Лариса Бортникова - Пари (сборник)

* * *

«Стройная молодая женщина в черном вечернем платье взбежала по лестнице и остановилась перед дверью. Она попыталась успокоить стучавшее, как маятник, сердце».

Мне действительно пришлось воспользоваться лестницей, потому что лифт, как назло, не работал. К тому же, как всегда, не было света, и я взбиралась, держась за стенку. Запыхавшись, я добралась-таки до нужного этажа, выскочила с черной лестницы на темную площадку, потеряла по дороге туфлю и пребольно ударилась щиколоткой об батарею.

– Черт побери, натыкали всяких железяк. Уроды, блин! – не удержалась я от ругательств.

– Что ты здесь делаешь? – Андрей стоял в проеме, освещаемый слабым желтоватым светом лампочки Ильича. Он был в клубном пиджаке и при галстуке и собирался куда-то идти. Похоже, я поймала его как раз вовремя.

Я выпрямилась, держа туфлю в руке. Посмотрела на него внимательно и еще раз поняла, как я его люблю. Как я его по-настоящему люблю!

– Примеряю обувку. Есть какие-то возражения?

– Ааа. Можешь примерять дальше, – он прошел мимо меня и стал спускаться вниз по ступенькам.

– Андрей! – не выдержала я.

– Что, размерчик не подошел? – Его голос был уже этажом ниже.

– Андрей, подожди! – Я поскакала на одной ноге за ним.

– Извини, но я не умею надевать на дамские ножки башмачки, – двумя этажами ниже.

– Андрей, я сейчас упаду к чертовой матери, навернусь с лестницы и сломаю шею. Стой уже, урод! – Я и правда поскользнулась.

– Право, я никак не могу увязать твой элегантный внешний вид с подобными выражениями, – издевался он откуда-то с третьего этажа.

– Андрей! – закричала я. – Ну стой же, немедленно! Я хочу поговорить.

– Говори, я отсюда хорошо слышу, – он не собирался останавливаться.

Я все еще прыгала по ступенькам за Андреем вслед и приговаривала:

– Ты, – ступенька, – ты, – ступенька, – подлый, – ступенька, – эгоист, – ступенька, – и, – ступенька, – испорченный, – ступенька, – самовлюбленный, – ступенька, – шотландский, – ступенька, – сеттер, – площадка.

– Если это то, о чем ты хотела поговорить, то, извини, у меня нет времени. К тому же я все это слышал раз сто.

Стукнула подъездная дверь.

– Андрей! Я люблю тебя! – завопила я так, что наверняка напугала всех соседей.

– Ах, так. Тогда другое дело. Это можно обсудить, – его голос раздался совсем рядом.

– Ай! – взвизгнула я и швырнула в него туфлей, все еще бывшей у меня в руке, – Так можно меня дурочкой сделать.

– Боюсь, я уже давно с этим опоздал, – он поднял туфлю с пола. – Ты что-то говорила, продолжай.

– Тебе послышалось, – фыркнула я, надевая туфлю.

– Лариса, – его тон стал серьезным, – или продолжай до конца, или я пойду. Я не хочу больше игр с уходами, возвращениями, угонами чужих иномарок и сценами в офисе. Мы взрослые люди, и, поверь мне, я уже устал доказывать тебе это. Если ты пришла, чтобы в очередной раз сначала дать мне надежду, а затем отобрать ее, – то лучше давай сразу расстанемся.

– А разве мы не расстались, разве это не ты сказал, что все кончено? – начала задираться я.

– Ооппа! Лыко-мочало – начинай сначала. Счастливо оставаться.

– Нет, ну почему ты не сказал мне про Анжелику? Заставил меня натворить кучу глупостей. Вместо того чтобы обвинять меня в непоследовательности, посмотрел бы лучше на себя.

– А ты что-нибудь спросила? Ты вообще что-нибудь кроме себя видела? Ты мне слово не давала сказать. И даже если и давала, то все равно не верила. Кстати, откуда ты знаешь про Лику?

– Она сама раскололась. Если бы не она, я бы сейчас развлекалась вовсю в «Максиме», а не сидела бы с тобой в темноте на заплеванных бомжами ступеньках.

– Так я и знал, что Лика не выдержит и все разболтает, – рассмеялся он, – а насчет непоследовательности – в этом стоит разобраться. Ты что-то кричала мне вслед, давай же последовательно – последовательно повтори. Повтори, – Андрей сжал мои запястья в своих ладонях и требовательно заглянул в глаза. – Повтори, Лариса, или я уйду. Это не игра, это очень и очень серьезно.

И я поняла, что это серьезно, потому что так же серьезно это было и для меня. И я поняла, что сейчас не время для капризов, потому что это мой самый-самый последний и решающий ход. И хотя вредный чертенок внутри меня все еще копошился, я повторила тихо:

– Андрей, я люблю тебя, – и еще раз, уже громче и увереннее: – Я люблю тебя.

Он смотрел на меня пристально и ласково. Поднял мои руки к губам, поцеловал. И сначала я прочла это в синих глазах, а затем и услышала:

– Я люблю тебя, Лариса. Не знаю, правда, за что, но это неважно. Чудовище, я очень люблю тебя.

Мы вышли в звездный июль, держась за руки. Я закружилась в пятне лунного света, засмеялась и запела от переполнявшего меня чувства. Андрей с восхищением смотрел на меня.

– Ты самая красивая в мире сумасшедшая поэтесса.

– А ты самый симпатичный шотландский сеттер.

– Странное сравнение. Давно заметил, что ты меня так называешь, и все не мог спросить, почему. Хотя быть шотландским сеттером гораздо приятнее, чем избалованным кобелем неизвестной породы, – сыронизировал он.

– Это так, ерунда, моя личная классификация, ничего интересного, – не стала я вдаваться в подробности. – Да, а куда это ты направлялся?

– В «Максим». Платить по счету за одну проигравшую глупое пари особу.

– Тогда поехали, мы еще успеем.

* * *

Рука об руку мы вошли в шумный огромный зал. Нас не ждали, но, увидев, не удивились.

– Разобрались? – заплетающимся языком поинтересовался Митрич.

– Да! – ответили мы хором.

– Больше никаких вопросов не осталось? – Митрич выглядел не особо трезвым, но его все же распирало любопытство. Остальные тоже оставили на время прием спиртного и ждали ответа.

– Не осталось, – заявила я.

– У меня есть. Один, – Андрей повернулся ко мне и четко произнес: – Лариса, а как насчет того, чтобы нам все-таки пожениться?

– Ааах, – раздался общий, и последний в этой истории, вздох.

И только сообразительный Митрич вставил:

– Но пари вы все равно проиграли. Опоздали на несколько часов, плюс место не то.

Я подумала лишь полмгновения. Может, даже меньше.

– Знаешь, Андрей, а я не против. Черт вас всех возьми, я согласна! Только, умоляю, не орите «горько», а то все испортите.

– Все-таки поцелуйтесь, а то как-то не по правилам получается, – Серафима не выдержала.

И, чтобы не обижать Серафиму, я подставила Андрею губы, чем он, естественно, не преминул воспользоваться.

Мы принимали искренние поздравления, а меня мучил маленький финансовый вопросик. Никто-никто не мог на него ответить, кроме моего братца.

– Андрюшка, дай мне на секунду твой мобильный. Надо срочно позвонить домой, – попросила я.

Он удивленно взглянул на меня, но, ничего не сказав, протянул телефон.

– Але, – раздалось в трубке. – Ночлежка для сексуально озабоченных беспризорников подросткового возраста, – чем-то мой братец был похож на меня.

– Привет, Владик. Это я.

– Привет, Лошарик. Чем обязан?

– Тинейджер, ты случайно не знаешь, почем сегодня собачий корм «Чаппи»?

– Завтра узнаю. А что? – Братец зевнул.

– Да решила тут завести себе шотландского сеттера. Зовут Андреем. Сомневаюсь, смогу ли его прокормить в нынешних условиях кризиса.

– Предки! Проснитесь! – завопил истошно братец. – Проснитесь же! Не поверите, но эта шизанутая и всем нам надоевшая старая дева наконец-то выходит замуж! Лариска, я перетаскиваю свое шмотье в твою комнату, лады?

Во всех романах должен быть эпилог. И я тоже решила быть как все, хотя бы на этот раз. Обычно начинают так: прошло несколько лет. Или так: спустя десятилетие, или даже: двадцать лет спустя (впрочем, это уже будет не эпилог, а продолжение). Итак, прошло несколько лет. Нет, не лет, пусть будет месяцев.

ПРОШЛО НЕСКОЛЬКО МЕСЯЦЕВ.

Офис: переехал на Волоколамку. Состав не изменился. Все как обычно, кто-то работает, кто-то халтурит, кто-то читает любовные романы.

Митрич: получил повышение и нарастил волосы на лысине.

Ленка: купила норковый полушубок и теперь копит деньги на машину.

Наташи: ходят на аэробику, чтобы похудеть, и в театр, чтобы пополнить культурный багаж.

Анечка: увлеклась чтением детективов и поэтому забросила бухгалтерию.

Юленька: собирается в Штаты учиться. Фирма обещала оплатить обучение.

Светлана Денисовна: вставила в огромную грудь силиконовые мешки, что сделало ее грудь колоссальной.

Серега: продал «жигуль» и купил у Гарика красный БМВ.

Серафима: села на диету, сбросила пятнадцать кг, чем привлекла шофера Федю.

Шофер Федя: женится на Серафиме через две недели.

Тетя Тамара: проводила младшего сына в армию, женила среднего сына и развела двух дочерей-близнецов.

Ольга Шпитко: собирается стать мамой в третий раз. По этому поводу очень нервничает и лепит ошибки в таможенные декларации.

Мама и папа: уехали в Испанию смотреть на мельницы. Приезжают завтра.

Бабуля: все еще использует классификацию «окрок – вьюнош – лыцарь» и испытывает серьезные проблемы с кишечником.

Бабушка Андрея: читает наизусть Ахматову и пытается устроить личную жизнь Анжелики.

Анжелика: втайне от Андрея встречается с шейхом. Учит арабский.

Братец: переживает трагедию очередной первой любви. По сему поводу тянет с меня деньги в невообразимых объемах. Думаю, что его пассия – как минимум наследница испанского престола.

Женюлик: с трепетом вынашивает первенца от Аллочки.

Вован: издал сборник стихов. Пишет роман про российские спецслужбы. Придумал название – «Униженные и оскорбленные».

Макфеллоу: оставил скандинавскую мифологию в покое. Занялся экстремальным спортом. Раз в неделю звонит, зовет меня прыгать с парашютом. Что-то не хочется.

Джозеф Лангстом: зарегистрировался в службе знакомств. Ищет невесту из России.

Моя подруга Инка: вчера звонила из Йоханнесбурга. Как зовут ее нового мужа, мне все равно.

Андрей: сидит в машине внизу и ждет меня как миленький.

Я: нехорошими словами ругаюсь на толстую тетку, которая думает, что она литературный критик.

Мой роман – наконец-то опубликован.

«Новый гооод настаееет, он у самогооо порооога…» Это в телевизоре интересничает Гурченко Людмила Марковна добрежневской эпохи. Сколько ей лет тогда было? Двадцать? Молодая. Красивая. Похожая на туго перетянутый кулёк с зефиром – приторный, праздничный, шуршащий. Ни разу не видела «Карнавальную ночь» от начала и до конца. Может, сегодня? Одним глазом я кошусь в ящик, другим пытаюсь не спать. Заказчик – гад. Сроки утвердил: одиннадцатого января чтобы сайт был готов, чтобы тексты выверены, фотки вылизаны и чтобы всё работало. Как часы. «Часы двенадцать бьют…»

Хозяйские настенные часы – производство СССР, знак качества на циферблате, часы уродливые, как моя жизнь, и точно, как моя жизнь, бесполезные (стрелок-то нет), отбивают боммм-боммм. Как кувалдой по ороговевшим мозгам. Спасибо. Я и без вас в курсе, что уже два ночи. А в ящике счастливые люди производства СССР обматывают друг друга серпантином. Пойду обмотаю голову холодным полотенцем, вдруг поможет.

Заказчик всегда прав. Ему плевать, что завтра Новый год, веселый праздник, и что у фрилансера тоже могут быть планы. Заказчику плевать – он деньги платит. Потом. Когда получит готовый, работающий, как часы, сайт. А мне деньги нужны сейчас, потому что завтра в полдень припрется хозяйка и станет требовать положенную арендную мзду. Которую я, между прочим, и так на две недели задержала, отвираясь страшной и заразной инфекцией. «В щелочку конвертик просунешь, если доживешь, жертва пандемии ты наша», – съязвила хозяйка и положила трубку, когда я в очередной раз попыталась отговориться хворобой, старательно кашляя и демонстрируя состояние, близкое к летальному исходу.

Конвертик у меня есть. Денег нет только. Двести тридцать два рубля – поскребла сегодня по сусекам – не спасут ни отца русской демократии, ни саму демократию. Судя по всему, завтра, когда новый год окажется «у самого порога», у того же порога, а точнее, за ним окажусь и я. Но из последних сил верю в гуманизм и справедливость квартирной хозяйки. Верю, что эта добрая женщина не вышвырнет меня за дверь тридцать первого декабря. Верю, что проникнется, прочувствует, исполнится милосердия… Естественно, сперва поорёт, но потом исполнится. Верю. Ну не то чтобы стопроцентно верю… Но больше ничего не остается. В противном случае придётся топать на вокзал, брать билет на первую электричку и на перекладных – домой. Как раз числу к пятому доберусь. То-то мама обрадуется. То-то будет ей повод для ликования и любимого «а я же говорила!.. я предупреждала!». Ну говорила. Ну предупреждала. А говорила мне мама классическое: «Катя, куда ты едешь? Что ты забыла в этой нерезиновой. Сиди-ка лучше дома. Ходи на работу, как все. Может, еще повезет, встретишь хорошего человека. Выйдешь замуж. Детишек родишь». А я хмыкнула, за полчаса рюкзак собрала и турум-тум-тум в дальние дали за золотым руном. Авантюристка.