебя ужинал на прошлой неделе? А как он в постели? Ну расскажиии!.. – ныл мой неформал.

– Женюлик, что за шелуху ты несешь. Вот этот балованный и утонченный типчик – и Я. Как ты себе это представляешь?

– Ой, очень даже представляю. Вы прямо как дельфин и русалка. Как мило! – Женюлик заходился слюной от возбуждения.

– Ага, у него вместо ног хвост, и у нее вместо ног хвост. Извращенец ты, Женюлик, как я погляжу, – Женюлик закашлялся, замолк, и я поняла, что совершила страшнейшую ошибку и оскорбила хорошего человека.

– Ой, прости, не извращенец – извращенка, увлеклась и забыла, – надо было быть вежливой.

– Ну вечно ты меня обижаешь, Лора, сколько раз можно повторять…

– Женя, дорогая, хочешь, приедь и ударь меня в лицо, натуралку бестолковую. Хочешь, пни, но только не сильно. Я тебе, лапуля, по делу звоню, между прочим. Помнишь, у тебя есть такое розовое платьице с перьями? Ну то, что ты на выставку Матвея надевала. Я тут в четверг иду на обалденный сейшен, соответственно нужен обалденный прикид.

– Ты с ума сошла! – искренне ужаснулся Женюлик, узнав, куда и с кем я иду. – Розовое не пойдет, и потом это уже не стильно. Есть одна вещица, мне немного мала, а тебе будет в самый раз. Живанши, последняя коллекция.

Женюлик в свободное от любви время подрабатывал, навешивая суперэксклюзивные бронированные двери на квартиры, дома и дачи новых русских. Бизнес процветал, Женюлик тоже, он вполне мог позволить себе Живанши.

– Женя, спасительница! Ну давай твою «Живаншу», и туфли тоже тащи, размер у нас с тобой вроде бы одинаковый.

* * *

С утра был четверг. Уже пару дней «Живанша» пребывала у меня в шкафу вместе с туфлями и непонятными прибамбасами на шею и в уши. Женюлик здорово преувеличивал, говоря, что это платье ему лишь слегка маловато, – туда могла влезть разве что его нога, и то с трудом. У меня в «Живаншу» влазило все тело, но абсолютно ничего не застегивалось. То есть, если я выдыхала и лежа втискивалась в этот черный эластичный чулок, он в принципе меня одевал, и все. Чтобы наконец-таки застегнуться, я активно худела уже целых два дня, но пять кило – не двадцать. Что ж, по крайней мере теперь молния сходилась, и «Живанша» не расползалась по швам. Я встала перед зеркалом и приступила к замазыванию дефектов внешности и окрашиванию замазанных деталей.

До приема оставалось два часа, до приезда Андрея – час. Да, да, он сам предложил забрать меня из дому, чтобы я не топала до Красной Пресни пешком и не пачкала свой роскошный туалет. Такая вежливость меня тронула, хотя я подозревала, что Андрей хотел убедиться в том, что я не отмочу на этот раз никакого номера, а также дать последний инструктаж. А пока я отчаянно вспоминала, как можно сделать конфетку из этого… ну как его… шоколада!

– Так. Здесь у вас, барышня, будут глазки. А над глазками полагаются реснички и эти, такие волосатенькие… – бровки! – приговаривала я. В зеркале происходили метаморфозы, вернее, отражались. – Что у нас с носиком? Ничего у нас с носиком. Нового не налепишь. Берем, что есть. А еще румянца на скулы. И карандашиком рисуем рот, раз-два-три. Во! Нет, не прынцесса – королевна! – Процесс доставлял мне кучу удовольствия. Как выяснилось, опыт, приобретенный давным-давно и так же давно позабытый, я не растеряла, и из меня медленно, но верно получалось очаровательное существо определенно женского пола.

– Что это ты закрылась, сладурка? Заболела, что ли? – Бабушка мощно рвалась в комнату, озадаченная моим уже получасовым молчанием.

– Если и заболела, бабуля, то не смертельно. Бусь, слышишь, сейчас за мной заедут, ты, пожалуйста, не пугайся и лучше не приставай с расспросами о зарплате. Договорились? И кстати, сегодня вернусь поздно, – я замолчала, выдохнула и проскочила в черный чулок от Живанши. Уух.

– Это тот, на «запорожце»? – Проницательная бабуля крупным настойчивым мотылем билась в закрытую дверь, но я не открывала, нельзя было заранее ее доводить до инфаркта. Ей было бы бесполезно объяснять, что это высокая мода, а не шелковые обрывки на веревочках.

– Угу, – промычала я, нанося на губы коралловую мерзость, выданную мне Женюликом вместе с подробной информацией о современных методах макияжа.

– Супружница-то его не померла? – искренне интересовалась добрая бабуля.

– Жива, жива, мученица, – я придирчиво оглядела результат в зеркале и убедилась, что у меня очень большие ласковые глаза, густые брови, чистая нежная кожа с очаровательным румянцем, чувственный рот, сногсшибательная грудь и осиная талия.

«Все в восторге от тебя», – пропела я и повертелась в разные стороны.

– А он кто? Окрок, вьюнош или лыцарь? – не унималась бабушка, пытаясь подсмотреть в замочную скважину.

Если я мужчин особачивала, что давало мне множество вариантов их классификации, то бабуля просто распределяла их по возрасту. Отрок, юноша или рыцарь? Подумав, я решила, что Андрея, пожалуй, ни по каким параметрам нельзя считать «вьюношем», тем паче «окроком».

– Рыцарь, бабуля, рыцарь. Не мешай мне одеваться.

– Ты юбчоночку-то надень. А куда вы идете, в кино или в парк? – Бабулины представления о количестве доступных для порядочной тридцатилетней девушке развлечений были еще проще, чем классификация мужского населения.

– В кино, бусик, – я не стала разрушать бабулины иллюзии. – А насчет юбчоночки ты, пожалуй, права. Уже надела. Чудная такая юбчоночка и кофтеночка ей под стать.

Раздался звонок. Андрей пришел раньше назначенного срока. Я услышала, как бабуля прошаркала к двери, а затем его шаги в коридоре.

– Ну вы готовы, Лариса? – Он здорово нервничал. А я просто садистский кайф получала. – Поторопитесь, будьте добры.

– Еще десять минут, – крикнула я ему из-за двери. – Заключительные штрихи, и можно ехать. Вас пока бабуля займет. Бусь, развлеки гостя.

– Проходите, лыцарь, – бабуля была тиха и вежлива. Они прошли в гостиную и о чем-то там беседовали.

Я нацепила нашейный прибамбас и подмигнула своему отражению. «Ах, за что, за что мне, грешной, вид такой достался внешний?» – рифма родилась и оказалась неудачной, вернее, не подходящей к случаю. Черт меня побери! По-моему, я классно выглядела! Минералка сделала свое черное дело, а косметика свое дело разноцветное. Меня можно было смело выводить в люди, мной можно было гордиться, и вообще на меня можно было вешать табличку «руками не трогать», а еще лучше «не влезай – убьет!». То есть это была не совсем я, передо мной в зеркале стояла такая утонченно-эротичная особа с обнаженными плечами и загадочной улыбкой. Сделав улыбку еще загадочней, как у блоковской «Незнакомки», я, «дыша духами и туманами», выплыла из комнаты.

Бабуля сидела рядышком с Андреем на стареньком диване и нежно глядела на него, время от времени поправляя парадный платок на голове. Он ей положительно импонировал. Она даже старалась не пукать, что было очень и очень не просто. Бабушкин кишечник всегда подводил ее, и она, разумно считая, что комфорт дороже приличий, никогда не стеснялась выпустить газ, забавно приподнимая то левую то правую свою часть, в зависимости от того, где сидел (вернее, не сидел) собеседник. Мы к этому давно привыкли, а немногочисленные гости вынуждены были молча смиряться, но не в этот раз. Бабуля, красная и раздутая от напряжения, беззубо щерилась и, похоже, флиртовала. Конечно, там было с чем флиртовать. Какой там ушастый Ричард Гир и слащавый Ди Каприо! Андрей, кстати действительно в смокинге и при бабочке, просто уничтожал наповал своей ненормально потрясающей внешностью.

– А на какое кино вы идете, лыцарь? – нежничала бабуля, Андрей замялся, не зная, что ответить, но я пришла ему на помощь:

– «Кошмар на улице Вязов». Самый последний римейк. Догадайтесь с трех раз, кто в главной роли. Это я, – увидев меня в дверях при полном параде, бабушка не выдержала и все-таки звонко, раскатисто пукнула, а Андрей приподнялся и тут же сел обратно.

– А вот и я, ну что, едем, рыцарь?

– Сегодня Рождество, седьмое ноября? Или я сплю и вижу сон? – Андрей зажмурился, потряс головой и снова вытаращил на меня свои синющие глазищи с поволокой. Да, он был обрадован. Даже потрясен. Можно сказать, у шотландского сеттера просто до земли отвисла клыкастая челюсть и вывалился язык.

– Вальпургиева ночь. И не наезжайте с комплиментами, а то я за себя не ручаюсь. Вот пойду и умоюсь, частично из стеснительности, а частично из вредности характера.

– Молчу. Молчу и молча преклоняюсь перед прекрасным. Что ж, раз вы готовы, моя Маргарита, тогда вперед на Лысую гору, – он взял меня под руку, и я, совсем как в женских романах, почувствовала, как приятный трепет прошел по моему телу.

– Ох и хитрый этот женатик, – прошептала мне бабуля, провожая нас до дверей.

– С чего взяла-то, бусь?

– Сам зенки-то на тебя выпялил, как будто и не видит больше никого вокруг, а как звать-то, толком и не помнит, вон Риткой какой-то кличет. Ох, хитрый.

Я погладила бабулю по голове. Ей так хотелось, чтобы у меня все было еще лучше, чем у Розалинды и Марианны. Милая бусечка!

* * *

– Так, значит, у меня жена и пятеро детей? – За окном автомобиля мерцали фонари. В Москве был дождливый майский вечер.

– Про пятого еще не знаю. По моим прикидкам, пока четверо. Два мальчика и две девочки, – таак, бабушка все ж-таки не удержалась и устроила Андрею блиц-допрос, пока я отсутствовала.

– А что вы сделали с моей половиной? У нее что, проблемы со здоровьем? – Андрей забавлялся.

– Пять лет не встает с постели. Нервы. Думаете, легко с вами жить?

– Какой кошмар. У вас извращенное воображение, – Андрей громко и как-то очень хорошо рассмеялся, и опять предательская дрожь посетила упакованное в Живанши мое Я.

Это переставало мне нравиться. С таким трудом достигнутое равновесие и душевный покой исчезали от одного его взгляда. Я ощутила себя первокурсницей, втрескавшейся в молодого препода и падающей на лекциях в обмороки. Стоп! Надо срочно прекращать процесс весеннего оглупления. «Живо, на место!» – рявкнула я на свой здравый смысл, но именно в эту секунду Андрей положил свою руку на мою ладонь и тихо произнес:

– Спасибо за то, что прислушались к моей просьбе. Очаровательно, просто потрясающе выглядите, Лариса. Мне кажется, я очень долго был слепым глупым щенком, а вот сегодня у меня открылись глаза. А может, и не сегодня, а гораздо раньше… Просто сегодня я стал видеть еще лучше, а?

От ощущения тепла его руки и от его последних слов, пусть даже немного нарочитых, господин здравый смысл на полном ходу выскочил где-то в районе Беговой, а его место заняли розовые пустотелые пузыри в форме проткнутых стрелою сердец. Минут десять у меня ушло на то, чтобы разогнать эту пузырящуюся романтическую чушь. Когда все, включая здравый смысл, вернулось на свои места, мы уже подъезжали к зданию посольства.

На приеме, как я и предполагала, было зверски скучно. Странные серьезные люди расхаживали по огромному зимнему саду, собирались в могучие кучки, опять разбредались и вели умные беседы об умных вещах. То и дело слышалось «поток инвестиций», «экспортное кредитование», «правительственные концессии». Тоска. Душка Лангстом намертво приклеился ко мне и весь вечер нес какую-то муру, какую точно, я не могла понять, потому что мне напрочь отказали лингвистические и умственные способности. А отказали они однозначно из-за Андрея, который, бросив меня на попечение высокого руководства, пристал к группке западных коммерсантов и коммерсантш, увлек одну стриженую бизнес-леди в уголок, завязал с ней увлекательную беседу и ни на кого больше не обращал внимания. Оказывается, меня это задевало, более того, раздражало и даже злило. А тут еще этот надоедливый Лангстом со своими «How charming you are» и «I’ve been blessed to meet you» (это что-то вроде «зайка моя»). Через некоторое время мне все-таки удалось сбежать от очарованного Лангстома под предлогом припудривания носика.

В туалете, который по размеру равнялся нашей трехкомнатной квартире, от души накурившись и налюбовавшись на разодетых и раздетых дам, среди которых я оказалась не самой худшей, и даже наоборот, весьма и весьма, я еще раз обдумала ситуацию. Ситуация вырисовывалась не самая веселая. Разъясняю. По собственному желанию втравив себя в невероятную аферу по выколачиванию денег из коллег, я просто-напросто стала жертвой собственной изобретательности. Похоже, что слишком дорого мне начала обходиться эта оперетка. Независимо и неожиданно для меня, мной овладели несколько иные эмоции, нежели чисто финансовый интерес и намерение слегка позабавиться. Короче, чего там притворяться, я потихонечку-потихонечку начинала влюбляться в Андрея. И это было плохо, потому что безнадежно. В таких, как он, влюбляться не рекомендуется никому, а тем более сумасшедшим старым девам с комплексом неполноценности. М-да!.. Только этого недоставало. Я почесала кончик носа (верно, к выпивке). Сигареты закончились, надо было возвращаться в люди.